В мальчишке было какое-то обаяние, он сразу располагал к себе. Его ответы, быстрые и решительные, звонкий голос, приветливость, живые и проницательные глаза, вспыхивающие будто спичка, его любопытство и в то же самое время скрытое в нем чувство собственного достоинства - все это понравилось Зайченко.
Зайченко угостил его, дал ему денег и сказал, чтобы Юсуп заходил к нему в свободное время. Юсуп быстро воспользовался приглашением и через три дня снова пришел в крепость. Позднее, при более близком знакомстве, Зайченко заметил, что мальчишка очень способен.
Он решил от скуки заняться с ним русским языком. Занятия пошли успешно. Потом Зайченко это надоело, но Юсуп в своем рвении был так настойчив и горяч, что коменданту жаль было прогнать мальчишку.
2
Тонкий, как дудка, юноша в белом халате, в пестрой тюбетейке, босой, забрызганный коричневой грязью, вошел в комнату, кланяясь без конца. Вестовой схватил его за ухо. Комендант выругался:
- Не смей драться, дубина!
Парамонов пожал плечами и скрылся, хлопнув дверью.
Зайченко сел на тахту и улыбнулся:
- Ты что же явился раньше времени?
- Дело, хозяин. Сегодня не надо учиться. Сегодня - дело, - вздохнув, сказал Юсуп.
- Де-ло? А учиться разве не дело? - Комендант засмеялся. - Урок выучил?
- Выучил.
- Молодец! Ну что же, трудный русский язык?
- Трудный. - Юноша боязливо оглянулся на окна. - Плохое дело, хозяин! В Старом городе большой шум. Резать тебя ночью будут.
- Меня резать? - Зайченко улыбнулся. - Кто?
- Наши.
- Кто ваши? Чанышев?.. Полковник Чанышев?
- Не знаю. На базаре слыхал.
- Нападут на крепость?
Парамонов принес котелок с пловом. Мальчик приложил палец к губам.
- Дай Юсупу пиалу! - сказал комендант Парамонову.
Вестовой принес две большие чашки, несколько лепешек, вилки и полотенце. Юноша аккуратно вытер руки и сел к столу. Зайченко наложил ему плова. Юсуп отодвинул вилку и жадно ел плов пальцами, потом дочиста протер хлебом пиалу, по привычке облизал кончики пальцев и громко рыгнул в знак благодарности.
- Спасибо! Ты меня год-два учил. Спасибо, хозяин! - Юсуп нежно коснулся руки коменданта. - Плохой солдат у тебя!
- Ничего! Мы будем защищаться.
У Юсупа искривилось лицо.
- Скорей беги, хозяин! Плохое дело! Плохое дело! - еще настойчивее повторил он. - Беги!
3
Юсуп был прав. Сам комендант не надеялся на свой гарнизон. Солдаты разбрелись из крепости еще осенью, при Керенском. Зимой в Бресте начались переговоры с немцами о мире. Крепость после этого опустела окончательно. И лишь десятка два солдат крепостной роты, за четыре года войны отвыкших от дома, связавших свою судьбу и с местными людьми, и с городом, и с большевиками Кокандского Совета, решили не покидать насиженных, уже привычных мест. Остались и не знавшие, куда им уходить, и главное - зачем? Здесь, в крепости, они имели готовое хозяйство, кров и пищу.
Все в городе жили раздробленно, на свой страх и риск, точно в средневековье.
Коканд делился на две части. В новой части города Коканда находился Совет. Его влияние распространялось только на эту часть, на железнодорожников, живших в привокзальном районе, и на рабочих хлопкоочистительных заводов. В Старом городе, то есть в старой части города Коканда, сидело белое правительство, называвшее себя "Кокандской автономией". Это были промышленники и торговцы хлопком, духовенство и баи. Из Коканда они грозили Советскому Туркестану. Надеясь завладеть Кокандом как экономическим центром, контрреволюционеры рассчитывали подчинить себе всю Фергану. Совет не мог опереться на свой микроскопический гарнизон состоявший под командой неизвестного офицера. Совет просил помощи у Ташкента.
Таким образом, в Коканде были две власти.
Тяжесть положения усугублялась еще тем, что с января 1918 года Советский Туркестан был наглухо отрезан от России восставшим в Оренбурге атаманом Дутовым, о котором сюда доходили только слухи. Говорили, будто его поддерживает Антанта. Коканд питался слухами. Некоторые из "кокандских автономистов" уверяли народ на митингах, что уральские белоказаки такая большая сила, какая и не снилась никогда коммунистам... Дутовские офицеры, проникавшие в Коканд, клялись кокандскому "правительству", что недалек тот час, когда вслед за Оренбургом восстанет все Поволжье, за ним Урал, за Уралом Казахстан, и что даже теперь в степных волжских городах люди доедают последнее зерно. "К весне вся центральная Россия останется без хлеба! Наступит голод и всеобщий мор. Полуграмотные комиссары из солдат никогда не сумеют создать армии. Зря только грозятся. Сплошная партизанщина..."
Такого рода информация у кокандских богачей рождала полную уверенность в близком падении Советов. "Автономия" готовилась к полному захвату власти... А в среде простых людей, никогда не занимавшихся политикой, это вызывало разброд. Одни кричали: "Все это вздор, распространяемый агентурой капитала". Другие относились к этому серьезно и старались как себя, так и других подготовить к большим грядущим событиям. Третьи впадали в уныние.
Февраль выдался холодный, с ледяными ветрами из степи. В Коканде и в других городах Ферганы стал ощущаться недостаток хлеба, мяса, топлива. Люди из кишлаков избегали выезжать на базар. Бумажные деньги - царского времени, керенки - потеряли всякую ценность.
4
Зайченко вошел в казарму. Сашка Лихолетов кроил галифе из красного бильярдного сукна. Два парня играли в "носы". Несколько человек спали, разувшись и развесив по нарам заношенные коричневые портянки. Кое-кто читал газету. В казарме пахло потом, мусором, грязным бельем, махоркой, сапогами. Трещала в печке солома. Около походного ржавого котла мальчишка лет двенадцати, Федотка, австрийским тесаком крошил репчатый лук.
- Дневального ко мне! - скомандовал Зайченко.
Игравшие удивленно бросили карты и поднялись с коек. Лихолетов равнодушно посмотрел на коменданта.
- Где дневальный? - спросил Зайченко.
Солдаты молчали. Лихолетов встряхнул материю и нехотя ответил.
- Илья Иванович ушли по своему делу.
- Какой такой Илья Иванович?
- Степных.
Лихолетов засмеялся, и это еще больше разозлило коменданта.
- По какому делу? Это так несут караульную службу? Да знаете ли вы, что буржуазия имеет здесь свое правительство? При таких порядках всех нас могут перерезать.
- У ворот стоит часовой, - спокойно заметил Лихолетов.
- У ворот? Научились отвечать! У ворот... А крепость - проходной двор! Шляется тут всякий, кому только не лень. Хорош гарнизон!
- Каков поп, таков и приход... - пробормотал Сашка, звякнув ножницами. - А когда надо будет, вас не спросим... Сами знаем...
Коменданта передернуло, и он закричал, точно исступленный: