Малинин наливается жаром.
- Несомненные доказательства! Не-сом-ненные! Я, - тычет он в грудь, ручаюсь...
И предупредительно:
- Чтобы вас не утруждать, я написал уже Бовичу - черкните вот здесь от себя...
Полянский чувствует: его провели. Потом дали читать написанный контр-разведчику приказ о немедленном аресте какого-то Архипова. Теперь хотят заставить подписать.
Он пытается сопротивляться. Малинин стоит перед дверью, не пускает, а из дальних комнат доносится увлекательный смех Марии Николаевны.
- А все равно... завтра разберется.
* * *
Неуютным, красноватым шаром повис во мраке скудный свет коптящей лампы. Лавка давно заперта, кругом грязно, холодно, пахнет рогожей, керосином и мылом.
У стола с раскрытыми книгами два человека.
Архипов, нагнувшись, молча дописывает, а Баландин, подойдя к самой лампе, еще раз перечитывает записку Малинина:
"Любезный Николай Васильевич! Вы - наш новый кооперативный деятель... только что узнал о вашем переводе к нам... Я и
жена люди прямые - хотим познакомиться. По русскому обычаю... на чашку чая. Не обидьте отказом.
Городской голова Малинин".
- Не понимаю, - задумчиво удивляется Баландин, - чего ему от меня надо?
Архипов криво улыбается и скрипит пером над конторским журналом. В ворохах бумаги пошуркивают мыши, и кажется Баландину, будто некто незримый волчьими, крадущимися шагами обходит лавку и злобно сторожит...
- Не работник я больше, Николай Васильевич, - вдруг заявляет Архипов. У него сухое, преждевременно постаревшее лицо и негодующие, борющиеся глаза.
Баландин, не удивившись, точно ждал, спросил:
- Что же так?
- Заели... - дрожит у Архипова голос, все лицо собралось в морщину, до шеи добираются...
И, подумав, медленно:
- Боязно мне чевой-то... Я вам говорил про те товары, что Малинин требовал. Сегодня его дружку я все начистоту выложил. Не стерпел. А Малинин этого не забудет...
Вскипел:
- Да дьявола же мне на них, на собак, смотреть? Ведь они меня на горку потащат!
- На какую горку?
- А вы не знаете, как с месяц двенадцать деповских расстреляли? Ну вот, на этой горке. И все по милости Малинина. У-у, пузырь кровяной, отольются тебе когда-нибудь слезы!..
Тишина.
И опять за глухими стенами залег безликий и мстительно ждет...
- Так тебе уходить, парень, надо.
- Куда уйдешь? - вскинулся Архипов. - Я и так собрался к... - хотел сказать "к партизанам", да не выговорилось. Остерегся. - Э! - будь, что будет...
- Кончаем на сегодня, - решил Баландин, - кони ждут и... приятеля твоего посмотрю...
- Посмотрите, посмотрите... Не к добру это он вас вызывает. Не иначе, как по моему делу.
И, засмеявшись, почти злорадно:
- Уж не вместе ли уходить-то придется?
Баландин посмотрел на него добрыми глазами.
- А что? Может быть...
* * *
Удобно в малининской кошеве. Мохнатая медвежья полость.
Уже спал городишко.
Тяжелой, грешной дремой окутались темные, мещанские домики и длинные покосившиеся заборы. И было неспокойное в этом сне, словно каждый домишко давился навалившимся кошмаром. Даже дым из труб выходил, как нечистое дыхание зараженного.
А морозное небо колыхалось неслышным мерцанием бриллиантовых искр, одинаково чудное над взъерошенным ельником сопок и над лентой куда-то ушедшей реки и над спящим поганеньким городишком.
"Неужели Архипова могут убить? - подумал Баландин и уверенно ответил: могут, могут. И меня сейчас".
Даже тронул в кармане револьвер.
- В самую львиную пасть, - усмехнулся, - наверное там и Сергей Павлович. Он еще утром увиделся с Решетиловым, - благо, остановились в одних номерах и уже о многом переговорили.
Не успела встретившая в сенях Баландина горничная юркнуть с докладом, как в прихожей появился сам Иван Николаевич.
Баландин открыл-было рот, чтобы сослаться на записку, но уж Малинин жал ему руку.
- Знаю, знаю, что скажете! Просто, молодой человек: посмотреть вас захотели и познакомиться. Не люблю я этой разъединенности - сидят себе люди по углам и друг друга не знают... Пожалуйте, проходите. По мне каких хочешь взглядов, убеждений будь, а уж компанию держи. Ну, очень рад... очень рад... Господа, наш кооператор! Любите и жалуйте.
Баландин сразу заметил Решетилова, небрежно развалившегося в кресле, взглянувшего с мимолетным любопытством, и черные дуги бровей женского лица, испытующе, даже насмешливо, обратившегося к нему.
Когда Малинин представил его, дама, сощурившись, чуть кивнула прической и отвернулась. Решетилов, конечно, его не узнал, но поздоровался крайне любезно, а начальник гарнизона взглянул как-то сбоку и даже удивленно: не большевик ли уж?