— Точно, — согласился я. — Вся палитра художника!
— Ты, наверное, сейчас в поиске своего цвета. Но со временем у тебя появится предпочтение, и ты определишься. А вот в Японии, — я читала в журнале, — очень своеобразная символика цвета. Там многое зависит от формы тонового изображения. Как тебе такое толкование одежды девушки с синим зонтиком в руке: "Хотела бы познакомиться с иностранным моряком и немного развлечься." Правда, интересно?
— Ага.
— Ну, я пойду, повешу в шкаф свои наряды.
Эолли ушла к себе.
А я отправился в ванную, ополоснул лицо холодной водой. Затем на кухне поставил кипятить чайник. Итак, что я должен был думать обо всем том, что поведала мне Эолли? Как мне следовало относиться к происходящему?
У Эолли был свой мир, неведомый и таинственный.
Интересно, что за мужчина сопровождал ее в поезде? И с кем она проводила ночи в гостинице Иркутска?
Я, похоже, ревновал Эолли к тому незнакомцу. Ну и дела!
Из головы моей не выходил ее дедушка — Павел Дмитриевич.
Я даже чуть было не поднял трубку, чтобы позвонить в Малаховку Ене Черсуевне и спросить ее: не учился ли с нею в той школе медицинской, в Америке, человек по имени Павел Левин? И не был ли он в составе той группы, прибывшей через Европу в Москву?
"Спокойно, — сказал я себе, — не суетись".
Я заварил кофе, налил Эолли и себе. Сделал сэндвичи, тоже на двоих — вдруг у девушки проснется аппетит? Налил еще для нее и полную кружку воды. После чего позвал Эолли к столу.
Она смотрела, как я уплетаю пищу, и некоторое время молчала, как если бы прислушивалась к себе, к тем невидимым импульсам, идущим из глубины сознания. Затем взяла в руки свою долю сэндвича, оглядела его со всех сторон и откусила кусочек. Пожевала медленно и проглотила. Сделала глоток кофе. И так продолжала, пока совсем не уничтожила солидный сэндвич.
— Вкусная штука, — сказала Эолли.
— Значит, понравилось?
— Понравилось. Это ужин?
— Нет. Поздний обед. На ужин я тебе приготовлю что-нибудь существенное.
— Нет, я приготовлю. Ты купил мясо?
— Да, оно в холодильнике.
— Что тебе сварить?
— Все равно, что. Я не привередлив к еде.
— Ладно. А когда ты поведешь меня гулять?
— Гулять?..
— Я так долго не выходила на улицу.
— Гм… В любое время. Хоть сейчас. Хочешь?
— Хочу.
— Что ж… Тогда будем собираться?
— Будем собираться. А куда пойдем?
— Покатаемся по городу.
— На твоей машине?..
— Если тебе не понравится, мы можем просто пройтись.
— До сих пор перед моими глазами та жуткая авария, когда родители…
— Решено — мы гуляем в парке.
— Нет. Поедем. Я должна преодолеть страх.
Эолли надела спортивные шаровары, зеленый свитер, шапочку и куртку, на ноги натянула теплые сапожки. Я же не стал переодеваться, только поверх пуловера надел свою серую повседневную куртку.
Перед тем, как выйти, я снова придирчиво оглядел девушку. Эолли мне подмигнула.
— Не бойся, — сказала она. — Все будет в порядке!
Я не знал, как Эолли встретит улицу, не станет ли ей плохо, когда она увидит большое скопление людей и автомобили на дорогах? Ведь по большому счету, девушка впервые ступала в мир людей. Но мои опасения оказались напрасными. Эолли не была напугана или встревожена увиденным, она молча сидела рядом со мной в машине и с любопытством выглядывала наружу.
Я повез ее через центр по Тверской, мимо памятника Пушкину, выехал на Охотный ряд, поехал мимо Манежа, Кремля… Мы колесили по всему городу. Сделали остановку на Воробьевых горах, погуляли по парку.
Когда мы возвращались домой, уже стемнело. На улице Свободы нас остановила дорожно-патрульная служба. Я вышел из автомобиля. Краснолицый сержант, с автоматом на плече, проверил мое водительское удостоверение, затем попросил показать документы и Эолли.
— Это моя жена, — сказал я. — Ее паспорт мы оставили дома.
— Дома у меня двое детей и тесть с тещей! — съязвил сержант. — Нас это не волнует! Нет документов — извольте в участок!
— Послушайте, — я еле сдерживал себя. — Закон я знаю не хуже вас. Ваше дело — пресекать нарушение дорожного движения и выявлять угонщиков. Проверять документы граждан вы не имеете права.
— А вот мы щас поглядим, какие у нас права! — гаркнул сержант. — Ну-ка, гражданка, пересядьте в патрульную машину! — Он с силой открыл дверцу моей "Тойоты".
— Что он хочет, Андрей? — спросила Эолли, выходя наружу.
— Он хочет неприятностей, — сказал я.
Напарник сержанта, лет сорока, усатый, стоявший у своей машины говорил с кем-то по рации, закончив, он подошел к нам.
— Что тут происходит? — спросил строго.