— Она присматривала за мной. Точнее, делала вид, что сидит с ребенком. Как только моя мама выходила из дома, она запирала меня в спальне, чтобы заняться сексом со своим парнем. — Паркер заметно содрогнулся от отвращения при этом воспоминании. — Я мог слышать их в гостиной, хрюканье и стоны, пока сидел в клетке, как животное. Я проводил время, фантазируя о том, как взломаю замок двери своей спальни, чтобы выйти и с помощью бейсбольной биты разбить им головы. Это прекратило бы хрюканье.
— А мисс Рэндалл?
— Она знала.
— Знала, что?
Он сделал шаг к ней, и Линн проглотила крик разочарования. Он только что уничтожил то небольшое пространство, которое она успела оставить между ними.
— Эта сушеная сука знала, что я подвергаюсь насилию, и делала все возможное, чтобы усугубить ситуацию, — прошипел он. — По крайней мере, раз в неделю она присылала домой плохие отчеты или задерживала меня после уроков за какую-нибудь мелкую провинность, чтобы убедиться, что меня непременно поколотят.
Линн раздвинула губы в недоумении.
— Конечно, она не понимала…
— Она видела синяки, но просто продолжала это делать. — Он оборвал ее протест с ледяной яростью. — Как будто ей доставляло удовольствие знать, что она причиняет мне боль.
Линн быстро кивнула. Не только для того, чтобы успокоить Паркера. Дело в том, что она не могла быть уверена, что пожилая женщина не получала извращенного удовольствия от осознания того, что обрекает маленького мальчика на жестокие побои. Мисс Рэндалл обладала злобной натурой, которая превращала ее класс в мучение для всех детей, которым не повезло иметь ее в качестве учителя.
— А как же Нэш? — задала она вопрос, который не давал ей покоя с тех пор, как она поняла, что убийцей оказался Паркер Боуэн.
— Ах, Нэш. — В его голосе прозвучала неприятная нотка. — Великий Нэш Кордон. Звездный футболист. Местный золотой мальчик. Я ненавидел его.
— Почему?
— Ты помнишь меня?
— Что?
— Это простой вопрос. — Слова вырвались, ударив Линн, как удар хлыста. — Ты помнишь меня?
У нее пересохло во рту. Может ли она соврать? Очевидно, это было важно для Паркера. Но, с другой стороны, он мог подстроить ловушку. Что, если она скажет «да», а он начнет расспрашивать ее о прошлом?
Наконец она выбрала самый простой ответ.
— Нет, прости, но я тебя не помню.
— Конечно, нет. — В глубине серых глаз вспыхнула тьма. — Я был мышью. Тенью в углу.
— Дело не в тебе, — поспешно запротестовала она. — Я ни на кого не обращала внимания. У меня вообще была пара друзей, с которыми я тусовалась, но матери не было рядом, поэтому я никогда не ходила на дни рождения или ночевки. Я не очень-то вписывалась в общество.
Он медленно кивнул.
— Да, ты отличалась от остальных.
— Ты учился в моем классе? — спросила Линн, прокручивая в памяти любой намек на Карла Фрея.
Ничего. Он действительно оставался тенью.
— Года два. — Он пожал плечами. — По крайней мере, когда мне разрешалось ходить в школу. Мама забирала меня и делала вид, что я обучаюсь на дому, когда мой отец впадал в ярость. Я думаю, она боялась, что кто-нибудь позвонит властям и меня заберут. Ей не стоило беспокоиться. Никто не позвонил. — По его коже пополз румянец, как будто он начал терять контроль над своими эмоциями. — А после того, как нас выгнали из трейлерного парка, мы переехали в лачугу за городом. Так моей маме стало еще легче находить оправдания, чтобы не водить меня в школу.
Линн не позволяла себе думать об ужасах, которые он, должно быть, пережил в детстве. Он вырос и превратился в чудовище. Однажды, как она полагала, он привез мать в это отдаленное место, чтобы перерезать горло и бросить тело в снег. Сейчас Линн нужно сосредоточиться на мыслях о побеге.
— Я все равно не понимаю почему ты убил Нэша.
— Он представлял собой все, чем я хотел быть, но ценил ли он то, что имел? — Румянец на лице Паркера потемнел при упоминании Кордона. — Нет. Он просрал все, что имел, в дешевом баре, полный сожалений.
Линн моргнула. Он убил Нэша, потому что считал, что тот не ценит свою жизнь.
— Это…
— Безумие? — Он сверкнул слишком белой улыбкой, его глаза блестели голодом, который ему удавалось скрывать до этого момента. — Я же сказал тебе, что искалечен.
Линн впечатала каблуки в цемент. Она должна попробовать сделать свой ход. Но сначала ей нужно получить ответ на один вопрос. Иначе он будет преследовать ее до конца жизни. Ну, во всяком случае, то, что осталось от ее жизни.
— Почему я? — резко спросила она. — Я никогда не делала тебе ничего плохого.
Он поднял брови.
— Как раз наоборот. Ты проявила ко мне доброту, которую я никогда не забуду.
Ладно. Это не совсем то, чего она ожидала.
— Я?
— Да. — Его улыбка смягчилась и стала почти искренней. — Мне было семь, может быть, восемь лет, и я нашел бездомного щенка. Я знал, что отец никогда не позволит мне его оставить, поэтому спрятал его в пустом сарае возле школы. Каждое утро я навещал его и приносил ему еду. — Его улыбка померкла. — Однажды утром отец поймал меня на краже бекона и заставил отвести его туда, где я спрятал щенка. Он собирался убить его, когда ты проходила мимо.
Линн застыла от удивления, когда воспоминания о том утре поднялись из глубин ее сознания. Она шла в школу, когда увидела мужчину, который держал корчащегося щенка за загривок. Он тряс бедняжку так сильно, что было очевидно, что в конце концов он сломает шею крошечному песику. Мгновенная ярость охватила ее, и она бросилась на незнакомца, не обращая внимания на то, что он был взрослым человеком с явно буйным нравом.
— Я помню.
— Ты начала бросать камни и кричала так громко, что прибежала дюжина людей. — Его глаза вспыхнули от удовольствия, когда он вспомнил, что она сделала с его отцом. — Мой отец удрал, как испуганная крыса, а я увел щенка в лес, где его никто не мог найти. Неважно, что меня наказали, когда я вернулся домой. У меня был пес. Единственное существо в мире, которое меня любило.
Она покачала головой в замешательстве.
— Почему ты злишься на меня?
— Я не злюсь, — возразил он. — Я разочарован.
— Разочарован?
— В моем представлении ты стала ничем иным, как ангелом, пришедшим на землю, — заявил Паркер ей, в его глазах все еще тлело то самое удовольствие. — Я держался за этот образ, и когда вернулся в Пайк, то обнаружил, что ничего не изменилось. Ты все так же яростно защищала беззащитных. Такой прекрасный воин. Я решил, что сделаю тебя своей.
Линн вздрогнула от одной только мысли. Даже когда она приняла его за красивого, довольно успешного журналиста, в нем было что-то такое, что подавляло всякое влечение к нему. Как будто внутренняя тревога предупреждала ее, что в нем есть что-то подозрительное.
Чертовски жаль, что она не обратила больше внимания на свои инстинкты.