Потом, когда, умывшись, я сел за стол, Эолли спросила:
— А правда, что путь к сердцу мужчины лежит через вкусную еду?
— Так говорят, — кивнул я. — Но это устарелое мнение… А ты почему не ешь?
— Не хочется. Только пить тянет.
Эолли пила воду небольшими глотками и смотрела, как я ем.
— Очень вкусные оладьи, — похвалил я. — И яичница — в самый раз!
— Спасибо!
— Где ты научилась готовить?
— У мамы.
Спину Эолли держала прямо, как и вчера. Но в облике ее содержалось нечто новое — взамен статичности появилась мягкость. Движения ее были живые.
— Мне снился сон, — сказала Эолли.
— Да?.. Какой?
— Море. Большое синее море.
— Гм… Это хорошо. Моя мама сказала, что если человек во сне летает или ему снится море, значит, он растет.
— Мы с тобой сидели на камнях и смотрели на волны.
— А чайки были?
— Чайки… Белые птицы?
— Да. Они кричат громко, а еще падают с высоты в море, чтобы схватить рыбу.
— А зачем им рыба?
— Это их пища.
— А кофе они пьют?
— Нет, круглый год они едят только одну рыбу и ничего больше. А кофе только человек пьет.
— Мы скоро туда поедем…
— Куда, на море? Гм… Вот лето настанет, и поедем.
— А рыбе больно?
— Рыбе?.. Когда ее хватает чайка?.. Наверное, да. Так устроен мир. Все живые существа пожирают друг друга, чтобы выжить.
— Человек тоже?
— О, да! Человек самое ненасытное животное на земле! Он уничтожает все что движется, ползает и летает.
— Тебя тоже могут убить?
— Конечно. Из пистолета или еще чем-нибудь. Кроме этого кирпич на голову может упасть или машина сбить… У человека много врагов.
— А тот мужчина, что звонил вчера — враг?
— Какой?.. А, Бык… Не знаю пока. Но то, что не друг — сто процентов.
— А зачем он звонил? Что ему надо?
— Предлагает какое-то дело.
— Ты дал согласие?
— Пока нет. Но, наверное, дам.
— Почему? Ты говорил, он не друг.
— Ну, не всегда мы работаем с теми, кто нам нравится.
— Тебе надо быть осторожным?
— Да, осторожность мне не помешает.
Прежде, чем выйти из дома, я наказал Эолли не подходить к телефону, если он будет звонить, и не открывать чужому дверь.
— Хорошо, — сказала она. — Я буду сидеть у окна, где много солнца и читать книгу. Мне нравится солнце.
Все верно, для подзарядки батарей, ей необходимо было солнце, Эолли сама ощущала в этом потребность. Но батареи в ее голове очень чутко реагировали на свет и подзаряжались даже тогда, когда солнце скрывалось за тучами.
Я убрал все, что могло попасть на глаза, могущее выдать весь секрет появления на свет Эолли. Стер в компьютере всю программу, которую создавал я за эти полтора года. Интуиция подсказывала мне, что Эолли может набрать нужный код. И выбросил я в мусорный бак толстую папку с рисунками и чертежами. Но аппаратуру, занимавшую полстены, оставил, поскольку особого подозрения у Эолли она вызвать не могла.
Из своей "Тойоты" я позвонил по сотовому телефону Тане, сказал ей, что еду в Малаховку за ее мамой.
— Ладно, — сказала девушка. — Тогда я пойду в институт и отсижу пару лекций.
Екатерина Васильевна выглядела бодрой. Глаза ее блестели здоровым жизнерадостным блеском.
— Я впервые за долгие годы хорошо поспала, — поделилась она со мной в машине. И попросила по дороге завернуть в церковь, где она хотела бы поставить свечку за благополучие докторши Ене Черсуевны.
После церкви я отвез женщину домой. Потом поехал в универмаг, чтобы купить Эолли все необходимое. Размер я знал — сорок четвертый — какой носила Таня. А обувь — тридцать шесть. Загвоздкой было нижнее бельё. Я никогда не покупал женское бельё. Сподручней было бы сделать это Тане, но как бы я ей объяснил, для кого все предназначено. Поэтому, я сделал, как говорится, морду лопатой, и прямиком направился в соответствующий отдел, и девице-продавщице бросил следующее: