Из коридора донесся раскатистый баритон:
— Салам, мой дорогой, салам! Как дела, красавица? Рад видеть тебя, симпатяга-парень! Как ты там?.. Желаю здоровья на тысячу лет!
Глаза Сафуры заблестели.
— Пришел, пришел! — воскликнула она радостно.
Дверь распахнулась, в комнату вошел высокий, статный молодой человек.
Его волосы, сросшиеся на переносице брови и тонкие усики были цвета воронова крыла, а глаза — светло-серые. Этот контраст придавал его симпатичному лицу странное выражение: он казался одновременно и надменным и благодушным, и многоопытным и наивным. Одет был франтовато: замшевая куртка кирпичного цвета, белоснежная рубашка, модный галстук с серебряной искрой. Блестящие волосы были, как всегда, зачесаны назад. На пальце — золотой перстень с крупным камнем.
— Пламенные приветы всей компании! — бросил Джавад. — Особый Сафуре-ханум. Привет, Кябирлинский! Меджид, салют!
Меджид осклабился:
— Привет, кот Васька. Сафура заулыбалась.
— Наконец-то!.. А мы его ждем, а мы его ждем… Терпение у всех лопнуло.
Джавад обернулся в ее сторону:
— Клянусь твоей жизнью, Сафура, я так гнал машину!.. На спидометре была сотня. Сидел в одной приятной компании, да не быть ей приятнее вашей, все бросил и поднялся. Меня начали умолять: «Не уходи» — и так далее. Я ответил: «Нет, сейчас с вами сидел Джавад Джаббаров, но каждую неделю, в этот день, в этот час, он превращается в кота Ваську. Пусть сюда придет сам министр культуры, и тот не удержит меня. Можете запереть дверь — я выпрыгну в окно. Все равно убегу. Говорю вам, я должен мчаться на радио».
Все засмеялись.
— Кот Васька, — сказал Меджид, — тебя давно не было, и в нашей комнате завелась мышка.
Джавад изобразил неподдельное удивление:
— Вот как? Почему же ты, рыжий филин, не поймал ее и не слопал?
Все опять засмеялись. Джавад оборвал общее веселье:
— Хорошо, Сафурочка, в моем распоряжении только полчаса. Клянусь своим сыном, у меня сегодня был дубляж на киностудии. Исключительно ради тебя я перенес его на завтра.
Кябирлинский подтвердил:
— Он правду говорит, Сафура-ханум. Клянусь аллахом, я — свидетель.
Джавад приветливо покосился на Кябирлинского.
— Вот видишь, Сафурочка? Как говорится, лгун всегда при свидетелях. Хорошо, друзья, давайте быстренько записываться. Мне еще мчаться в школу, я приглашен на встречу.
— Сейчас будем вас записывать, — сказала Сафура. — Через десять минут студия наша. А пока на вот тебе текст, познакомься.
Джавад взял текст, пробежал глазами первую страницу, перевернул, затем вторую, третью.
Сафура тихо сказала ему:
— Послушай, Джавад, тут болтают всякое… Он поднял на нее глаза.
— Болтают?.. Что?
— Тебе лучше знать. Говорят, будто ты с Зарифой…
— О аллах всевидящий! — вздохнул Джавад, откладывая листочки в сторону. Это черт знает что такое!.. Человек из дома своего не вылазит, а о нем распускают всякие сплетни. Клянусь тебе, все — враки. Что я, дурак — бросить жену с ребенком?.. Клянусь твоей жизнью, Сафура, — он еще больше понизил голос, — вчера вечером сижу дома, смотрю телевизор — раздается звонок. Жена подходит к телефону, и вдруг я вижу, у нее начинают трястись губы. Спрашиваю: «Милая, что с тобой?» Говорит: «Возьми трубку, послушай сам». Беру трубку, слышу женский голос. Короче говоря, какая-то особа звонит и дразнит жену: мол, имей в виду, твой муженек сейчас со мной, мы мило проводим время, кейфуем, развлекаемся, а тебя он, дурочку, оставил дома. Я сказал жене: «Ну, видишь?.. Теперь убедилась сама, как люди могут врать?.. Видишь, какую напраслину возводят на невинного человека?.. Я здесь, дома, а она что врет?.. Имей в виду, — говорю, — точно так же рождаются и другие сплетни»: Но разве женщину переубедишь в чем-либо? Жена заладила одно: «Если ничего нет, люди зря не скажут». Говорит: «Нет дыма без огня. Если бы ты, — говорит, — был у меня косой, рябой, хромой, тогда бы моя душа была спокойна. Зачем, — говорит, — мне такой Жан Марэ, если моя жизнь похожа на ад?..» Так-то, дорогая Сафура… — Джавад опять взял в руки листочки. — Хорошо, пошли записываться, познакомился с текстом, каждый раз одно и то же.
Сафура поднялась.
— Можно двигаться.
Когда они шли по коридору, Джавад спросил:
— А где Кябирлинский?
Сафура объяснила ему, что и как.
Он остановился:
— Нет, нехорошо получается, Сафурочка. Он и без того обижен богом, а вы еще так поступаете… Пожилой человек проделал такую дорогу, явился сюда…
— Но что я могу поделать, Джавад? Он сегодня без роли.
Они прошли еще несколько шагов. Джавад снова остановился, обернулся, позвал:
— Кябирлинский! Кябирлинский! Фейзулла выглянул в коридор.
— Да, в чем дело?
— Пошли с нами, — распорядился Джавад. Кябирлинский заспешил в их сторону. Сафура сказала, обеспокоенная:
— Я же объяснила тебе, Джавад, у него нет роли.
Джавад, приложив листы с текстом к стене и придерживая их левой рукой, правой достал из кармана авторучку.
— Иди сюда, Кябирлинский, смотри! Сейчас я сделаю для тебя один фокус. Будешь не лисом, будешь шакалом, какая разница? Лишь бы шли одиннадцать рублей, а, хитрец? Какая у тебя ставка?
— Семь рублей.
— Семь? Ничего. Семь рублей — тоже деньги. Как ты смотришь на шакала?
— На какого шакала?
— Слушай, ты всегда был лисом, один день побудешь шакалом! — Джавад расхохотался. — Ну, по рукам, плутишка?
Кябирлинский тоже улыбнулся, пробормотал: