Капитан Пищик заметно нервничал. Никогда еще ему не приходилось допрашивать священника. Вот теперь сиди и думай, как обращаться к этому солидному мужчине: то ли отец Фотий, то ли батюшка, то ли вообще, как на гражданке — гражданин Иванов или просто — Иван Моисеевич?
Алексей искоса поглядывал на необычного свидетеля и не знал, с чего начать допрос. Отец Фотий, напротив, взирал на полицейского доброжелательно, ибо его сан велел окормлять всех, в том числе и полицейских, среди которых, как было известно отцу Фотию из исповедей прихожан, грешников ничуть не меньше, а то и больше, чем среди обычных людей. Леху смущало, что священник без церковного облачения выглядел как солидный менеджер среднего звена возрастом за полтинник: аккуратно подстриженные бородка и усы, черные брюки модного покроя, отглаженная рубашка и светлая курточка. Однако проницательный, не лишенный любопытства взгляд выдавал мудреца, знающего о человеческой натуре намного больше, чем любой, даже самый продвинутый менеджер.
Наконец капитан взял себя в руки и, солидно откашлявшись, сказал:
— Гражданин Иванов, нам стало известно, что вы можете оказать существенную помощь следствию, так как узнали голос одного из сотрудников больницы. Этот человек подозревается нами в совершении ряда тяжких преступлений. Вы могли бы в общих чертах повторить слова, которые слышали, проходя медицинское обследование в «Марфино»?
Отец Фотий поколебался, но потом кивнул и сказал:
— Помогу всем, чем смогу, — и затем кратко, под запись, пересказал то, что Пищику успела сообщила Рита.
— Сейчас я вызову подозреваемого в комнату для допросов. Он вас не будет видеть, зато вы сможете наблюдать за ним и слышать его голос, — предупредил капитан.
Священник снова молча кивнул. Все происходившее было для него в новинку, а отец Фотий всегда отличался любознательностью.
В помещении, куда привели свидетеля, двое полицейских резались на компьютере в какую-то увлекательную игру и не сразу оторвались от экрана. Наконец, заметив незнакомца и сопровождавшего его сотрудника, игроки встрепенулись, выключили монитор и придали лицам суровое выражение. Затем они перезагрузили программу и включили на мониторе изображения с видеокамер. Священник с волнением увидел, как в хорошо освещенную комнату вошел капитан Пищик. а затем конвоир ввел санитара из «Марфино». Вид у того после схватки с капитаном был неважный. Ссадины на руках еще не зажили, а под глазом красовался огромный синяк.
— Итак, гражданин Окорочков, вы утверждаете, что похищение гражданки Карпенко — ваше единственное преступление? — спросил Пищик.
Санитар кивнул.
— И с кем же вы его провернули?
— Чо, групповуху шьешь, начальник? Не выгорит! Я действовал в одиночку, — пробормотал подследственный.
— Я вам не верю! — сообщил Пищик. Он вспомнил, что за ними наблюдает священник, и «включил интеллигента»: — Так когда-то говорил Станиславский. Слышал о таком?
Окорочков пробормотал что-то невнятное, и капитан продолжал:
— Вы, подследственный, пытаетесь играть роль разбойника-одиночки, но получается это у вас из рук вон плохо. Я надеюсь, что в ближайшее время вы поделитесь с нами подробностями похищения Анжелы Карпенко и сообщите о ваших подельниках, но пока я хочу спросить о другом. — В голосе капитана прибавилось металла, и он продолжал: — Нам стало известно, что пациент Калюжный, доктор Крымова и заведующая отделением «Марфино» Войцеховская ушли из жизни при вашем содействии.
— Это беспредел, гражданин начальник! — завопил санитар визгливым тенорком. — Я протестую! Вы хотите повесить на меня всю мокруху Москвы и Московской области! Никогда не признаюсь в том, чего не совершал!
— Протестовать будешь на зоне, — жестко сказал Пищик, переходя на «ты», — а пока сиди и слушай. — Наши криминалисты нашли в крови Калюжного сильнейший яд, который вызывает сердечный приступ со смертельным исходом. Есть серьезные основания предполагать, что его убил ты при помощи одного из врачей, работавшего в Красной зоне. Сейчас я расскажу тебе, что было дальше. Надежда Петровна Крымова, вероятно, заподозрила кого-то из медперсонала в том, что они помогли ее пациенту покинуть этот мир. На свою беду она поделилась с кем-то из коллег своими догадками. Это стало ее роковой ошибкой. Нам удалось найти кое-какие вещи из ее кабинета, которые не успели утилизировать. На них обнаружены следы того самого яда. Однако преступники, убив ее, на этом не остановились. Ирина Борисовна Войцеховская, разумеется, была в курсе всего, что происходило в ее отделении. Смерть Калюжного, который к тому времени стал выздоравливать, показалась ей подозрительной, как и скоропостижная кончина от сердечного приступа доктора Крымовой. Думаю, Войцеховская сказал кому-то из больничного персонала, что собирается обратиться в полицию. Видимо, это её и погубило. Мне важно узнать, с кем могли поделиться своими подозрениями Крымова и Войцеховская. Что скажешь?
— Я вообще не в курсах, начальник, — пробормотал Окорочков. — По беспределу дело шьешь.
Леха не на шутку разозлился и стукнул кулаком по столу:
— Советую, Окорочков, немедленно во всем сознаться. Тебе по-любому терять нечего. И так, и этак светит пожизненное. Если дашь признательные показание, это поможет облегчить твою участь. По крайней мере, до суда будешь жить в нормальны условиях.
— Надо обмозговать, — сказал подозреваемый. — Сейчас я не готов. Ну, типа языком проложить себе дорожку на тот свет.
— Подумай, Окорочков, — сказал капитан, — хорошо подумай. Мои бока еще помнят каталку, которую ты спустил на нас в подземке, а в стенах того перехода остались следы от пуль, выпушенных тобой из пневматики. Также у нас есть главный вещдок с отпечатками твоих пальцев — нож, которым ты размахивал перед моим носом, и показания свидетеля. В общем, советую обмозговывать недолго, а то никаких смягчающих обстоятельств не будет.
Когда Окорочкова увели, капитан поднялся в комнату, где отец Фотий с интересом наблюдал за «реалити-шоу».
— Ну что? — спросил Пищик священника.
— Это он! Да, точно он! Такой специфический, надтреснутый тенорок ни с чем не спутаешь, — сказал отец Фотий и тихо добавил: — буду молиться спасении души этого грешника.
— О душе убийцы? — не удержавшись, ехидно спросил Алексей.
— Господь милостив, — сказал священник, — Он прощает всех раскаявшихся.
Полицейские, еще недавно игравшие в «стрелялку», с любопытством и недоумением взглянули на необычного свидетеля.
— Спасибо за помощь, отец Фотий, — искренне поблагодарил Алексей.
Отец Фотий перекрестил бравого капитана Пищика, затем его грешных коллег-игроманов, внезапно попросивших у батюшки благословения, и уверенной походкой покинул здание на Петровке