Глава 15. «И рухнут стены»
Когда Андер проснулся, за окном темнело. Солнце уже едва было видно из-за горизонта и небо чернело, предвещая дождь, слякоть и холод, словно погода напоминала всем, кого они потеряли — человека Солнце, человека Радость.
Мэтью рядом уже не было. Так и не посмотрев по сторонам, Хатиман лежал на спине и упрямо смотрел в окно. Его мёртвое сердце неожиданно ожило утром, когда он обнимал младшего, чтобы пожалеть и его, и себя. Утром ему казалось, что если прямо сейчас они не обнимут друг друга — умрут.
— Выспался?
Уставший голос со стороны стола Медисон прозвучал едва слышно и надломлено. Андер резко сел. В сумраке сидел Якоб. Сгорбившись он опирался о широко расставленные колени.
— Как там дела? Медисон, сучка, накачала меня снотворным. Прости, что не был с вами.
— Да все нормально, она знала что делает. Фернандес договорился о похоронах и всякой этой дряни, от которой меня выворачивает. Не хочу даже думать об этом и уж тем более видеть Сэма… — парень запнулся, прокрутил свою мысль пару раз, но она звучала все так же мерзко, — в гробу.
— Этот дружок Данбара жив?
На место приезжала скорая и полиция, все как положено. Парни вовремя унесли Сэмюэля, а вот двое наркоторговцев и Идрис — наилюбимейший друг Закари Данбара, остались там. Андер помнит, как выбежал из клуба Зак и упал на колени рядом с Идрисом, выкрикивая мольбы о помощи, потому что в тот момент он был серьезно ранен, но оставался жив.
— Умер еще до больницы. С этим и вопрос. Если это никто из наших, ни из шайки Данбара старшего, ни даже наркоторговцев, то кто решил всех нас вальнуть на этом проклятом газоне? — вздохнул Якоб, будто ни первые сутки думает только об этом.
Андер поднялся с кушетки и, прихрамывая, подошел к окну, чтобы закурить. Нет, конечно, нельзя было, но в отместку Медисон не грех. Парень открыл окно, достал сигареты и чикнул неизменной «Zippo». Свежий вечерний воздух смешался с сигаретами. Якоб тоже встал рядом, но курить уже не мог. От нервов пачка ушла в два счета.
— Похоже, появился третий игрок, не считая этих торговцев, которые навряд ли теперь к нам сунуться. А этот игрок очень умен, раз даже Фернандес ничего о нем не знает.
— Ладно, сначала нужно спокойно похоронить Сэма. Потом думать, хотя Фернандес уже подключил кого-то штатского, чтобы узнали о новых группировках.
Парни продолжили стоять молча. Андер курил, вглядываясь в окно. В сумраке он видел аллею, охрану, слышал лай собак, запертых в вольерах. По аллеи шли двое и когда они попали под фонарь, Хатиман поперхнулся дымом.
— Ты тоже видишь это? — спросил он Якоба.
— Лин и Мэт гуляют. Да, тебе не кажется.
***
Мэтью проснулся от того, что обед в кабинет кто-то зашел. Это был Якоб. Пока непонимающий ничего сонный Мэт пытался быстро подняться и встать на затёкшие ноги, Якоб бросал взгляд с татуированной руки друга на талию младшего и назад. Хатиман обнимал Мэта так сладко и нежно. Просто удивительная картина!
— Привет, Мэтью, — спокойно сказал Якоб и сел на кресло медсёстры.
— П-привет, как ты?
— Дерьмого, — не стал скрывать парень.
Мэтью с жалостью посмотрел на старшего.
— Я пойду?
Якоб пожал плечами, обозначая, что ему без разницы и младший торопливо ушел. Он плелся по аллее в сторону дома. Его сопровождали серые тучи и моросящие капли дождя. Мэтью вдруг подумал, что за прогул ему снова сидеть в карцере, а потом вспомнил как в прошлый раз о нем позаботился Сэм. Парень дрожал, толи от ветра, толи он приходящего осознания, что милого Сэмюэля больше нет.
Лин выскочила из дома и торопливо сбежала по лестнице, спотыкаясь и захлёбываясь слезами. Она едва не сбила младшего с ног. И Хендерсон мог бы просто не обращать внимания, но он вдруг подумал, что девушка узнала правду и сейчас бежит к Андеру. Парням сейчас и без истерик плохо, а Лин Хван так ревела, что сердце разрывалось.
— Извини, — окрикнул ее Мэт и посмел поймать за руку, — можно… можно поговорить?
Лин даже плакать перестала. Хлопала карими глазами, пытаясь понять что за наглый младший перед ней. А потом узнала в нем воспитанника Хатимана. Не удивительно даже.
— Бога ради, давай потом.
— Нет, нет, пожалуйста. Я расскажу про Сэма.
Лин замерла окончательно и вдруг кивнула.
— Послушай, Хатиману сейчас очень тяжело и твои слезы сделают еще хуже. Дай ему немного времени. Пойдем в дом.
Лин согласно кивнула, вглядываясь в зеленые глаза. Она умела понимать правду говорят ей или лгут и в глазах младшего сейчас было столько искренности, что она послушно пошла за ним.
Весь оставшийся день они просидели в комнате Лин. Девушке достала запрятанный виски из-под кровати. Они разговаривали. Сначала о том, что знает Мэтью — а знал он очень мало — потом Лин рассказывала ему про Сэма и их детство.
За окном темнело и от горьких слез и алкоголя им стало плохо и жарко. Оба решили прогуляться. Вышли на улицу, Лин закурила (Мэтью удачно бросил после карцера), ее плечи дрожали и Мэт накинул на девушку свою ветровку. Удивительно быстро смерть Сэма сдружила этих двоих. Опасную старшую и младшего, который уж очень легко находит к ним — старшим — подход.
Они медленно шли по аллее. Птицы сонно допевали свои песни, ветер гулял в уже вялых листьях деревьев. Скоро холодная осень настигнет лес и желтые листья окутают САНУ словно одеялом.
— Завтра привезут Сэма, мы побудем с ним до вечера, а потом похороны.
Лин знала, как обычно хоронят в САНУ. Что таить, это случалось не так уж редко. Девушка помнила каждого, кто лежал в гробу посреди гостиного зала и каждый раз Фернандесу было тяжело, будто он хоронил родных детей. Этот мужчина был кремень, не жалеющий чужих и готовый убивать за своих.
— На кладбище меня не возьмут? — нахмурился Мэт.
— Если Андер поговорит с Фернандесом, то возможно.
— Там мои родители и сестра. Я хочу навестить их.
Лин согласно кивнула, не задавая вопросов. Андер рассказывал вкратце историю младшего и Лин правда было жалко парня, поэтому она пообещала сделать все, что в ее силах. Но, к слову, она не могла поверить в то, что Андер проникся к Мэту. Его ледяное сердце, не способное на жалость, сочувствие и любовь, казалось растаяло, пусть и ненадолго.
***
Это был самый тяжелый день в САНУ. Никто и никогда не видел на столько беззащитными Якоба и Андера, никто не видел еще слез на их глазах. Особняк наполнял запах свечей и скорби. Там и тут раздавались всхлипы вокруг гроба Сэмюэля. Все традиции были забыты, Фернандес объяснил, что гроб будет стоять дома, а после его сразу отвезут на кладбище. Священника отродясь не было, Сэм в Бога не верил и всю жизнь шутил, что если на его похороны будут эти длинные речи от церковнослужителей, то он потом постоянно будет приходить в страшных снах.
Время приближалось. Пора было прощаться с Сэмом тем, кто не едет на кладбище, а таких было много, почти вся армия. Только те, кто знал парня хорошо — рабочие, старшие и директор — могли проводить Сэмюэля в последний путь. И когда гроб выносили к ритуальной машине Мэтью с мольбой смотрел на Лин, словно маленький ребенок, которого оставляют в одиночестве на долгие года.
Лин Хван обещания держала, но в суматохе и слезах в этот раз она откровенно забыла поговорить на счет младшего. Когда все усаживались в черные штатские машины, Лин кивнула парню, чтобы он тихо подошел к ней. Она была уверенна, что сейчас против никто ничего не скажет, а потом будь что будет.
Стояла холодная погода. Серые тучи не сдерживали дождь. Он расходился все сильнее, барабаня по крыше черного Мерседеса. Лин и Мэтью сидели на заднем сиденье, буравя взглядом впереди идущую ритуальную машину, из которой набатом играла музыка. Музыка, от которой Лин всхлипывала все сильнее, потому что знала — это плейлист Сэма.
Чертова жизнь, проклятая смерть. Несправедливы что та, что та. Человек такое хрупкое создание и практически каждый неверный шаг может стать последним. Так неожиданно, ведь никто не готовится к смерти и не понимает, когда она настигнет. Ты встаёшь утром с кровати, пьёшь привычный кофе, собираешься, идешь по делам, а вечером — бам! — и вот над тобой уже крышка гроба и могильная плита.
— У тебя все хорошо? У меня есть успокоительные, — с сочувствием сказал Нолан, который вел машину.
Лин шмыгнула носом и отказалась. Мэтью неуверенно взял ее за руку и девушка положила голову на его плечо. Общая беда бескорыстно объединяет, рушит все стены между «можно и нельзя», стирает все грани.
— Я до сих пор не хочу в это верить, — прошептала она.
— Я тоже, но у нас нет выхода. Я знаю о чем говорю. Убиваться можно всю жизнь, но назад уже не вернёшь.
После похорон никто не хотел отходить от могилы. Все так и стояли, глядя красными глазами на фото, которое было выгравировано на мраморной плите. Шел дождь. Все прятались под чёрными зонтами и дрожали от холода, только Андеру было плевать. Мокрый до нитки он смотрел в одну точку — дата рождения и дата смерти. Двадцать три года.
Лин и Мэтью ютились под одним зонтом. Они подошли к Андеру вместе с Якобом, который заботливо взял под крыло друга, поднимая зонт над его головой.
— Здесь нельзя курить? — тихо спросил Хатиман дрожащим голосом.
Якоб покачал головой. Охранник кладбища зорко наблюдал за происходящим. Он редко видел на столько дорогие машины и таких важных людей. Полностью в черном здесь стоял каждый и словно на подбор в одинаковой одежде. Только Фернандес был в брючном костюме.
— Мэт хотел навестить своих родных. Охранник прошелся по рядам и уже сказал где они лежат, прогуляйся с ним, хорошо? — Лин с надеждой заглянула в карие глаза.
Ей подумалось, что если Андер простоит здесь еще хоть минуту, он сойдет с ума. Мэтью тоже поддерживал ее негласное мнение и вцепился в мокрый рукав старшего. Не стоит говорить, что черты его лица были миловидные и в зеленых глазах отражалась мольба, на которую Хатиман не смог отказать. Потому что только сейчас он все больше понимает какого было Мэтью узнать о смерти самых дорогих людей. Сейчас он злился на директора за то, что тот так поступил с чьей-то семьей и на себя, за то что так грубо обращался с ним в первые дни.
Они шли по серой плитке все дальше и дальше. Дождь так и барабанил по зонту, который держал младший. Было пройдено мимо так много могил, но на самом конце, ближе к воротам стояли три памятника с одной фамилией — Хендерсон. Мэтью остановился и зажмурился на мгновение, а после продолжил путь. Парни встали у плит. Оба с израненными душами и разбитыми сердцами, оба в одиночестве и скорби.
— Я никогда не думал, что душевно может быть так больно, — тихо сказал Андер.
Его голос перебивал шум дождя, но Мэтью услышал.
— Терять родных невыносимо, — согласился парень. — Я каждое утро просыпаюсь с мыслью, что лучше бы умер я. Смысл моего существование заключён теперь в мерзком желании отомстить, а что потом? Я понятия не имею. Лег бы рядом четвёртым. Чувствую себя виноватым, что остался жить, пока моя мама и сестра закопаны в чёртову холодную землю. Еще и родственники идиоты похоронили их рядом с этим мудаком.
Иначе про отца Мэт сказать не мог. Если бы не его проклятые игры, его безответственность, все сейчас было бы по-другому.
— Не говори так, — вдруг попросил Андер. — О своей смерти. Не говори.
Холодная рука, до этого момента висевшая словно верёвка, коснулась такой же руки Мэтью, но Андер тут же сунул руки в карманы, пресекая свои непонятные порывы на корню.
— Я не хочу терять еще кого-то, поэтому не стоит.
Просьба казалось приказом, но сказанным с такой тоской, что Мэтью только согласно кивнул. Они простояли там еще минут десять. Андер все таки решился закурить, Мэт неуверенно гладил мокрую фотографию мамы, потом сестры, с пренебрежением смотрел на отца, но не хотел больше всего на свете возвращаться назад. Увы, выхода не было и спустя еще сорок минут он снова был в своей комнате в САНУ, лежал на кровати и смотрел в потолок, который расплывался перед глазами от слез. Голос мамы и смех сестры снова отчетливо звучали в ушах и в памяти как диафильмы сменялись воспоминания о детстве.