Безымянный
Утро первого сентября!
Сборы в школу на общий восьмой курс и встреча с бывшими друзьями-гриффиндорцами, реабилитированными слизеринцами и всеми теми, кто выжил в той битве и вернулся к учебе. Мне хотелось вернуться в школу не ради встречи и воспоминаний, а чтобы закончить то, что начал. Никогда не имел привычки бросать дело на полпути. А со сменой сущности этот пунктик усилился и стал полноценной чертой моего характера.
— Готов? — спросил меня Драко, выходя из душа. Он на ходу переодевался из пижамы в брюки, рубашку и жилет, завязывая шнурки на ботинках.
— Готов, — ответил блондину, поднимая отросшие по лопатки волосы в высокий хвост, открывая на обозрение чистый без шрама лоб. Очки я так же оставил в прошлом, маскироваться и блюсти прежний облик Мальчика-Который-Выжил не стану. А если что, то победив лорда — прозрел, сняв с себя наведённое им проклятие, а шрама лишился потому, что миссию Света выполнил. Вот и вся легенда.
Мы с Блэком, а Драко теперь официально лорд Блэк, вышли из квартиры, закрыли ее магией и перенеслись на платформу. Найдя слизеринцев, видя в толпе разыскивающий меня по старой внешности гриффиндорцев, прошли в поезд и заняв пустое купе — разместились.
Нотт первым делом завалился спать, ведь день назад было полнолуние, и он еще не отошел от обращения. Заняв сиденье целиком, положив под голову рюкзак, попросил нас быть тише, и как только поезд тронулся, провалился в сон. Тео живет в ладах со зверем, но процесс превращение туда и обратно все равно дается нелегко, а давление на организм неимоверное.
— Дружба и уважение друг к другу, без какой-либо выгоды, зависти, гордыни, исключительно на равных, несмотря на статусы и титулы, — усмехнулся, смотря на Нотта, мирно спящего, и слизеринцев, поддерживающих его в трудные периоды жизни, — мне этого, увы, не понять.
— Тебе все чувства и эмоции более не ведомы, — говорит Панси, — теперь только сухой расчет и ничего более, — а я не отрицал, говорил, как есть, и не таясь. Да, любовью не воспылаю, ненавистью не вспыхну, в зависти не утону, от гордости голову не потеряю, как и от всех оставшихся грехов. Они действуют на душу, а ее у меня нет. Только огонек Преисподней, дарующий жизнь во имя Лучезарного Повелителя, да сущность, которую нужно время от времени подкармливать.
— Кто первый? — спросил Драко, имея в виду призрака или картину. Я не знал, кого бы мне хотелось отправить в желудок в первую очередь.
— По обстоятельствам, — сказал я, предвкушая, — кто не убежит в страхе перед моим истинным обликом, тот и станет добычей.
Призраки как потусторонние сущности, видят куда больше остальных. У призраков, в отличие от живых, зрение подобно магическому взгляду. Они видят все так, как выглядит на самом деле, без преград и сокрытия, через все вуали, заклинания, чары и зелья. И я для них предстану в своем демоническом облике с рогами, крыльями, хвостом с кисточкой на конце, черными когтями и зелеными с вертикальными зрачками глазами.
Надеюсь, призраки и жители картин не попрячутся все разом, а то я буду голодать. А голодный демон — это злой демон, которому плевать на тайные места и схроны. По страху найду.
— Ты уже предвкушаешь праздничный пир? — спросил меня Блейз, смотря на черные когти, которыми я стучу в незамысловатом ритме. Отвлекся от реальности и выпустил часть сущности.
— Да, — ответил коротко, заканчивая тему моего гастрономического интереса и школьного меню из призраков, картин и возможных душ живых, окутанных грехом.
— Как с гриффиндорцами поступишь? Они явно будут против твоего общения с нами, — спрашивает Панс, а к ней присоединятся Блейз, говоря те же слова о протесте гриффиндорцев относительно моего общения со слизеринцами.
— Пофиг! — отмахнулся, — навязать мне свое мнение у них не получится. Таким, каким я был раньше, уже не стану, а на их дружбу, внимание и заботу клал большой и толстый! — улыбка Драко, смех Забини и кивок Панси, — а их претензии к вам и нашему общению мне по боку. У них своя жизнь, у меня своя. И к ним кроме гастрономического интереса никакого нет. За исключением Джинни, — даже плечами передернул от воспоминаний о приторности ее души, окутанного грехом Похоти.
— Настолько все плохо?
— До тошноты. Ее грех настолько сладкий, что сводит зубы, и язык от ощущений к небу пристает. Так и сахарный диабет заработать недолго. Другое дело Рон или Гермиона, — замечтался я, снова уходя в воспоминания об их пропитанных грехами душах. — Рон — это нежнейшее, воздушное картофельное пюре с куском сливочного масла и стакан парного молока, а Гермиона — деликатес, как фуагра или буабез, изыск, которым можно наслаждаться в дорогом ресторане по какому-нибудь особому случаю. Отрезая по крохотному кусочку, отправляя в рот и смакуя каждый всплеск живительного сока.
— Все, хватит! — резко прервала мои слова Панси, — от твоих слов о деликатесах и изысках, аппетит разгорелся. Я сейчас слюнями подавлюсь, — буркнула Панси, а Драко улыбнулся и тихо засмеялся, чтобы не разбудить Нотта. — Но я бы с превеликим удовольствием посмотрела на то, как ты трапезничаешь душами своих бывших друзей, — намек я понял, принял и кивнул. А дверь купе резко и шумно открылась, от чего спавший Теодор резко подскочил и выхватил из рукава палочку.
— Малфой! Забини! Нотт! Паркинсон! — выплюнул каждое имя Рональд, наталкиваясь на меня, но не признавая и не узнавая, так как спросил: — Поттера не видели? — те отрицательно мотнули головой, а Рон выплюнул: — ну и где этого придурка носит? Шрамоголовый говнюк! Неужели опять на свою задницу приключений нашел? Вытаскивай его потом! — слушая слова Рона смотрел на душу и грех, его подчиняющий. В этот раз он переливался оттенками злости и жадности, — только теперь даром, — прошептал он, покидая купе, закрывая так же резко дверь. Его последние слова четко расслышали все сидящие в купе, особенно я.
— Значит, за дружбу со мной тебе платили! — улыбка барракуды с клыками и блеском зеленых, демонических глаз.
Черный, загнутый коготь отчеканивает ритм по верхней губе, стимулируя мысли на план поглощения души. Ведь теперь меня ничего не останавливает. Даже бывший статус «друг». Съем, как только представится возможность.
— А Грейнджер? — поинтересовался Малфой, — как думаешь, она тоже за плату с тобой общалась или за что-то другое?
— Пофиг, — махнул рукой, — из бывшего окружения не трону только Луну, от нее исходит странный запах и тянется в неизвестность алая нить. Это напрягает, а еще, смотря на огонек ее жизни меня стопорит, словно на поглощении запрет стоит. Душа Джинни же вызовет рвоту, на нее даже облизываться противно.
Разговор о предателях и плате за дружбу закончили путь. Старосты ходили по купе и просили надеть мантии, приготовиться к выходу. Мы переоделись в форму, взяли рюкзаки и шли к выходу. Из гриффиндорцев меня так никто и не узнал, а Луна, с которой мы столкнулись взглядами, просто кивнула и улыбнулась, идя за Невиллом, держащим ее за руку. От поездки на каретах мы отказались, шли до школы пешком, гуляя и наслаждаясь вечерней прохладой. Все еще сонный Теодор шел рядом с Забини, используя его, как поводыря, держа руку на плече мулата. Панси шла за руку Драко, а я шел по другую руку от блондина, смотря на приближающийся Хогвартс.
— Восстановили, — шепнул одними лишь губами Драко, — надеюсь, как и квиддичное поле с мостами. Хотелось бы просто полетать, не играя при этом в квиддич, а в выходные гулять и наслаждаться видами, открывающимися с мостов на окрестности школы.
Мосты, парники профессора Стебль, квиддичное поле, сам замок, и даже сторожку Хагрида восстановили, лишь Дракучая ива канула в лето, оставив на своем месте лаз в Визжащую хижину. Мы приближались к главным воротам, встречая по пути студентов, смотрящих на слизеринцев, как на врагов народа. Но им плевать, они шли вперед, не обращая на слова внимания.
— Потти! — раздался сверху знакомый писклявый голос, принадлежавший поганцу Пивзу, — лови! — кричит полтергейст, кидая в меня бомбу-вонючку. Я ее перехватил, в черном племени уничтожил, а после хищно оскалился, смотря на Пивза демоническими глазами, видя в районе груди потерянный огонек жизни, не дающий полтергейсту покинуть замок.
— Приятного мне аппетита, — протянул руку к огоньку тлеющей души Пивза, притягивая его к себе, формируя в комок потусторонней энергии. Полтергейст потерял улыбку и желание издеваться, забиваясь в угол, под самый потолок, молил меня пощадить и оставить его, обещал служить верой и правдой, но я сказал, — ты и послужишь, Пивз, став моей едой!
Рванув огонек на себя, разорвал нити с Хогом, питавшие его сущность и связывающие обязательствами наблюдателя. От лишения основы и разрыва связи со школой, полтергейст окончательно потерял человеческий облик, став серым огоньком, лежащим в моей ладони. Мне же осталось лишь этот огонек поглотить. Что я и сделал. Взял двумя пальцами с когтями и закинул в рот, глотая и улыбаясь. Тепло расходилось по моему желудку, наполняя каждую клеточку энергией. Пусть душа Пивза и не была подвержена греху, душа есть душа. Питательная и вкусная.
— А теперь пошли на школьный пир и распределение! — говорю я слизеринцам, смотревшим на меня с замиранием и интересом, ведь не каждый день на твоих глазах демон съедает полтергейста, как конфетку, которого не смог изгнать даже матерый некромант, что уж говорить о светлом Палладине.
— Незабываемое зрелище, Поттер! — говорит мне Нотт.
— Согласен с Тео, — присоединяется Блейз.
— Воистину! — с улыбкой говорит Панси.
— То ли еще будет! — предвкушает Драко, а я не отрицаю. Это первый съеденный мной призрак, а в школе их навалом, не считая факультетских. Одна Миртл чего стоит, ее съесть хочется следующей, чтобы наконец-то избавить замок от этой ноющей и затапливающей этаж девчонки. За мыслями о призраке туалета со входом в Тайную Комнату пропустил момент, когда мы пришли к Большому залу и сели за столы Слизерина. Вывел из мыслей вопль Джинни:
— Гарри Поттер! Немедленно вернись за свой стол! — топая ногой и упирая руки в бока, требовала эта мерзкая девчонка, одним лишь видом вызывающая во мне рвотный позыв. Во рту, поперек горла тут же встал горький комок, зачесался язык, а челюсти свело от жуткого ощущения сладости. К ней, видя, что я не собираюсь возвращаться ко львам, тут же присоединилась Гермиона, нравоучительным тоном говоря:
— Гарольд Джеймс Поттер! Ты — гриффиндорец, а не слизеринец! Мы твои друзья, а не они! — показывала она пальцем, при этом привлекая внимание всех студентов, как будущих, так и настоящих. Они смотрели на меня, ожидая послушания и поднятия с последующим присоединением ко львам. Но я как сидел на лавочке рядом с Драко и Панси, так и сижу и никуда вставать не собираюсь.
— Неа! — только и сказал, смотря на директора Макгонагалл, — причину я вам лично скажу, директор, после распределения, — она кивнула, соглашаясь с моим мнением и местом нахождения. К тому же это временное расположение, ведь с завтрашнего дня стол для дополнительного курса будет отдельным. А пока я показываю, чью сторону принимаю и окружение каких лиц предпочитаю.
— Ну, ты попал, Поттер! — говорит Миллисента, — они тебя сожрут, всем львятником растопчут! — предупреждает девушка, а я на это махнул рукой, говоря, что подавятся. Слизеринцы приняли мою сторону, поняли, что я для них не враг, а даже больше — друг. Особенно глядя на компанию из серебряной четверки, принявшую меня в свои ряды. А то, что бравые гриффиндорцы попытаются мне мозг прочистить и на свою сторону вернуть — факт. Главное, они ничего не получат, только средний палец и послание в эротическое путешествие.