Не открывая глаз, Лидия Васильевна ответила:
- Далеко не заходи.
- Хорошо, - сказал Петя, вставая, и тут увидел: из моря выходит девочка в оранжевом купальнике, в резиновой шапочко, вода стекает с девочки. Что-то поразило Петю, и он пошел к ней.
И пока дошел, задохнулся от внезапного счастья. Будь постарше, он бы подумал: одно чудо - море - родило другое чудо - девочку. Он бы понял, что девочка была большим чудом, но перед морем он благоговел, а к девочке можно было подойти и взять за руку. И он взял ее за влажную, прохладную и тонкую руку. - Давай дружить. Меня зовут Петя.
Она не удивилась, сняла резиновую шапочку, тряхнула русымп завитками.
- Давай. Я Вика.
- Мне почти семь, - сказал Петя. - Скоро восьмой пойдет.
- А мне уже семь. Я старше тебя!
- Старте, - сказал Петя. - Ты здорово плаваешь. Научишь?
- Да. Если будешь слушаться.
- Буду, - сказал Петя.
Ему казалось: разговаривая с этой необыкновенной, поразившей его девочкой, он и сам становился каким-то необыкновенным, новым, который все может, даже научиться плавать. В чем ее необыкновенность, он не знал. Но это был факт, что она не походила ни на кого из девчонок, - это-то он наверняка знал.
Он проводил Вику до топчана, где загорала со мама, полная красивая женщина в шелковом купальнике, постоял, переминаясь. Мама весело спросила:
- Вика, это твой кавалер?
Девочка, вытиравшаяся махровым полотенцем, ответила:
- Это Петя. Мы будем дружить.
- Дружите, дружите, - сказала Викина мать и повернулась на другой бок.
Петя с Впкой уселись на галечник и стали играть в чет-нечет, готом бросали плоские камешки, "пекли блины" - у кого галька больше подскочит на воде. Побеждала Вика, и Петя этому не удивлялся. Она была иной, чем все девочки. А потом Вика учила его плавать вдоль берега. И саженками, и по-лягушачьи, и под водой.
Петя суматошничал, хлебал горько-соленой водицы, но у него коечто получалось, хоть малость держался на воде. А раньше умел плавать лишь по-топориному. Дайте срок - будет плавать и саженками, и по-лягушачьи: он ведь сделался чуть-чуть необыкновенным. От Вики передалось.
Они купались, грелись на солнышке, играли, снова лезли в море, и у Пети не проходило чувство необыкновенности всего этого - Вики, моря и его самого, Глушкова Пети. Он не отходил от девочки нп на шаг, и Лидия Васильевна еле дозвалась его на обед. А Впкина мама смеялась:
- Дочуня, до чего ж у тебя преданный кавалер!
- Он не кавалер, а Петя.
- Это все равно! - Викина мама смеялась егде заразительней.
В столовой Лидия Васильевна выговаривала сыну:
- Просто непрплпчно - так прилипнуть к чужой девочке.
- Она не чужая. Мы с ней дружим.
- Ладно, ладно! - Лидия Васильевна отмахнулась от назойливой, свирепой осы. - Компот будешь пить?
- Ну! - сказал Петя и сплюнул.
Грозно жужжали осы. За раскрытым окошком сигналила на дороге грузовая автомашина, скрипели повозкл, запряженные буйволами. У изгороди коровы бренчали колокольнями, .хрюкали черно-белые, пятнистые свиньи с треугольными деревянными колодками на шеях - чтоб не пролезли в огород. На террасе соседнего дома, где сушились на гвоздях связки красного перца, кукурузных початков, табака, мужчина в клетчатой руСашке кричал женщине в блузке, с отвисшей грудью:
- Хэ, кого учишь? Меня учишь!
Жужжите, сигнальте, скрипите, хрюкайте, разговаривай го, пойте - все звуки нужны Пете Глушкову. И чем их больше, тем лучше. Сам бы закричал что-нибудь, или пропел, пли свистнул, да мамы опасается. Тем более она жалуется: "В этом поселке адский шум, буквально голова раскалывается..."
И на их квартире шума хватало. Лидию Васильевну особенно донимали грохот машин, лай и мяуканье - пушистые собака и кот были голосисты. Но Пете они нравились; во-первых, жили дружно, спали и то на пару, во-вторых, ластятся к людям, любят поиграть, поноситься. Пегий, криволапый Шарик был хитер, изворотлив и добродушен. Мурзик - полосатый лежебока с насмешливым прищуром крапчатых глаз, в темноте они горели дьявольски.
Шарик был попрошайкой: становился на задние лапы и глядел умоляюще до тех пор, пока не получал вкусненького. Мурзик благосклонно, а то и надменно принимал дары - как будто делал одолжение. Оба ластились к кому угодно, но преданы были только хозяйке, Медее Виссарионовне, седой, тощей и бородавчатой, в неизменно черном одеянии. Медея Виссарионовна неутомима, с утра до ночи она возится в саду и на огороде, прибирает в комнатах, стряпает кушанья, стирает, гладит. Однако она находит время приласкать Шарика и Мурзика. Если ласкает Шарика, кот начинает тереться о ее ноги, ревниво мяукать, если ласкает Мурзика, о ее ноги трется пес, ревниво взлаивая. Это, пожалуй, единственный изъян в их собачье-кошачьей дружбе.
Петя с мамой обедали в столовых, а завтракали и ужинали у Медеи Виссарионовны, и поэтому мальчик имел возможность подбросить Шарику и Мурзику куриную косточку, кусочек баранины, хлебца с маслицем, конфетку. Нельзя сказать, что собака и кот были слишком уж неразборчивы, скорее наоборот - простую хлебную корочку, без масла, они могли понюхать и не съесть. Им бы что полакомей!
А еще Петя одаривал Вику. Тут уже подношения были иные:
яблоко или груша, шоколадка или хурма, кисть "изабеллы", горсть фундука, початок вареной, горячей кукурузы. Петя совал их девочке везде, где виделся с ней, - на пляже, в приморском парке, на пристани. Лидию Васильевну это вгоняло в краску, а Викина мать хохотала:
- Аи да кавалер! Широкая натура!
На пристани, где обосновались рыбаки с удочками, гордые и неприступные, Петя ухитрился выпросить только что пойманную рыбу-иглу, зд"сь же подарил Вике. Та подержала ее в руках, скользкую, извивающуюся, и отпустила в море. Петя спросил:
- Не жалко?
- Жалко, - сказала Вика. - Но, может, рыбка не простая, а золотая и выполнит мое хотение.
- А что ты загадала?
- Секрет.
Петя не стал допытываться, хотя любопытство разбирало.
Вика шепнула ему на ухо:
- Я просила: пускай она сделает так, чтобы я дожила до ста лет! Как бабушка Элико!
Это верно, бабушке Элико сто лет, и она еще бодрая, сидит на раскладном стульчике у пляжного входа под большим зонтом и за две копейки взвешивает на весах всех желающих. Петя попробовал представить Вику столетней и не сумел. Вика не могла быть старенькой, хотя и бодрой, но седой, морщинистой. Вика могла быть лишь такой, какую видел сейчас мальчик. Он улыбнулся и сказал ободряюще:
- Доживешь.
Прогулочный катер отваливал от причала, мигая зелеными и красными огнями. Море шлепало о сваи, йодисто пахли гниющие водоросли. Летучие мыши мельтешили в сумерках, стригли воздух будто всплескивающими крыльями. Сторожевой прожекторный луч прорезал мглу, ложился на воду, как лунная дорожка, освещал Вику - в матроске, в юбочке с оборками, на затылке бант...
Утром, придя на пляж, Петя не увидел ни Вики, ни ее мамы.