Критик Македонский был ошарашен сценой ареста двух карманников, которая разыгралась у него на глазах. Больше всего Александра Ипполитовича поразило, что воришки нагло орудовали на фестивальной вечеринке, где было полно телохранителей звезд и обычной охраны. Еще больше он изумился, когда узнал в карманниках русских «гастролеров». Тех самых! Он встретил их утром в кафе, куда зашел пропустить стаканчик и позвонить в Москву. «И что я там забыл? Ну точно черти занесли! — подумал Македонский с неожиданной злостью на самого себя. — Богемной жизни возжаждал, Хэмингуэй хренов!», — продолжил он самобичевание. Македонский вспомнил, что один из этих карманников (вот скотина!) насмехался над ним и даже обозвал «облезлым».
«Теперь посмотрим, кто из нас облезлый!» — мстительно подумал Македонский.
— Месье, — неожиданно обратился к Македонскому скромно одетый француз, — просим вас проехать с нами. Тут недалеко, к тому же мы вас надолго не задержим.
— Куда? Зачем? — опешил критик.
— В полицию, как свидетеля ограбления, — сообщил незнакомец. — По нашим сведениям, вы заметили противоправные действия русских гангстеров и можете подтвердить их преступные намерения. Мне только что звонили из участка. Эти уроды утверждают, будто случайно перепутали сумку и рюкзак, куда залезли их шаловливые ручки, со своей ручной кладью. Надо поставить воришек на место.
Македонский по выправке, строгому взгляду и отрывистой речи угадал в собеседнике полицейского в штатском.
— Вот тебе, блин, и фестивальное кино, — устало подумал критик, — даже толком выпить не успел…
Бандиты, видимо, смирились с временной неудачей, освоились в маленькой комнатушке и теперь держались там довольно развязно.
— Слышь, Колян, тут Европа, права человека и все такое… Пускай они, блин, комфорт обеспечивают иностранцам.
— Господин полицейский, мы хотим пить, — сказал тот, который владел французским. Он объявил это не просительным, а весьма уверенным тоном, немало удивив подельника.
— Вот что значит — Европа! У нас за такие заявы могут и по роже! — восторженно прошептал тот.
Полицейский что-то злобное буркнул себе под нос, однако достал из ящика на подоконнике две бутылки воды, два одноразовых стаканчика и подал арестантам.
— Мы ничего не скажем без русского адвоката. — разошелся Колян. — По закону вы обязаны объяснить, за что мы арестованы.
— Немного терпения, месье, — проворчал полицейский, — будут вам и адвокаты, и официанты, и девочки по вызову.
На этих словах в комнатушку вошел в сопровождении человека в штатском утренний знакомец бандитов.
— О, Облезлого тоже арестовали! — обрадовался Колян. — Видать, как и мы, щипачом на фесте заделался. Привет, соотечественник!
— Так вы знакомы? — удивился полицейский.
— Уи, месье, — продолжал Колян на школьном французском. — Только утром виделись.
— Наглая ложь! — возмутился Македонский, тоже по-французски. — Я не имею с этими месье ничего общего.
— А кто с нами в кабаке чалился и виски квасил! — парировал Колян. — Там наверняка видеокамеры стоят, затребуйте с них записи. Это же Облезлый! Наш корешок из Москвы.
— Что ж, это меняет дело, — сказал полицейский. — из свидетеля вы, месье Облезлый, становитесь соучастником преступления.
Критик попытался вспомнить, как будет по-французски «беспредел», но так и не смог, однако потребовал пригласить начальника участка.
— Будут тебе и начальник, и красная дорожка, и «Пальмовая ветвь», — проворчал полицейский, гордясь своим остроумием. — А пока тебе придется чалиться в камере с этими месье.
Провести сутки в камере с «этими месье», то бишь, с русскими бандитами, совершенно не улыбалось Македонскому, но никто его мнения спрашивать не собирался.
«Ладно, переживу. В конце концов, в компании сильно пьющих продюсеров и режиссеров, как правило, обсирающих чужой успех, тоже бывает не слишком уютно», — подумал критик.
— Слышь, Облезлый, если покатишь на нас бочку, то скоро рыб в Средиземном море будешь кормить, — предупредил второй бандюган по кличке Михась. — Запомни, ты ничего не видел и ничего не знаешь.
Тут дверь отворилась, и всех троих вывели на очную ставку. Посреди комнаты лежала большая спортивная сумка. Полицейский открыл молнию, и перед взором изумленного Македонского предстали внушительные стволы.
— Мы нашли это квартире, которую вы, месье арестанты, снимали. Чье это оружие? — спросил полицейский.
— Вот его! — сказал Колян, не моргнув глазом и ткнул в критика длинным корявым пальцем.
— Это правда, месье Облезлый? — спросил полицейский.
Македонский охнул и стал медленно сползать на пол.