Наша беседа продолжалась уже больше часа, и я откровенно начала нервничать. Следователь задавал очень неудобные вопросы о личной жизни нашей подруги, ее окружении, погибших родителях, особое внимание он уделил ее жениху Сергею. Я понимала, что им необходимо увидеть полную картину, оценить все возможные мотивы и отработать версии. Но выворачивать грязное белье погибшей подруги было невыносимо больно и тошно. Мне казалось, что таким образом я словно предаю ее, рассказывая нелицеприятные факты ее биографии. Несколько раз ловила на себе ободряющий взгляд Ярослава и становилось легче говорить. Когда вопросы пошли по второму кругу, он не выдержал:
— Дмитрий, думаю, девушки рассказали все, что знали. Не стоит так давить, — его тихий вкрадчивый голос мог ввести в заблуждение любого, но я отчего-то чувствовала, что Ярослав находится сейчас в крайней степени раздражения, близким к ярости. Я видела, как вспыхнули гневом его глаза, когда Евдокимов задал мне вопрос:
— Александра Сергеевна, у вас лично был мотив желать своей подруге смерти?
На один короткий миг я замерла, до глубины души пораженная такой беспардонностью и откровенной глупостью, а потом, не сдержав эмоций, выпалила:
— Дмитрий, мы с Ольгой выросли вместе, дружили практически с яслей и никогда, я подчеркиваю, никогда не ссорились. Мы пережили исчезновение нашего общего друга, что невероятно сплотило нас ещё больше, а потом поддерживали уже ее саму после гибели родителей. У нас с Ольгой никогда не было причин конфликтовать. Нам нравились разные мужчины, мы не соревновались в получении должностей, не владели общим имуществом. Отвечая на ваш вопрос, я скажу: Нет! У меня не было ни малейшего повода и мотива желать своей подруге смерти!
После такого моего пассажа, Ярослав решительно поднялся со своего места и, подойдя к Евдокимову, встал передо мной и сказал:
— Александра! Я приношу вам свои соболезнования и прошу прощение за несдержанность своего коллеги. Поймите, это его работа задавать вопросы, но спешу вас заверить, более такого не повторится! На сегодня достаточно, если вдруг у нас возникнет необходимость опросить вас повторно, мы с вами свяжемся. Еще раз, простите.
Мы с Зоей кивнули, соглашаясь, а Евдокимов, бросив на Ярослава убийственный взгляд, нажал на кнопку печати. Вытащив из принтера наши показания, он разложил их перед нами и, указав на нижнюю строку, сказал:
— Ознакомьтесь с текстом и, если все верно, подпишите. Вот в этой строке напишите: С моих слов записано верно и мною прочитано. Далее подпись и число. Ждите, вас вызовут, если понадобится.
Больше следователь не произнес ни слова. Мы ознакомились с написанным, поставили свои подписи внизу каждого листа и вернули каждая свою стопку. Евдокимов, все так же молча, забрал их и вложил в папку с делом, кивнув нам.
— Всего доброго, — больше для Ярослава, чем следователю, сказала я и потянула Зою к выходу. Мой добрый полицейский среагировал моментально:
— Александра Сергеевна, я провожу вас!
Я только плечами пожала, стараясь не выдать своей радости, но Евдокимов, казалось, потерял к нам всякий интерес, уткнувшись в какие-то бумаги. Ярослав сделал движение глазами, указывая на выход, и я поспешила последовать его совету. Мы шли по коридору плечо к плечу, не касаясь друг друга, а я даже через одежду чувствовала, как пробегают между нами мелкие искорки, кожа ладоней горела и зудела в невыносимом желании дотронуться до идущего рядом мужчины. Провести по его сильным рукам, зарыться пальчиками в волосы на затылке, ощутить тепло его губ на своих губах.
— Саша, прекрати, — Ярослав наклонился к моему уху, опаляя его своим горячим дыханием, — Я не железный.
Я в недоумении посмотрела на него, делая абсолютно невинные глаза, но Ярослав не повелся, едва уловимым движением провел пальцами по моей руке и отстранился, а я встрепенулась, потянувшись вслед за его рукой. Зоя лишь неодобрительно покачала головой, неотрывно следуя за нами. Выйдя на улицу, Ярослав не сбавляя темп, направился прямиком к машине, припаркованной неподалеку, в которой сидел Ваня. Открыв для меня дверь, Яр с непроницаемым лицом сказал:
— Сашка, я соскучился жутко! Ты молодец, держалась великолепно. Я так хочу тебя поцеловать, что еле сдерживаюсь. Вечером увидимся?
Он говорил это все с таким выражением лица, что любой, кто не слышал его слов, мог подумать, что он выясняет какие-то детали, связанные с делом, но вот выражение его глаз говорило совершенно о другом. Его взгляд поглощал, затягивал, заставляя мое сердце биться чаще, в глубине его серебристо-серых глаз таилось обещание, которое он давал именно мне, предвкушение, котрое я не смогла не заметить. И это безумно кружило голову.
— Обязательно! — я последовала его примеру, разговаривала с серьезным выражением лица, а в глазах плясали бесенята. Да, Ярослав Игоревич, в эту игру можно играть вдвоем.
— До вечера, — тихий вибрирующий голос, всегда сводящий с ума, и внутри меня вспорхнула стайка бабочек, вызывая приятную щекотку.
— Саш, ты так и будешь там стоять, или мы поедем? — недовольно пробурчал Ванька, делая невидимый для других знак Яру, тот кивнул и распрощался.
— Поехали, Вань, — сказала я, устало откидываясь на сидение.
Ярослав
Спиной чувствовал ее взгляд, жгучий, манящий, и так нестерпимо хотелось обернуться, распахнуть чертову дверь автомобиля и, наконец, прижать ее к себе. Я не целовал её с самого утра, и меня ломало. Я словно наркоман, подсевший на самый крепкий наркотик, в ожидании кайфа. Каких трудов мне стоило сдержаться, когда она вошла в кабинет. Моя юная смелая амазонка! Настоящая дочь своего отца. Она словно не замечала «подножек» Евдокимова, отвечала четко и по делу, стараясь не поддаваться эмоциям, лишь один раз, когда этот кретин перегнул палку, дала себе волю, и я вмешался. Да что говорить? Я и до этого еле выдержал все его нападки, кулаки чесались набить ему морду, защитить мою нежную девочку, но моя несдержанность могла выйти нам боком. Чем меньше свидетелей проявления моих чувств, тем лучше, когда раскроем это дело, у адвокатов не будет повода рассуждать о некомпетентности следователя или об отсутствии беспристрастности.
После разговора с начальством, у меня было время полистать дело Ильина, и вот, что интересно. Я наткнулся на один необычный факт, которы пропустил в начале. Один из прибывших на место солдат, оказался внимательным парнем, он показал, что неподалеку от места преступления, буквально метрах в пятидесяти, обнаружил следы автомобильного протектора, и что еще более интересно, следы вели по направлению к соседней деревне. Фото прилагалось. Таким образом, делаем вывод- нашу сладкую парочку кто-то ждал, а потом отвез в деревню. От городка до нее порядка пяти километров, плюс-минус, они запросто могли уже быть там, когда опергруппа прибыла на место, именно поэтому следов мужчины или мальчика не было найдено, потому что те не пошли пешком, а банально уехали. И я понял, что нам с Сашей как можно быстрее необходимо вернуться туда, на то самое место. Она должна встретиться со своими демонами, вспомнить, что именно тогда видела, а мне нужно пройтись по деревенским домам, опросить старожилов, показав им фотографии. Может что и всплывет, кто-то должен был заметить машину и новых людей. Деревенские вообще очень бдительны к чужакам, подмечают любую мелочь. А еще я хотел бы поговорить с нашими художниками, отдать им старые детские фото Влада и смоделировать его образ в настоящее время. Тогда мы сможем получить его предположительный нынешний портрет, дадим ориентировки, пробьем по базе. Тот факт, что Влад отчего-то затих, никак не дает о себе знать, меня настораживал, я чувствовал, что тучи сгущаются, что мы находимся на пороге развязки. И боялся не успеть среагировать. Мог бы, увез бы свою девочку в берлогу, спрятал ото всех, только вот она не согласится. Да и не выйдёт Влад из своего лежбища, если Саша пропадёт, вновь затаился на год или больше, ищи его потом. Вспомнив о Саше, в груди разлилось приятное тепло, распирая, наполняя меня непередаваемыми, новыми, необычными ощущениями, вдруг захотелось улыбаться, и мои губы на секунду поддались, изогнулись, формируя улыбку, но я вовремя одумался, вновь вернув лицу непроницаемое выражение. Ещё не хватало, чтобы коллеги увидели это мечтательное выражение на моём лице, и тогда образ "железного Феликса" Будет разрушен навсегда. Лучше я буду думать о вечере с Сашей, параллельно занимаясь работой. За окном взвизгнули шины, я мельком взглянул на то, как отъезжает от здания патрульная машина, и продолжил путь. Сделав несколько шагов, я остановился, пораженный страшной догадкой. Молиеносно выхватив мобильник, набрал номер Извольского, тот ответил так же быстро, словно ждал моего звонка:
— Слушаю, — раздался в трубке его резкий голос.
— У родителей Влада была машина? — без предисловий спросил я.
Сергей задумался, в трубке было слышно эхо его дыхания. Еще один глубокий вдох и Сергей ответил, медленно проговаривая слова, словно думал уже о своем, строя свои догадки и версии:
— Была. Что ты нашел, Ярослав?
— Метрах в пятидесяти от котельной солдат обнаружил следы протектора, в деле есть его фото. Я думаю, что был кто-то третий в тот день. Уж слишком все гладко получилось, двое беглецов просто взяли и испарились, не оставив следов, но так не бывает. Мы искали пешеходов, а они уехали на машине, причем в тот момент, когда вы искали мальчика, а потом сообщали его родителям, эти двое были уже далеко, а их сообщник мог запросто вернуться. Вы понимаете о чем я, Сергей?
— Понимаю, — Извольский тихо рыкнул. Он прекрасно понимал о ком я веду речь. Единственный человек, который мог тогда помочь Владу исчезнуть, был его родной отец. Почему именно он? А вы попробуйте договориться с любым взрослым человеком, когда вам восемь лет, чтобы он сознательно стал соучастником убийства, а потом помог вам скрыться! Не получится. Можно предположить, что это был сообщник или знакомый убийцы, приехавший за ним. Тоже мимо. Не мог он выходить в люди, не мог созвониться или сговориться с сообщниками. Его искали повсюду, уверен, что все контакты, которые так или иначе могли связывать беглеца с внешним миром, были на контроле. Остается только мальчик. С помощью него можно было спокойно уйти, не боясь погони. Только почему отец Ильина так просто отдал матерому преступнику своего единственного сына, да еще и самолично подвез их? Я чувствовал, что нащупал что-то очень важное, но последняя деталь пазла ускользала от меня. Хотя, одна мысль все-таки была.
— Сергей, — спросил я, — А что случилось с матерью Влада? Почему она стала такой?
— Знаешь, Ярослав, — начал Сергей, — Когда моя дочь прибежала домой вся в слезах и крови, я чуть не умер. Я, взрослый мужик, который столько грязи и смертей видел, чуть не умер, когда моя маленькая принцесса в таком виде появилась на пороге. Ирина тогда упала в обморок, подумав самое страшное, а мне потребовался весь мой дар убеждения, чтобы успокоить ее и привести в чувство. А вот с матерью Влада было сложнее. Когда мы пришли к ним домой, рассказать о случившемся, она не вышла к нам, разговаривал его отец. И тогда мне показалось это странным, и сейчас все еще кажется, — он замолчал, словно вновь оказываясь в том дне, собрался с мыслями и продолжил, — Она появилась только на следующий день. Холодная, спокойная. Мы тогда посчитали, что ее накачали успокоительным, поэтому она такая заторможенная. Отец Влада был просто убит горем, это было видно отчетливо, а вот с матерью сложнее. Ее эмоций мы так и не увидели. Через полгода они уехали, оставив квартиру. А потом ты знаешь, умерли практически друг за другом.
Вот в чем дело! Я думал это отец, а оказывается сообщником была его мать! Еще интереснее.
— Сергей, — спросил я, — А мать Влада состояла на учете у психиатра, вообще, были ли какие-то, любые, обращения к специалистам с ее стороны? Или может замечал кто странности в ее поведении?
— Ты намекаешь, что она могла спровоцировать у сына такие наклонности? — удивленно спросил Извольский.
— Я не намекаю, я практически уверен в этом, — просто ответил я, — Сами посудите, мать явно страдала какими-то нарушениями, и это могло легко передаться ребенку, а, при постоянной подпитке с её стороны, его садистские наклонности могли расти в геометрической прогрессии.
— Тогда, что мы имеем! — резюмировал Сергей, — Родители Влада знали о его наклонностях, знали, но молчали, знали и сотрудники полиции, приезжавшие на вызов в школу. Значит, где-то должна быть медицинская карта с записями, его должны были осведетельствовать. Дальше, мать тоже имела отклонения, значит нужно пробить ее по базе, может что и всплывет. И последнее, опять же, мать помогла беглому преступнику уехать вместе с ее сыном. Не такая уж она и сумасшедшая, чтобы отдавать какому-то постороннему больному уроду своего ребенка. А, значит, что?
— Что? — спросил я, хотя уже понял, что хочет донести до меня Извольский.
— То, что не такой он и чужой, как мы думаем. Но этого нам не узнать. Оба родителя в земле, Влад исчез, впрочем как и его похититель, — ответил он, — Но, если бы у нас была его ДНК, голову на отсечение даю, мы бы удивились.
— Думаете, мать познакомила сына с настоящим отцом? — я перебросил телефон из руки в руку.
— Ты сам посуди, — сказал Сергей, — Вот ты сбежал с зоны, тебя ищет весь регион. Почему вместо того, чтобы бежать в сторону большого города, где можно раствориться и навсегда исчезнуть, ты ломанулся туда, где не просто мало людей и они друг друга знают в лицо, а еще и стоит воинская часть, где охрана двадцать четыре часа поднята в ружье, кстати, из-за тебя же. Ты самоубийца, слабоумный или человек, который четко знает, что там его ждет помощь? Уверен, что это последнее! Он знал, что его ждут, у него изначально был план. Когда он сбегал, то не собирался забирать пацана, думаю, он и не знал про него. Надо выяснить, не приезжала ли на зону мать Влада? Как-то же они должны были договориться?!
— Согласен и выясню у коллег, — подтвердил я, — Получается, что Владик у нас дитя любви ненормальной и садиста. Боюсь представить, кем он вырос с таким-то набором генов.
— Его нужно найти, как можно скорее, — отозвался Сергей, — Нутром чувствую, не отстанет он от Саньки. Поймай его, Ярослав, я надеюсь на тебя.
— Поймаю, даю слово! — коротко ответил я, — Буду держать вас в курсе!
— Добро! — Извольский отключил связь, а я вновь погрузился в изучение дела об исчезновении Влада Ильина. Я просмотрел только три страницы, как мой телефон ожил, вибрацией оповещая о входящем звонке.
— Татаринов, — не глядя на экран, произнес я, но мое сердце сорвалось в галоп, как только я услышал:
— Срочно приезжай! У нас ЧП!
— Что случилось? — я вскочил из-за стола, бросился из кабинета на выход, на ходу просовывая руки в рукава куртки, сдернув её одним движением с рогатой вешалки. Папка с делом оказалась у меня под мышкой, что категорически запрещалось, и мне пришлось вернуться в кабинет, чтобы убрать его в сейф.
— Ваня, что случилось, — повторил я свой вопрос. Если брат позвонил, значит, и правда ЧП.
— Сашку чуть не сбили, Яр, я еле успел, вытащил буквально из-под колес, — ответил брат, а я похолодел внутри. Вот и Влад объявился, что это его рук дело, я не сомневался. Не стал откладывать в долгий ящик, решил сам свершить свое извращенное правосудие? Но я тут же отмел эту идею. Нет, не мог Ильин этого сделать. Он садист, извращенец, ему нужно видеть страдание жертвы, наслаждаться каждым мигом ее страдания. Он, как вампир, подсевший на кровь, просто махнуть топором для него не вариант, а вот резать жертву по кусочкам, смотря, как она истекает кровью, как гаснет жизнь в её глазах, как раз в его стиле. Значит, у него есть сообщник. Все сходится. Биологический отец Ильина «работал» в паре с его матерью, у Влада наверняка есть женщина, партнерша, сообщница. Такая же, как и он. Но зачем ей понадобилось убирать Сашу? Решила проявить инициативу? Непонятно. Ладно, на месте разберусь!
— Как она? — спросил я.
— В шоке и в ступоре, а физических повреждений нет, — ответил Ванька, а потом тихо добавил, — Мне кажется, Ясь, я рассмотрел женщину за рулем той машины. И, знаешь, я ее где-то уже видел!
— Приеду, все расскажешь! — бросил я, выруливая с парковки, — Где вы сейчас?
Иван назвал адрес, а я вдавил педаль газа в пол, стараясь как можно скорее попасть на место. Придется воспользоваться служебным положением. Включив мигалку, я понесся по встречке, пугая автомобилистов. Моя женщина оказалась в беде, а я не смог оказаться рядом. Защитник! Злясь на самого себя, я не заметил, как буквально вылетел на площадь, случайно заметив машину Ивана, припаркованную у церкви. Задняя дверь была распахнута, на сидении полулежала Зоя, а моя храбрая девочка хлопотала над ней, стараясь привести в чувство. Ванька спокойно стоял радом, периодически подавая Саше бутылку с водой. Вид при этом у него был крайне спокойным, значит, ничего не грозит его пассии, иначе здесь бы давно стояла колонна из скорых и машин МЧС. Но почему Зоя в обмороке, если Сашу чуть не сбила машина? Резко затормозив, я буквально выскочил из машины, даже не заглушив ее. Саша, увидев меня, рванула навстречу и я поймал ее, оказавшись рядом в два шага. Я целовал ее лицо, глаза, губы, хаотично шепча слова успокоения и еще какую-то чушь, а она прижималась ко мне так крепко, что я чувствовал под своими руками трепетную дрожь ее тела.
— Родная моя, Сашка, — шептал я, в перерывах между поцелуями, — Ты цела.
Она тоненько всхлипнула, повиснув на моей шее, уткнулась в воротник куртки, пряча лицо. Я осторожно отодвинулся, стараясь заглянуть ей в глаза, еще раз убедиться, что она не пострадала.
— Саша, — попросил я, — Скажи, что ты в порядке!
Она кивнула, смахивая слезинки кончиками пальцев, а мне захотелось растерзать этого ублюдка Ильина вместе с той, кто ему помогает!
— Все хорошо, Яр, я просто испугалась. Ваня вовремя появился. Зоя вот только в обморок упала, а так, все хорошо.
— Пойдем, милая. Сядешь в машину и расскажешь мне все подробно. С момента вашего отъезда из управления, подробно и в деталях, — сказал я, обнимая ее за плечи. Плевать на конспирацию, плевать на все и вся. Я больше не допущу, чтобы она боялась.
Александра
Стоило Ярославу появиться, как все мое напряжение и страх за собственную жизнь, надежно спрятанные внутри, вырвались наружу. Не знаю, как так вышло, но этот мужчина за столь короткий срок стал мне чрезвычайно близким, словно мы знали друг друга вечность. Сейчас, прижимаясь к его надежному сильному телу, я как никогда чувствовала себя защищенной. Я всегда смотрела на своих родителей и удивлялась, как может моя мама, сильная, несмотря на свою хрупкость, волевая женщина, способная идти напролом, словно волчица защищать свое, быть такой невероятно ранимой и воздушной рядом с моим отцом. А теперь я поняла. Все дело в том самом состоянии защищенности, что дарит тебе твой мужчина. Как только я увидела его, выскочившего на проезжую часть, все страхи и тревоги разом улетучились, я расслабилась и позволила отпустить себя, показать свои эмоции. Мы стояли рядом с машиной Ивана, Ярослав шептал мне нежности, не переставая гладя по волосам и целуя, пока Ванька приводил в чувства мою подругу, будто курочка-наседка квохча над ней. Зоя сидела на заднем сидении, бледная, с зареванными глазами, и была настолько трогательной, что у меня сжалось сердце. Что уж говорить про Ивана, который включил режим защитника, отбросив все условности. Было видно, что парень решил идти до конца, окончательно сломить оборону и присвоить себе такой ценный желанный приз в лице моей нежной подруги. Глядя на них, хотелось радоваться, что среди всего этого сумашествия, любовь остается самым главным и светлым чувством на Земле.
— Зоя, милая, как ты? — спросила я, когда подруга высунулась наружу, аккуратно вставая на нетвердо стоящие ноги. Ее, словно хрупкую фарфоровую статуэтку поддерживал Ваня.
— Все хорошо, Сань, — ответила она, прислоняясь к Ване и обвивая его торс руками, — Я так испугалась за тебя, думала сердце остановиться, — и посмотрев на своего парня, продолжила, — Вань, спасибо, что спас Саньку. Все так быстро произошло, как ты успел? — Ваня только пожал плечами.
— Главное, что успел, Зоюшка, — ответил он, — А тебе волноваться не надо, я же обещал, что смогу вытащить вас из любого дерь..
— Иван! — строго сказал Ярослав, перебивая, — Выражения выбирай!
Ванька подмигнул мне, а потом ответил Яру:
— Послушай, бро, не всем же быть такими правильными. Кому-то нужно быть еще и веселым. Давайте уже поедем куда-нибудь, а то такими темпами девчат придется спиртом растирать, смотри, вон у Саньки уже и нос посинел, — и в доказательство своих слов, щелкнул меня по носу.
— Ай! — вскрикнула я, а Ярослав нахмурился, заглянул мне в лицо, видимо, хотел удостовериться, что нос у меня в действительности не посинел.
— Поехали домой, там поговорим, — бросил он Ваньке, а затем бережно усадил меня в машину, — Тормозни у магазина, купим чего-нибудь для поднятия настроения.
— Не вопрос, шеф, — Ванька сделал знак «ОК» и так же бережно, как до этого сделал Ярослав, помог сесть в машину Зое, не приминув погладить ее по волосам, — Усаживайтесь поудобнее и не забудьте пристегнуть ремни, самолет нашей авиакомпании взлетает!
— Ванька, ты шут гороховый! — Ярослав шутя отвесил брату подзатыльник, но тот ничуть не смутился, расхохотался и ответил:
— Я шут, а ты сухарь. А вместе мы сладкая парочка «Twix»
— Садись за руль, сладенький, — отмахнулся Яр, закатив глаза, — Мало я тебя лупил!
— Да ты вообще меня не лупил, так, слегка, будто комарик укусил, — возразил Ваня, — Да ты дерешься, как девчонка, Ясь! Уверен, у Сашки удар лучше поставлен.
Я понимала, что он специально задирает брата. Это своеобразный действенный способ сбросить напряжение. Я вспомнила фразу из любимого фильма: «Мужчины не плачут, они огорчаются» и поняла, насколько надежно эти двое скрывали свои эмоции. Я видела выражение лица Ваньки, когда он в два прыжка оказался рядом со мной, буквально выхватывая меня из-под машины, которая летела прямиком на меня, видела Ярослава, который еле сдерживался от накатившей паники. Но они оба, несмотря на все это, выглядели оплотом спокойствия и надежности, не давая нам с Зоей скатиться в панику. И сейчас они просто выпускали пар, вот так переругиваясь, абсолютно беззлобно, не задевая личного пространства друг друга. Ваня остановил машину у разноцветной, яркой вывески магазина, а Ярослав развернулся ко мне, сказал:
— Я буквально на минуту, не выходите из машины.
Он быстрым взбежал по ступенькам, резким движением открыл дверь и исчез в торговом зале минимаркета.
— Я никогда не видел Яра таким, — задумчиво протянул Ваня, смотря на меня в зеркало заднего вида. Я лишь удивленно подняла брови, — Он всегда спокоен, как удав. Знаешь, как его зовут в управлении? — я покачала головой, — «Железный Феликс». И это на самом деле так, Саша. Ярослав способен с каменным лицом пройти по полю боя, вынести из огня ребенка и спасти от гибели животное. Он никогда не показывает свои эмоции, его батя говорит, что это после смерти матери его так накрыло. Но сегодня, когда он бежал к тебе, я увидел на его лице ужас. Так что, Саша, знай, что ты для него невероятно дорога, раз нашего железяку так проняло. Пока его нет, хочу попросить тебя, — голос Ивана стал серьезным, а в глазах появилось какое-то новое для меня выражение. Он словно стал старше лет на пять, мудрее и статнее, — Если брат тебе не нужен, не играй с ним. Такие как он любят лишь однажды, сильно, крепко и безоговорочно. Но он не щенок, не преданный мальчик, он не будет сидеть у твоих ног, ловя каждое твое слово. У него служба, сложная, местами опасная, мы дежурим, когда все отдыхают, у нас не бывает праздников. Подумай, готова ли ты к этому?
— Вань, — начала было я, но Зоя вмешалась, ответив за меня.
— А ты не пугай, Ванечка! Мы, знаешь ли, тоже не из пугливых и знаем, как это, когда мужчины сутками дома не появляются. Или ты забыл, кто наши отцы? Да они похлеще вашего на службе пропадали. Одни их только учения чего стоят, когда по три месяца дома не было. А еще, милый Ванечка, по-моему, у Саши все на лице написано, как она относится к твоему Ярославу, стоит только повнимательнее посмотреть.
— Не надо, Зоя, — попросила я подругу, тронув ее за руку, — Ваня прав. Отчасти, — исправилась я, заметив негодование, промелькнувшее на лице подруги, и продолжила, глядя ему прямо в глаза, — Ваня, я понимаю тебя и очень ценю то, что ты так трепетно относишься к брату. И поверь, я совершенно искренна по отношению к Ярославу. Но мне кажется, еще слишком рано говорить о чем-то серьезном, к тому же, сам Ярослав мне пока ничего не предлагал.
Моя фраза прозвучала как раз в тот момент, когда сам объект нашего разговора открыл дверь и сел в машину.
— Что я не предлагал? — спросил он, выдыхая. Он пах прохладой и дождем, который мелкими каплями сползал по стеклам. Он развернулся и протянул мне фирменный пакет, в котором что-то звякнуло, — Саш, возьми, пожалуйста. Я там вина купил и конфет, вам сейчас нужны эндорфины, настроение поднимать.
Вместо конфет я бы предпочла иной способ поднятия настроения, но, как говорится, чем богаты. Я приняла протянутый пакет и поставила рядом. Ярослав продолжал смотреть на меня, не давая и шанса избежать ответа:
— Так о чем шла речь?
— Ясь, ну что ты в самом деле прицепился? — постарался перевести внимание на себя Ваня, — Девочки о своем о женском, а ты в их девчачьи разговоры лезешь!
— Не хочешь отвечать? — спокойно спросил Яр у меня, продолжая игнорировать брата, а мне стало невыносимо стыдно, словно сейчас я вынуждаю его открыть свои чувства, описать их при всех. А мне хотелось, чтобы это было только нашим, интимным, скрытым от глаз и ушей других, пусть этими другими были наши друзья. Я прижала свою ладонь к его холодной щеке, вкладывая всю нежность в этот жест, стараясь передать ему свое тепло.
— Яр, давай потом, когда будем одни, — попросила я. Ярослав прикрыл глаза, потерся щекой о мою руку, и я готова была биться об заклад, что он мог с легкостью замурчать от удовольствия, словно кот.
— Я тебя услышал, — ответил он, а после обратился уже к Ване, — Заводи, поехали. У девушек был насыщенный день, пора расслабляться.
— Слушаюсь, — отсалютовав Ярославу, Ванька завел машину и покатил в сторону дома.
***
В темной комнате горели только свечи, расставленные повсюду. Мягкий белый воск плавился и стекал по толстым разномастным остовам свечей, заливая плоские подсвечники тягучим мутным клестером. Одинокая фигура мужчины стояла у широкой доски, к которой красными булавками были приколоты несколько фото, на которых были сфотографированы молодые девушки. Мужчина подошел ближе, провел кончиками пальцев по снимкам, ненадолго задерживаясь на каждом, но особенно внимание он уделил одному фото, которое разместилось в самом центре своеобразного коллажа. На небольшом прямоугольнике фотобумаги улыбалась девушка. Она стояла на небольшом мостике, перекинутом через ручей, ее каштановые волосы трепал ветер, и девушка придерживала их рукой. Легкий сарафан облегал ее ладную фигурку, обнажая стройные ножки в босоножках на невысоком каблучке. Он словно бы наяву ощутил мягкий шелк ее волос, услышал переливы колокольчиков ее смеха. Она не смотрела в камеру, не позировала фотографу, она даже не замечала его. Он снял ее скрытно, стоя в стороне от остальных, оставаясь невидимкой в толпе. Этот снимок был его любимым, на нем эта девушка выглядела такой живой и счастливой, что невольно манила своим светом. Он так долго бродил во тьме, что практически сроднился с ней. Она ласкала его долгими ночами, забираясь в самые сокровенные уголки его души, пела колыбельные и рисовала призрачные узоры на темных стеклах полуразрушенных домов. В самые темные ночи, когда хотелось выть от ужаса, что поглощал его, тянул своими щупальцами на самое дно, словно спрут, он вспоминал о ней, представлял, как вновь увидит, заговорит. Год за годом, становясь старше, он все яростней ненавидел ее, их всех. За то, что забыли, за то, что позволили его демонам одержать верх. Он снова прикоснулся к снимку, обрисовывая образ девушки, взял с комода новую фотографию и приколол ее рядом с любимым снимком. Теперь в его холодных, объятых голодом зверя, глазах отражались две фигуры. Высокого светловолосого молодого мужчины и все той же девушки. Они стояли близко друг к другу, о чем-то говоря. Со стороны могло показаться, что этих двоих ничего не связывает, но он то знал, смог разглядеть в их глазах то, от чего его ярость закипела сильнее, выворачивая, выкручивая внутренности раскалённой лавой ненависти. Вытащив из кармана складной нож, он с силой воткнул его между фигурами мужчины и девушки.
— Решила, что все закончилось? Ты не угадала, подруга, — его яростный шепот эхом разнесся по комнате, отражаясь от пустых стен. Когда он вернулся в эту квартиру, где жил вместе со своими родителями, решил ничего не менять, пусть все остается так, как было тогда, в тот самый день, когда он ушел из дома дождливым осенним утром, исчезнув на долгих пятнадцать лет.
За его спиной тихо скрипнула дверь, пламя свечей дрогнуло, бросая ломанные тени на пустые стены. Послышались шаги, осторожные, словно кто-то крался, стараясь остаться незамеченным. Ее духи он учуял еще до того, как она вошла, оскалился, будто хищный зверь, увидев свою добычу. Она была нужна ему, пока нужна. А потом он без сожалений пустит ее в расход, как и ту другую, которая так глупо попалась в расставленную им ловушку. Наивная девочка. Она даже обрадовалась вначале, пока не поняла, что настал ее час.
— Влад, — услышал он женский голос, — Я сделала все, как ты говорил.
Не оборачиваясь, он кивнул головой, от чего козырек его бейсболки дернулся.
— Я просил тебя не называть меня этим именем? — рыкнул он, — Влад умер пятнадцать лет назад, забыла?
— Прости, я исправлюсь, — в голосе женщины была паника, но она переборола себя, подошла ближе и с ненавистью посмотрела на фотографию той самой, что так лучезарно улыбалась с цветного снимка, — Опять она! Я думала, ты всё решил, и у нас серьезно?
Он резко развернулся и схватил ее за горло. Пальцы ощутили мягкую податливую плоть, в его руках билась ее жизнь. Усилием воли он подавил невероятное желание сжать ее шею чуть сильнее, услышать хруст ломающихся хрящей и ее предсмертный хрип. Но нет, рано, она еще пригодится. Быстро разжав пальцы, он оттолкнул девушку, и она упала на пол, громко кашляя.
— Она единственная! — наклонившись к ее уху и опаляя ее своим горячим сбившимся дыханием, произнес тот, кого еще пятнадцать лет назад звали Владом, — Вставай, нам пора! Игра началась!