- Ну так не расспрашивай больше никого о следах, Мы тебе о них все рассказали.
- А я и не собираюсь кого-нибудь расспрашивать, - сказал я. - Вы сообщили мне все, что меня интересовало.
- Мы еще гораздо больше знаем, - заявил Элан. - Если будешь с нами ходить гулять, мы тебе еще много о следах расскажем. Правда, Реймонд?
- Да, - подтвердил Реймонд.
Восхищенный взгляд, который Джон бросил на Реймонда, говорил о том, что и он так считает.
Я предложил побродить по воде у берега моря, но быстрый возглас Реймонда: "Ну, нет!" - показал, что я предложил что-то очень опасное.
- Там водится медуза с длинным синим жалом, - сказал Элан. - Она может погнаться за тобой, и тогда ты на всю жизнь умрешь.
Проблема смерти заинтересовала Элана. Наше внимание привлекло мертвое насекомое, сплошь облепленное муравьями.
Лицо Элана помрачнело, отражая его мысли. Он сказал:
- Оно тоже когда-то было живое. А теперь, посмотрите-ка, мертвое. Не ползать ему больше по деревьям никогда.
- Оно умерло, чтобы могли жить муравьи, - сказал я.
- Оно лучше муравьев, - сказал Элан, - и сначала должно жить оно, а не муравьи.
На дереве висела веревка; Реймонд ухватился за нее и стал бешено раскачиваться, стараясь взлететь повыше. Вдруг он выпустил веревку, пролетел по кривой в воздухе и с глухим стуком упал на мягкий песок, несколько раз перекувырнувшись. Джон подбежал к Реймонду, хотел помочь ему подняться, но тот уже встал сам, гордо улыбаясь.
- Когда ты вырастешь, вполне сможешь выступать а цирке на трапеции, сказал я.
- Реймонд может все, - сказал Элан, а затем добавил: - Иногда мне очень хочется быть большим;
- Вы поистине счастливчики, - сказал я. - Сейчас вы маленькие, но когда-нибудь станете большими, а вот большие знают, что уже никогда не будут маленькими - и это очень печально.
- Значит, когда человек маленький, он может быть сразу и маленьким и большим?
- Да. Видишь ли, вот я большой, но я уже не могу стать маленьким. Это очень печально. Ты маленький, но зато ты знаешь, что станешь большим. Осознавать это должно быть очень приятно.
- Я потому хочу быть большим, - сказал Элан, - что хочу быть смелым.
- И я. Я тоже хочу быть смелым, - сказал я.
- А чтобы быть смелым, обязательно надо быть большим?
- Вовсе нет.
- Можно же быть большим и маленьким сразу, правда?
- Да. Вот как ты, например.
- Ну! - смущенно воскликнул Элан и босой ногой ковырнул песок.
- Разве горячий песок не обжигает тебе ноги?
Я тоже был бос и несколько минут назад с трудом добежал до тенистого дерева.
- Когда я был маленький, обжигал, - сказал Элан. - Но теперь у меня ноги огрубели. Смотри! - И он стал на самый солнцепек.
- На таком песке можно ноги испечь, - заметил я.
- В нем можно даже яйцо испечь, - сказал Реймонд.
- Однажды курица снесла здесь яйцо, а мы его нашли, - сказал Элан, - и оно было печеное. Не мешало бы его еще на огне подержать, но только чуть-чуть.
Мы подошли к опушке пальмовой рощи, которая защищала от солнца строения миссии. Перед нами расстилалось широкое пространство зеленого-поля, за которым начинался лес; густое, колеблющееся знойное марево искажало очертания деревьев.
Я заметил, что у Реймонда на шее висит медный свисток. В свисток был вделан компас, по которому он время от времени сверял направление. Сначала он пронзительно свистел в свисток, а затем выхватывал его изо рта и пристально смотрел на компас, словно ища в нем важных указаний.
- С компасом мы не можем заблудиться, - заявил он мне, желая объяснить, почему он так часто следит за движением стрелки.
- А как он работает? - спросил я. - Почему, мы с ним не можем заблудиться?
- Нужно идти туда, куда указывает вот эта прыткая штука, - объяснил он.
- Но посмотри-ка! - воскликнул я. - Она ведь указывает совсем в другую сторону. - И я кивнул на деревья, которые росли в противоположной от дома стороне. - Если пойдешь туда, наверняка заблудишься.
- С моим компасом мы не можем заблудиться. Правда ведь, Элан?
- Не можем, - подтвердил Элан. - Мы дойдем до пляжа и потом по пляжу прямо к дому.
- Вот видишь! - торжественно заявил Реймонд.
- Тогда пойдем туда, куда он указывает, - предложил я.
Мы двинулись вперед по зеленой луговине и подошли к большой проволочной западне для ловли ворон. Внутри валялась куча костей и высохших внутренностей и сидела одна ворона. Мы вспугнули птицу, и она стала бешено метаться по клетке, ушибаясь о проволоку.
Элан, словно гид на экскурсии, объяснил мне:
- Это западня для ворон. Вороны попадают вот сюда, - он указал на воронкообразное отверстие наверху, - и не могут выбраться обратно. Тогда надо взять палку, просунуть руку вот сюда и убить ее. - Он просунул палку в дыру и ударил ворону. Птица бешено заметалась, открыла клюв и стала часто дышать.
- Не делай так. Это жестоко, - сказал я.
- Ворон надо убивать, - твердо заявил Элан.
- Но ты ее просто мучаешь, - сказал я. - Надо убивать сразу.
Он вытащил палку и с беспокойством посмотрел на птицу.
- Ворона - это ошибка природы, - сказал он. - Все, кого нужно убивать, - это просто ошибка природы.