Небо наливалось синью и желтизной, воздух светлел, и четче стали контуры сопок, окружавших город. Из вокзала вышел комендант со свитой, величественный, с внушительным, пивным животом майор, в свите - тощие сержанты, они прошествовали вдоль эшелона. На привокзальной площади чихали автомобильные моторы, и забубённый бас куролесил: "Когда б имел златые горы и реки, полные вина..." Прощай, Чита! Чи та, чи не та.
Я залез в теплушку, выпил чаю. С чего жажда? Сел к столу.
Раскрыл иллюстрированный журнальчик: на фотографии Красная площадь, Мавзолей, слово "Ленин". Трибуны Мавзолея пустынны, обычно же печатают снимки, где трибуны заполнены руководителями.
Веки слипались. С чего так устал? Ночь не поспал? Подумаешь!
Бывало, и по трое суток не спал. Не худо, однако, прилечь.
Лег и уснул. И сразу увидел Гагру, Черное море и утонувшую девочку. Проспал я не более часа. Рассвет еще не утвердился, оконце светло синело. Колеса постукивали, перебирая стыки. Все привычно. И даже привидевшийся сон в дороге привычен. Но на этот раз я не плакал, пробудился с совершенно сухими глазами.
Я уставился на окошко. Из синего оно превратилось в голубое, из голубого в желтое, из желтого в розовое. Солдаты еще не просыпались. Я приподнялся на локтях, оглядел спавших. Спустился на пол и оглядел спавших на нижних нарах. Знакомые лица людей, с которыми скоро - это неизбежно пойду в бой. У каждого своя судьба, свой характер. Каждый из них личность. Как и я.
Наверное, не всегда бывал к ним справедлив. Как и они ко мне.
Но вот сейчас, не кривя душой, могу сказать: люблю их такими, какие они есть, - святые и грешные. Они и в этой теплушке, и в соседней, куда я, увы, редко заглядывал, и в теплушках других рот. У нас разные характеры и судьбы, по одеты мы одинаково, в армейское, у нас одно оружие и одна цель.
Я подошел к двери и откатил ее. Оттесняя запахи портянок, кожи, табака, ружейного масла, в теплушку вторгся горький и тревожащий запах полыни. Эшелон описывал дугу вдоль безлесной, травянистой долины, отграниченной сосновыми сопками. Из-за двугорбой сопки выкатывалось солнце, приплюснутое и набрякшее багровостью, сулящее перемену в погоде, такое солнце я не раз видел на войне. На топ войне. А может, этой и не будет? Может, просто устроим военную демонстрацию, попугаем японцев, они и дрогнут, пойдут на попятную? Ведь мощь у нас колоссальная, замполит Трушин прав. Ну, а если все-таки война состоится?
Конечно, состоится. Тогда пусть она станет быстротечной и победоносной - так будет меньше жертв. Но и при этом - лучшем, быстротечном - исходе на войне, как известно, могут пострелять.
А где стреляют, случается, убивают. Знаете ли вы об этом, Вадик Нестеров. Яша Востриков и остальные семнадцатилетние?
Я стоял у кругляша, ежился от утреннего холодка, табачил натощак, и багровое солнце вставало пад миром, и тревожно и горько пахло полынью.