Вернулся к пульту, снова обследовал стопы. Все кости на них сидели на своих местах. Ну и ну! Николай заставил меня порядком поволноваться. Хорошо, что так все обернулось. Было бы гораздо хуже, если бы на стопе скелета, действительно, отсутствовала ладьевидная кость. Поставить ее на место, когда вся система запущена, было бы крайне сложно.
Скелет напоминал остов строящегося корабля, — строители поставили на песке каркас, и ушли на перекур. Они вскоре появились и продолжили работу. И вот, постепенно, мы видим уже некоторые очертания судна, корму, нос, мачту… Мышечная масса сантиметр за сантиметром покрывала блестящие кости скелета… сухожилия обволакивали позвонки и соединения крупных костей…
Утром я заварил кофе и съел бутерброд с сыром. Мне было не привыкать к такому режиму, когда ночь проводил без сна, раньше приходилось и по двое суток не спать. Я взял книгу и стал читать. Старый потрепанный роман, с пожелтевшими страницами "Спартак" Джованьоли 1942 года издания. Я его часто перечитывал. В книжном шкафу стоял и другой "Спартак", нового выпуска в красивом переплете. Но мне нравился этот, с его пожелтевших страниц веяло духом времени. Когда его печатали, шла вторая мировая война. Эта книга была старше моего отца на восемь лет. Я вчитывался в строки, в пальцах моих, перелистывающих страницы, застревала история, — история наборщиц типографии: вот они возвращаются домой со смены поздно вечером, готовят нехитрую еду на керосинке, штопают обноски детям и укладывают их спать, чтобы наутро вновь спешить на работу… И история рабов-гладиаторов, отстаивающих свою свободу, бросившим вызов римским легионам.
Я видел старый американский фильм о Спартаке, где главного героя играл Кёрк Дуглас. Единственный фильм с его участием, нигде больше я этого актера не встречал. Зато я просмотрел кучу фильмов с участием сына Кёрка Дугласа — Майкла. А еще мне нравился старый фильм "Человек — амфибия", снятый еще в советские времена. Там присутствовал дух романтики.
Прочитав страниц сорок, я вернулся в комнату и проверил работу аппаратуры, компьютера, систему биологического блока, температуру химического раствора в муфельной печи.
Потом я прилег на диван. И тотчас уснул.
Прошло пять дней.
За это время мне никто больше не звонил. Телефон молчал на столе кухни как рыба. Только по мобильному раз звонила мать, беспокоилась, не голодаю ли я в своей командировке? Я ответил, что все нормально, ем три раза в день, живу на Невском проспекте в уютном номере гостиницы. Наврал, и глазом не моргнул. Зачем человек обманывает, спрашивал я себя. Может быть, для того, чтобы не создавать лишних проблем. Это понятно. Но все-таки зачем? Наверное, каждый человек в душе презирает вранье, а все равно прибегает к его помощи. Но от этого земля не перестает вращаться. Просто многие привыкают к вранью, потому что оно не имеет ни запаха, ни цвета. Хотя, крупное вранье, от которого страдают люди, имеет черный цвет. Но это — ложь.
Маэстро Пеле подмигнул мне с этикетки, — мол, все будет о`кей.
Я пил кофе и размышлял о бразильском футболе. Думал, например, о том, в чем заключался феномен, что в этой стране из года в год появлялись очень талантливые игроки? Воздух ли там другой, особенный?
Я взял "Спартака" и открыл книгу на заложенной странице.
Часа через два я поднял голову, прислушался. Тихий размеренный гул за кухонной дверью вдруг неожиданно сменился на воробьиный щебет. Я поспешил в комнату. На экране видеомонитора лежала готовая кукла молодой женщины. Звук, похожий на птичий щебет, прекратился. И, словно далеким звонким колоколом, пробило трижды. На экране компьютера появилась надпись:
ОПЕРАЦИЯ ЗАВЕРШЕНА!
И только тут я почувствовал волнение. Легкий озноб пробежал по всему телу. Я достал из холодильника початую бутылку коньяка, налил полрюмки и выпил.
На мониторе появились следующие слова:
ТЕПЕРЬ МОЖНО УДАЛИТЬ ТРУБКУ БИОЛОГИЧЕСКОГО БЛОКА,
ПОСЛЕ ЧЕГО ОБЪЕКТУ НЕОБХОДИМА АДАПТАЦИЯ 12 ЧАСОВ.
Я надел на лицо марлевую повязку и тихонько вошел в соседнюю комнату.
Я приблизился к кукле и стал внимательно ее разглядывать. Кожный покров был везде ровный, белый, как гипс, с слегка розоватым оттенком. Волосы блестящие, темно-каштановые, не длинные, немного вьющиеся. Такие же волосы, только потоньше и нежней, маленьким островком покрывали лобок. Лицо гладкое, тонкий нос, небольшие уши, рот нормальный, губы пухлые. Большие глаза закрыты наполовину, приспущенные ресницы застыли без движения. Длинная шея, тонкие ключицы, два холмика грудей, ровный живот. От середины живота к трубке биологического блока тянулся кишкообразная пуповина. Я взял ножницы, протер их ваткой, смоченной спиртом, и отрезал пуповину. Потом вновь осмотрел куклу. И вышел из помещения, плотно закрыв дверь.
Я выключил всю систему, аппаратуру, компьютер. Оставил работающим только видеомонитор.
Теперь можно было поспать немного. И в это время на кухне зазвонил телефон. Я машинально взглянул на часы — 14:00. Определитель высветил номер Гриши Сомова. Я поднял трубку.
— Привет, старина! — пробасил мой друг. — Прикатывай! Привез я таблетки для твоей знакомой. Но я что подумал. Тут брат моей жены, Денис, знает одну старушку-кореянку, которая вылечила его от болей в желудке, он много лет страдал. Денис оставил адрес. Может, ты свою знакомую старушке-докторше покажешь? Таблетки есть таблетки, они только временно помогают. Ну, до встречи!
Я пошел в мастерскую, чтобы узнать, в каком состоянии моя машина. Она была готова, разбитую фару заменили на новую, помятый бампер выправили и покрасили.
Я поехал к Грише.
Друг жил в районе ВДНХ, недалеко от киностудии имени Горького. По дороге я купил в ларьке детский пистолет для его сынишки Вани.
Гриша с меня денег за лекарства не взял. Вместо этого сунул мне листочек с адресом.
— Старушке девяносто лет, — объяснил он. — Но выглядит она на шестьдесят. Я сам ее не видел, так Денис сказал. Врачует она каким-то своим восточным методом. Поезжайте к ней, скажете, что от Дениса, она примет.
На улице из машины я позвонил по мобильнику домой Тане. Она была дома, на занятия в институт не пошла. Я сказал, что через некоторое время, в зависимости от ситуации на дорогах, приеду к ней.
— А ты, что, уже вернулся с командировки? — спросила девушка.
— Ага, — соврал я. — Сегодня в шесть утра, поездом "Красная стрела".
— Буду ждать, — сказала Таня.
Избежать пробок мне не удалось. Я добрался до места через полтора часа.
— Ты голоден? — спросила девушка, как только вошел я к ней домой. Она была в короткой юбке и спортивной майке.
— Нет, — ответил я, хотя не помнил, обедал ли сегодня.
— Пошли, покормлю тебя блинчиками с мясом, — Таня потащила меня на кухню. К нам вошла Танина мама, Екатерина Васильевна, я поздоровался с ней и вручил ей лекарства, сказал, что друг привез из Финляндии, а еще коротко поведал о целительнице.
— Спасибо, миленький! — поблагодарила Екатерина Васильевна. — Я столько лекарств перепробовала… Уже и печень болит, и желудок… А целительница… не знаю, надо ли…
— Конечно, надо! — воскликнула Таня. — Надо верить и надеяться!
— Тогда, прямо сейчас и поедем! — предложил я. — Моя машина внизу во дворе.
— Сначала поешь, — сказала девушка. — А мы, тем временем, соберемся.
Старушка-целительница жила в поселке Малаховка.
На всякий случай, Тане и ее матери я не сказал, что той девяносто лет, еще неизвестно, как они это восприняли бы. Приедем, там видно будет, размышлял я. Таня сидела рядом со мной, а ее мама — на заднем сиденье. Из динамиков лилась музыка Эннио Морриконе. Мы с девушкой беседовали о том, о сем, легко перескакивали с одной темы на другую. Екатерина Васильевна откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза, — боль преследовала ее и тут, не оставляла ни на минуту. Матери, по словам Тани, удавалось за сутки поспать всего два-три часа.
— А ты что делал в своей командировке в Питере? — поинтересовалась Таня.
— У нас там филиал, — сказал я. — Обычная работа. Научные разработки. Изучение пакетов предложений партнеров. Конференции…
Действительно, фирма наша имела в Питере филиал, но я там пока ни разу не был.
— В общем, суета, — продолжал я. — И чтобы украсить рутину, приходится самому что-то придумывать.
— Питер тебе нравится? — спросила Таня.
— Город — да. Но климат — ужасный. У нас, в Москве намного лучше.
— Значит, не нравится? А где тебе по душе?
— В домике на берегу синего моря.