— Может, оно и правильно. Надо жить реальностью…
А в небе все сильней сгущались тучи, пахло снегом.
— А у тебя трава на лужайке вокруг дома особого сорта? — спросил я.
— Особого, — подтвердил Марк, глядя на огонь. — Из Швейцарии. — И рассмеялся громко. — Искусственная она! Мой компаньон производит. Весной газон убирается в сарай и на его месте растет уже натуральная трава. Этот мой приятель, что газон делает — шутник большой, принес однажды грушу, она так пахла вкусно и ароматно, а оказалась искусственная. Я об нее чуть зуб не сломал.
Марк довез меня до Крещатика, где мы расстались. Он молча подал мне руку, я пожал ее.
Разыскав отель "Океан", я поднялся к себе в номер. Скинул обувь, лег на кровать. Малое пространство комнаты давило на меня. Я подошел к окну, раздвинул шире занавеску. Снаружи виднелись крыши домов, разномастные крыши уступами сбегали далеко вперед. Я обулся, накинул пальто и вышел на улицу. С серого неба лениво падали редкие снежинки. Я шел по улице, разглядывая магазины, прохожих. Дошел до перекрестка, перешел улицу, завернул вправо. Подул ветерок, стало зябко. Я вышел на площадь и увидел несколько желтых палаток, разбитых прямо на асфальте. Возле них толпились люди, держали в руках транспаранты. Их было немного, человек двадцать. Когда я поравнялся с манифестантами, какая-то девица у палатки, укутанная множеством одежек и платков, оттого выглядевшая толстушкой, окликнула меня:
— Эй, хлопец, поди сюды, а то бачу — замирз! — И подала мне чай в бумажном стаканчике, налитый из большого термоса.
— Спасибо! — поблагодарил я, принимая стакан. Чай был в самый раз, душистый, горячий, и, на глазах остывал от холодного воздуха, снежинки залетали в стакан и таяли.
— А ты чи с Харькивчины, чи Запирижья? — задала вопрос девушка.
— Из Москвы я.
— Ого! Откуда тебя принесло! — заметила она, переходя на русский. — А мы, видишь, бастуем. Давай, присоединяйся, выручай братьев-славян.
— А что требуете? — спросил я.
— Доступности медицины, образования, рабочих мест. Улучшения жизни одиноким людям.
— А к какой партии вы относитесь?
— Мы не левые и не правые. Мы — посередине. Наша партия — партия свободных людей! Разве у вас, в России, лучше обстоит дело с образованием, медициной, занятостью населения, проблемами одиноких людей?
— Да, — согласился я, — везде одинаково. И что, кто-нибудь из городского начальства вышел к вам поговорить?
— Как же, дождешься от них! — бросила сердито девица. — Они там, в тепле, у камина французское вино пьют и баб голых тискают!
— А что тогда зря мерзнуть?
— Не зря! Нас вначале пять человек было, а сейчас двадцать пять! Если молчать, они не зашевелятся!
Допив остывший уже чай, я смял стакан, кинул в урну и зашагал дальше. Но вскоре услышал за спиной догоняющие шаги и звонкий окрик:
— Постой, москвич!
Я обернулся. Давешняя девица, запыхавшись от быстрой ходьбы, сунула мне в руку брошюру.
— Держи!
— Что это? — спросил я.
— Тут двадцать советов одиноким людям, как стать счастливым.
— В самом деле?
— Читай, следуй советам и будешь весел.
— Спасибо!
— А то вижу — физиономия твоя кислая. Словно застрелиться хочешь.
— Гм…
— И куда ты держишь путь?
— Не знаю…
— Как — не знаешь?
— Я в гостинице остановился. Вышел прогуляться.
— В Киеве первый раз, что ли?
— Первый раз.
— По делам тут?
— Да нет.
— Не нравишься ты мне, — заключила собеседница. — Тонуса в тебе никакого. А мы должны помогать таким людям. Слушай, я за тебя возьмусь. Ты в какой гостинице живешь?
— В "Океане", — сказал я.
— Знаю. Там наши друзья из регионов останавливались. На втором этаже есть хорошее кафе. Я через два часа освобожусь и приду. Сейчас три, встретимся в пять. В кафе. Идет?
— Давай.
— Чаем угостишь?
— Конечно. Ты же меня угостила.
— Ладно. Как звать-то?
— Андрей.
— А меня — Катя. Ну, до встречи!
Я продрог основательно. В номере я долго стоял под горячим душем, согревался, затем посушил волосы феном и залез под одеяло. И тотчас уснул.
Они стояли рядом, Эолли и Элеонора, одинакового роста, с одинаковыми прическами и в одинаковых сиреневых платьях. Похожи друг на дружку как две капли воды.