Алиссар
Невилл перешел в полную стадию трансформации Гнева. Стал выше на две головы, раздался в плечах, груди, стал грудой мышц, перекатывающихся под почерневшей кожей с яркими прожилками, горящими алым цветом греха. Одежда на нем порвалась в лоскуты, оставляя лишь брюки, ставшие шортами. Сам Невилл, а уже грех Гнева — это литое, накаченное тело, без изъянов и уязвимых мест. Энергия, испускаемая воплощенным, расходящаяся во все стороны, давила на смертных, заставляя их припасть на колени, без возможности призвать палочку, атаковав магией. Но магия волшебников на него не подействует, а Адское пламя не каждому под силу контролировать.
— Тройной удар! — обнажает палочку Полумна, направляя на Невилла. На конце древка загорается багровый огонек, готовый устремиться вперед. Следом палочку призывает и Каро, так же готовясь нанести удар по Гневу. Моя палочка уже в руке, а на кончике древка, облизывая проводник, танцует черный огонек преисподней, притягивающий к себе пламя паладинов.
— Адское Пламя!
Заклинание и тройной всплеск мощной энергии, закручивающегося спиралью ало-черного вихря сорвалось с наших палочек и устремилось к цели. Следом и защита, накрывшая куполом Невилла, не дающая Пламени Ада распространиться дальше. Заклятье адского огня не погасить просто так, особенно тройную порцию. Грех, как только попал в воронку огня — взревел, пытался вырваться из вихря, порвать руками окружающий столб пламени, но лишь ускорил свою кончину.
— Мистер Лонгботтом, как же так? — по щеке декана Гриффиндора потекла слеза, которую она тут же подхватила и скинула.
С печалью и грустью на сгорающего в Адском огне парня смотрели все и прощались с ним, поминая лишь хорошими словами. Полумна, как и профессора с директором и учениками, смотрела на догорающее тело Невилла с состраданием, вспоминая их недолгий роман и чувства сердца. У меня ничего, кроме предвкушения провинившейся души, которая в ближайшее время окажется в чертогах Люцифера, не было. И стоило огню догореть, а защите сойти на нет, перед нами предстала душа Невилла, в которой не было и капли раскаяния, лишь гнев и ненависть, как и прежде ощущаемая мной остротой жгучего перца.
— Пошли, Лонгботтом, — показываю я на черную воронку, открывшуюся за его спиной, — Владыка Люцифер ждет, — на эти слова ахнула директор, закрыв рот ладонью, сдерживая слезы. Чтобы ее успокоить и утешить, профессор Флитвик опустил руку на плечо, слегка сжимая, говоря:
— Мистер Лонгботтом заслужил такую участь, Минерва. Поддался Гневу и сошел с праведного пути, — на эти слова Невилл лишь рыкнул, осмотрел всех присутствующих и криво улыбнувшись, показав средний палец, послав всех на хуй, резко развернувшись пошел в воронку следом за мной, оказываясь в чертогах Повелителя. А там нас уже встречали.
Генерал ада, владыка Сатана, олицетворяющий грех Гнева, смотрел на своего будущего заключенного, с которым ему предстоит общаться на протяжении тысячелетий, и отмечал, что к нему в руки он попадет не просто так, а за грех, в котором ни разу не раскаивается. Невилл, видя архидемона и обстановку, в которую попал: мрачный зал, длинные, тянущиеся на сотни километров коридоры, из которых раздаются душераздирающие стоны и вопли, понял наконец-то что с ним будет.
— Поттер! Забери меня отсюда! — сменил гнев на милость Лонгботтоом, умоляя и прося: — я сделаю все, что ты скажешь, только пойдем обратно! — схватил он меня за рукав, и тряс, заливаясь слезами, как ребенок.
— Поздно пить Боржоми, когда печень отвалилась, — с оскалом сказал я, обращаясь к генералу Сатане с легким поклоном: — Генерал, он в вашем распоряжении. Грех Лонгботтома — Гнев, воплотившийся в мире живых, сформировавшийся из-за печати Предателя крови за нарушение законов Магии и неуважения своего тела и духа, а так же из-за крестражей, с которыми одержимый проводил много времени. Душа не раскаялась, а добровольно переступила порог Ада, вручая себя и свою судьбу в руки демонов.
— Что ж, Алиссар, — смаковал эманации лонгботтомовской души генерал, предвкушая нескучное времяпровождение: — я принимаю Невилла Лонгботтома в свои владения, — я снова поклонился, призывая воронку портала.
— Поттер, нет! — кричал Невилл, которого, по щелчку пальцев генерала, окружила черная клетка, унося через коридор Сатаны, прочь из зала, — Помоги! Поттер! Герой ты или задница куриная? — напоследок, чтобы окончательно разрушить надежду Невилла в моей помощи и героизме, из-за которого я и стал тем, кем являюсь, полностью представился, радуя взгляд Сатаны:
— Я — Алиссар, демон ада, дитя Люцифера, носитель греха Жадности, подчиненный генерала Маммона. А так же Цербер на службе Госпожи Смерти. Твой удел — заточение в аду на протяжении отведенного миру времени!
— Нет… — обессилено рухнул на колени Невилл, понимая, что это и правда конец его жизни, посмертия и перерождения. — Демон, ты — демон, а я-то думал… — но что он думал, я так и не услышал, клетка унеслась прочь из зала по длинному, почти бесконечному коридору.
Как только Невилл покинул зал, а следом за ним и Сатана, вернувшись в свои владения, я открыл портал в школу, оказываясь в коридоре Гриффиндора, где меня ждала лишь Полумна, Каро и еще один светлый страж справедливости. Паладин, осмотрел меня пристальным, внимательным взглядом, ища малейший намек и повод обнажить серебряный меч, снося голову с плеч. Но его так и не нашел. Хотя смотрел все так же пристально и внимательно, как Грюм с его постоянной бдительностью.
— Он нам подходит, — сказал третий паладин, делая вывод, опираясь на наблюдения, которые он провел за эти пару минут. Только к чему я подхожу, и с чего они взяли, что я на что-то соглашусь? Вот вопрос.
— Что вам от меня надо?
— Мистер Алиссар, у меня к вам деловое предложение о взаимовыгодном сотрудничестве. Как вы смотрите на то, чтобы стать частью боевой группы Милитии? — приподнял вверх бровь на манер профессора Снейпа, так же скрещивая руки на груди, уточняя, что за отряд такой и с какой радости мне — демону, паладин делает предложение о сотрудничестве. — Милития — это отряд специального назначения, который занимается искоренением тьмы, выявлением и устранением нарушений законов магии и мира, очищает сущее от скверны, — я стоял и не понимал, при чем тут я? Ведь я — зло, демон, несущий тьму, поедающий греховные души.
— Алиссар, — Полумна, подойдя ко мне, касаясь руки, смотря в глаза, распространяя энергию серебра, окутывая Жадность своей светлой аурой, распаляя грех, живущий внутри меня и питающий сущность, требуя сжать в цепких руках девушку и не отпускать до тех пор, пока грех не отступит назад, убежденный в правах собственности, говорила: — нам нужна твоя способность распознавать артефакты, несущие оскверненную магию, как крестражи. Обычные маги их не ощущают пока не попадут под действие и не перейдут на последнюю стадию одержимости. И так не только с крестражами.
— Вы хотите использовать меня, как ищейку?
— Все так, Алиссар. — Коротко и честно. Но меня не интересует служба на свет и паладинов, вступать в отряд Милитии я не собирался, но ровно до тех пор, пока паладин не озвучил обязанность с их стороны: — вы помогаете нам находить окутанные запретной магией артефакты, а мы вам ваших родителей. Думаю, так будет честно, — было бы честно, будь я человеком или магиком, но не демоном. Помощь посторонних, особенно светлых паладинов, меня не устраивает. Как и их присутствие рядом со мной. Поэтому ответ был таким:
— Нет, господа паладины. Ваша компания мне не интересна, — убрав руку Полумны со своего предплечья, сделав несколько шагов назад, к тени, улыбнувшись обворожительной улыбкой-оскалом, сверкнув на прощание ядовитой зеленью глаз, растворился в темном углу, говоря: — Свет и тьма не сотрудничают. — А лично Полумне: — Луна, помни, ты — моя! — и окончательно перешел в нашу с Драко и Блейзом комнату, собирая вещи и прощаясь со слизеринцами, обещая за ними приглядывать и навещать.
Драко и Блейз понимали, что надолго я в школе не задержусь, и покину стены Хогвартса, как только разберусь с крестражми и душами бывших друзей, окутанных грехами. Из четверых друзей, подверженных грехам, осталась лишь Джинни. Но с ней, по моей наводке, в ближайшее время разберется Сириус. Гермиона же, как Гораций, без души долго не проживут и начнут сгорать и чахнуть, сереть и становиться подобными призракам. А следом один конец — смерть.
— Куда ты дальше, Алиссар? — спросил меня Драко, перед тем, как я ушел через тень на километры от школы и Британии.
— На поиски родителей и исполнение своего долга, как Цербера, — Малфой, он же Блэк, ни капли не удивился, как и Забини, лишь уточнивший, с чего я взял, будто мои родители живы. — Когда стал Цербером, передал душу Смерти, то вспомнил ту ночь на Самайн и момент, произошедший в моей комнате. На моих глазах Волан-де-Морт убил мать, я так думал, пока не вспомнил стертые Обливиэйтом воспоминания.
— Чего? — в один голос возмутились слизеринцы.
— Хм, — это все, что они получили в ответ.
Не вдаваясь в подробности, не рассказывая что на самом деле произошло в ночь на Самайн, покинул комнату, а с этим и школу, оказываясь за ее пределами, у самого края аппарационного купола. Там меня встречал профессор Снейп, провожая, говоря:
— Передайте Лили, что я ее прощаю, — кивнув призраку на прощание, напомнив о подарке Регулуса, способного сделать его материальным за счет картины и источника школы, перенесся тенью на Гриммо, к Сириусу и Регулусу. А оттуда, видно будет. Жизнь у меня долгая, времени на то, чтобы найти родителей у меня много. А с такими помощниками как братья Блэк тем более.