Богдан Толстых был преуспевающим бизнесменом и семьянином. По крайней мере мужчина считал себя именно таковым. Уже более десяти лет он стоит во главе типографии, которую в начале восьмидесятых основал его отец. Дела не всегда шли так хорошо, когда-то у его семьи не было огромного особняка, приличного счета в банке и стабильного дохода от типографии. Богдан помнил времена, когда они жили в маленькой однокомнатной квартирке на окраине города и ели каждый день картошку. Счастливыми были дни, когда с картошкой подавалось мясо или кусок обжаренной колбасы. Они жили бедно — мать днем работала в магазине кассиром, а вечером мыла в том же магазине полы, пока отец отдавал себя творчеству. Мать, наверное, единственная, кто верил в его успех.
Прошло почти сорок лет с того момента, как они переехали в этот дом, тогда Богдану только исполнилось восемнадцать, и он поступил в Московский государственный институт, самое престижное образовательно учреждение в стране. Тогда ему казалось, что их с родителями прекрасная, безбедная и счастливая жизнь только начинается. Богдан оказался прав — карьера отца пошла в гору, мать ушла с унизительной работы и занялась воспитанием Жени, а Богдан посвятил себя науке, тогда он всерьез задумывался о докторской. Но жизнь не всегда складывается так, как нам бы того хотелось…
— Ты слышала, что он сказал? Как он вообще мог обвинить меня в смерти отца! Я…Я всё делал ради благополучия этой семьи, пока он малевал никому ненужные картины! — кричал Богдан, надеясь вызвать хоть толику раскаяния у брата, что находился сейчас с невестой в малой гостиной.
Рядом с ним стояла Лена, пытаясь успокоить его и сгладить конфликт, но мужчина был не в том настроении. Ему надоело вечно защищать младшего брата, кидаясь грудью на амбразуру, лишь бы бедный Женечка наслаждался жизнью, рисовал свои картинки и ни о чем не думал. Именно так, все сорок один год, после рождения брата, он и поступал — жертвовал своими интересами. Сначала не пошел в аспирантуру и начал работать с отцом, пока маленький Женечка ходил в школу и в художественную школу, кто-то ведь должен кормить семью. Потом, когда младшему брату взбрело в голову не поступать после школы в институт, а поехать путешествовать по стране. Родители поддержали Евгения, пока Богдан обязан был жениться, потому что, как сказал его отец «время пришло». Тогда старший Толстых уже встретил Лену, которая работала в бухгалтерии типографии и, решив не затягивать, сделал ей предложении. Конечно, он не любил ее, Богдан даже не уверен, что она хоть немного нравилась ему, просто он знал, что это правильное решение. Так было всю его дальнейшую жизнь, пока он принимал правильные решения в угоду окружающих, Женя жил своей свободной, не обремененной ответственностью и обязательствами жизнью. Но больше он не намерен с этим мириться!
— Ты не имеешь права заявляться спустя годы и предъявлять мне претензии, ясно! Ты ничего, ни-че-го не сделал ради отца, матери или типографии, живя в свое удовольствие! — кричал Богдан, размахивая руками. — Неблагодарный щенок!
— Прости, я совсем забыл, что идеальный сын не терпит, когда ему указывают на его ошибки, — усмехнувшись ответил младший брат, выходя в коридор с высоко поднятой головой. В его зеленых глазах не было ни капли сожаления — лишь злость.
— Богдан, я прошу тебя…,- прошептала Лена, но мужчина отмахнулся от жены и размашистым шагом направился к брату.
— Ошибки? — уточнил Богдан и засмеялся, будто услышал что-то поистине смешное. — Тебе ли, неблагодарный нахлебник, указывать мне на мои ошибки, — выплюнул он со злостью.
— Я не буду опускаться до твоего уровня, переходя на оскорбления, — протянул Евгений, складывая на груди руки. За его спиной, выйдя из комнаты, появилась Софья, что нервным взглядом оглядела всех присутствующих. Ей было некомфортно находиться в этом доме, в этой семье. — Просто предупрежу, что когда огласят завещание — то все, оставленное мне отцом, будет отдано на благотворительность. Включая акции типографии и его романы!
— Ты не посмеешь, — прорычал Богдан, готовый броситься на брата.
— Прошу прощения, что отвлекаю! — воскликнула еще незнакомая ему красивая молодая женщина, втиснувшись между мужчинами. — Богдан Маркович, сожалею, что отвлекаю Вас от разговора с братом, но мне срочно нужно с Вами поговорить, — прошептала она, чтобы слышал лишь он.
— Я…я…
Богдан не сразу смог сообразить, что происходит. В коридоре стало непривычно тихо и все смотрели лишь на них. Светловолосая женщина, взяв его под руку, наклонилась к его уху и прошептала:
— Есть укромное место, где мы можем поговорить? — спросила она, ведя его в противоположную от младшего брата сторону.
— Веранда? — предложил мужчина и, дождавшись кивка, повел женщину через просторную столовую с длинным овальным столом из красного дерева и небольшую кухню, где его мать любила экспериментировать с готовкой национальных блюд разных народов России, когда позволяло здоровье и время, на крытую веранду, оттуда открывался прекрасный вид на задний двор, усыпанный опадающей с деревьев листвой.
На веранде было тепло, пару лет назад Лена лично занялась ремонтом этой части дома и не только застеклила веранду, но и постелила пол с подогревом. Богдан включил фонари, большие плетеные шары, которые висели под потолком и, пройдя вглубь прямоугольной длинной комнаты, сел в мягкое плетеное кресло с подушками. Он не мог наглядеться на незнакомую ему молодую женщину, чей кошачий взгляд, не лишённый интеллекта, завораживал. С мужчиной редко такое бывало, возможно, потому что он редко встречал умных женщин, которые могли стать для него интересным собеседником.
— Я прошу прощения за ту сцену, свидетелем которой Вы стали, — с сожалением произнес он, не отрывая взгляда. Она медленным шагом подошла к стеклянному блоку и, смотря на голубое небо, ответила ему:
— Думаю, извиняться Вам нужно не передо мной, — мерно проговорила она, ее губ коснулась легкая улыбка. — У Вас прекрасный дом, — заметила молодая женщина, повернувшись. — Зимой здесь, наверное, безумно красиво.
— Большую часть времени я живу в Москве, — пожал Богдан плечами, не став заострять внимание на том, что дом пока ему не принадлежит.
— Мне жаль, что Вы поссорились с братом, — вздохнув проговорила темноволосая незнакомка, присаживаясь напротив мужчины в идентичное его кресло.
— Мой брат не умеет быть благодарным, — с сожалением произнес Богдан, пытаясь встретиться с женщиной взглядом, но та, словно нарочно, смотрела куда угодно, только не ему в глаза.
— Это не мое дело, — покачала головой она, лишь на секунду бросив на мужчину любопытный взгляд.
Богдану захотелось поделиться с ней, открыться, рассказать о чувствах, что гложут его уже долгие годы. Еще ни с одной женщиной ему не было так спокойно, даже с той, что, казалось бы, стало его спасением в последний год. Все эти годы мужчина мучил себя, выбирая между чувствами и разумом то, что было лучше для его семьи. Ему казалось, что он несет на своих плечах весь мир, пусть это было и не так. Сейчас, наконец-то поймав взгляд зеленых кошачьих глаз и увидев в них свое отражение…он вспомнил. Мужчина вспомнил вечер, что разделил его жизнь на «до» и «после».
Богдан почти не пил в тот вечер, но все равно все произошедшее помнил смутно.
Вот он говорит тост, поздравляя отца с юбилеем, по левую руку от него стоит Лена и ему просто невыносимо ее присутствие рядом. Снова фрагмент из воспоминаний — мужчина быстро поднимается по лестнице намереваясь поговорить с отцом. В кабинете, как и всегда, потрескивают дрова в камине, а отец, достает из серванта стакан для виски. Он улыбается и Богдана переполняет уверенность в том, что сегодня он сможет наконец-то сказать правду…
— Отец, мы можем поговорить? — спрашивает Богдан, стоя в дверях.
— Конечно, сын, — кивает Марк Толстых, беря в руки второй стакан. — Составишь мне компанию? — спрашивает, садясь в свое любимое кресло у камина.
Снова пробел в воспоминаниях. Богдана берет дрожь, когда он думает о моментах, что не отпечатались в его памяти. Что могло произойти? Что Богдан сказал отцу? Почему он почти ничего не помнит? В его голове было сотни вопросов, на которые он, к сожалению, не мог ответить даже себе.
— Этот роман, он о… о нас? — с негодованием спросил Богдан, вглядываясь в напечатанные строчки. — Ты хочешь выставить нашу семью на посмешище! — восклицает он, сжимая в руке стакан с виски.
— Это всего-то мои мемуары, последнее, что я напишу в этой жизни, — пожимает плечами Марк Альбертович, устало вздыхая. — Но не волнуйся, я не стану печатать их, это сделаешь ты, — тепло улыбнулся он, смотря на сына.
— Я никогда этого не сделаю! — в сердцах воскликнул Богдан с громким стуком опуская стакан на лакированную столешницу стола. — Я сожгу твои мемуары, сожгу этот чертов дом, но не позволю унизить эту семью, МОЮ семью!
Отец лишь усмехнулся, он смотрел на меня, как на несмышлёного мальчишку, что живет в мире, где я — главный герой. Герой, призванный спасать всех, но не способный спасти себя. Разве не комичен тот факт моей жизни, что я стремлюсь построить идеальную жизнь, в которой нет места для меня самого.
— И это говорит тот, кто хочет разрушить СВОЮ семью? — спросил Марк Альбертович, но его вопрос не требовал ответа. Богдан округлил глаза, он и помыслить не мог, что его древний отец, живущий так далеко от города и отвергающий все блага нового современного мира, способен узнать о его…интрижке? Нет, было бы предательством назвать так испытываемое им чувство любови к женщине.
— Богдан, Богдан? — позвала его женщина, с любопытством взирая на него своими кошачьими глазами.
— Прощу прощения, кажется, я попал в омут собственных мыслей, — усмехнулся, пытаясь вернуть себе самообладание.
Она улыбнулась, тепло и по-доброму, заставив его напрячься. Богдану казалось, будто это женщина могла прочесть его мысли, знала, о чем он думает и чего опасается.
«Но, разве это возможно?» — спрашивал себя мысленно, успокаивая тем фактом, что перед ним просто красивая женщина. Всего-то…
— Вы вспоминали тот вечер, не так ли? — спросила она, на этот раз не отрывая от него взгляда. — Что такого вы могли вспомнить, что смогло застать Вас врасплох?
— Как Вас зовут? — спросил мужчина, снимая очки и кладя их на маленький плетеный столик со стеклянной столешницей.
— Мои имя не поможет Вам ответить на вопрос, — пожала плечами женщина, снова улыбнувшись. — Думаю, оно лишь помешает. Знаете, гораздо легче открыться незнакомому человеку, чем тому, кого ты знаешь годами.
— Почему? — спросил он, хмурясь. Ему и вправду было интересно, ее голос будто гипнотизировал, заставляя раскрыть все тайны и секреты, что таятся в глубине души.
— Незнакомец не осудит, — пожала она плечами. — Да и если так, разве Вам важно мнение совершенно постороннего человека, которого Вы больше никогда не увидите, а может, даже и не вспомните? — задала риторический вопрос женщина, положив ногу на ногу и облокотившись на спинку кресла. — Я готова стать Вашим слушателем.
— Вероятность того, что мы с Вами еще встретимся, не обнадеживающе велика, — усмехнувшись заметил мужчина.
— Я не привыкла осуждать, — пожала она плечами.
Богдан задумался. Готов ли он рассказать незнакомой женщине, чьего имени он даже не знает то, о чем боялся говорить вслух долгие годы. Мужчина на протяжении долгих лет жил в клетке, дверка которой была распахнута настежь, но добровольно выпорхнуть их нее Богдан так и не решился. Возможно сейчас, после смерти отца, он наконец-то сможет выбрать себя, при этом не отказываясь от своей семьи.
— Вы когда-нибудь чувствовали себя обязанной кому-то? Чувствовали, что принимаемые Вами решения просто обязаны быть правильными? — спросил Богдан, смотря женщине прямо в глаза.
Она не стала говорить, лишь просто покачала головой, смотря на него в ответ. Мужчина не видел в ее глазах ни жалости, ни осуждения, лишь поддержку и это стало решающим. Ведь на протяжении многих лет он боялся сказать правду.
— Почти всю свою жизнь я чувствовал себя обязанным, искренне верил, что от принятых мной решений зависит будущее этой семьи, — проговорил Богдан, усмехаясь, будто смеясь над собственной нелепой жизнью. — Мне пятьдесят шесть лет, только вдумайтесь, пятьдесят шесть, а я и дня в этой жизни не прожил так, как мне бы этого хотелось!
— И Вы вините своего отца в этом? — спросила его женщина.
— Не только, — покачал он головой. — Безусловно, отец был для меня идолом, я любил его, всю жизнь стараясь найти одобрение в грозном взгляде зеленых глазах. А когда находил, делал все возможное, чтобы увидеть его еще раз!
— Получается, своей жизнью Вы обязаны отцу? — уточнила она, но Богдан лишь рассмеялся в ответ.
— Да, этим жалким подобием счастливой полноценной жизни я обязан ему, — кивнул он. — Сначала работа на его фирме, потом брак с Леной, место директора…,- перечислял Богдан.
— Но Вы все равно не были довольны своей жизнью…
— Когда каждый день встаешь в шесть утра, чтобы пойти на нелюбимую работу и ложишься вечером в кровать с нелюбимой женщиной — твоя жизнь отвратна и довольным ею может быть только идиот!
Женщина, сидящая напротив него, лишь пожала плечами и усмехнулась. Богдан начал злиться, он изливает ей душу, а она насмехается над ним! И в этот момент, неожиданно для самого себя, он почувствовал себя капризным ребенком, которому не дали конфетку, а он начал кричать и топать ногами. Но почему, почему ему так важно, чтобы эта посторонняя женщина поняла его, прониклась его историй. Богдану необходимо было получить ее одобрение…
— Вы никогда не задумывались, Богдан, что ни Ваш отец, ни Ваш брат и даже ни Ваша жена, которую Вы не любите, не виноваты в том, что Вы несчастны? — спросила она, сузив свои кошачьи глаза. Богдан нахмурился, он не мог понять к чему клонит эта женщина, о чем хочет попросить его задуматься. — Ваша потребность в одобрении, вот ключ проблемы, о которой Вы так много говорите, — пожала плечами незнакомка, поджав губы.
— Хотите сказать, что это Я виноват в том, что так и не смог стать счастливым? — нахмурившись спросил он, выпрямив спину. Он не мог принять, что все эти годы винил в своем несчастье кого-то другого, когда сам был истинной причиной. — Но…но разве я мог отказаться от своей семьи?
— Вам не нужно отказываться от своей семьи, Вам просто было нужно выбрать себя и свои потребности, — пожала плечами женщина, поднимаясь на ноги.
— Куда Вы!? — озадаченно спросил Богдан, ему хотелось продолжить разговор. Он был уверен, что именно она та, кто поможет разобраться ему в том клубке, в котором, как оказалось, он сам себя и запутал.
— Думаю, Вам стоит разобраться в том, чего Вы на самом деле хотите и в том, что мешает Вам жить той жизнью, о которой мечтаете, — ответила женщина, идя к двери, что вела на кухню.
— Мы сможем еще встретиться с Вами, чтобы поговорить? — спросил Богдан.
— Обязательно, — улыбнувшись кивнула женщина. — Но Вы должны понять, что исправить Вашу жизнь можете лишь Вы сами. Поверите в себя, и в то, что Вам не нужно чье-то одобрение, тогда сможете быть счастливым!
— Мне больше не у кого его просить, — прошептал мужчина в ответ, но шатенки с кошачьим взглядом уже не было на веранде.
Богдану и вправду больше не у кого было просить одобрения, он больше никогда не сможет увидеть его в зеленых глазах со светлыми редкими ресницами. На морщинистом лице больше не появится улыбка при виде него, а слабые руки больше никогда не смогут обнять. Почему-то только сейчас мужчина по-настоящему смог осознать, что его отца больше нет, теперь ему придется найти новый смысл жизни. Разница лишь в том, что в этот раз он сделает, пожалуй, последний в своей жизни правильный выбор, который позволит ему стать счастливым.