Прошла уже почти неделя с того момента, как мы с Ромчиком покинули полянку неподалеку от Фарвиса. За это время не произошло ничего особо примечательного, если не считать того, что в одной из деревенек, встретившихся нам на пути, мы знатно так погудели. Ромчик с кобылой местного горшечника, в чьем доме мы остановились на ночь, а я с его дочкой и женой поочередно (так уж получилось).
А что я? Мое новое тело находилось в том возрасте, когда хочется буквально любое хоть сколь-нибудь привлекательное существо женского пола, находящееся в непосредственной близости. А дочка и ее мать оказались мало того, что женщинами очень приятными внешне (эдакая сельская красота, кровь с молоком), так еще и очень охочими до мужского внимания. К тому же — очень ласковыми в постели. Не знаю кем был этот горшечник, к счастью, дома его не оказалось, но или импотентом, или полным мудаком раз довел свою женщину до такого состояния, что она полезла в постель к тому, кто только что оприходовал ее дочурку.
В остальном же дорога была скучной до невозможности. Нет, по началу, я еще пытался изображать из себя интуриста, рассматривать местные красоты, архитектуру, быт. Но мне это быстро надоело. Было ли тому причиной, что во мне до сих пор жила часть памяти Талека, привычного к местным реалиям, либо все банально приелось? Не знаю.
Пытаясь хоть сколько нибудь скрасить унылое путешествие, я старался останавливаться на ночевку в деревнях. Причем, больше всего мне нравилось ночевать не в трактирах, не на постоялых дворах, которых, к слову, имелось не так уж и много на моем пути, а в домах простых селян Исподволь расспрашивал у них о том, о сем, и смотрел заодно чем народ живет.
А народ жил откровенно плохо. Даже свободный. Слышали когда-нибудь выражение «бедненько, но чистенько»? Так вот — это про жилища этих людей. Свободные крестьяне и ремесленники пытались скрыть свою жуткую бедность как раз за чистотой в домах. У них не было возможности украсить свое жилье даже простой скатерткой, они носили заношенную, латаную-перелатанную одежонку, зато в их небольших, как правило глинобитных, крытых соломой домиках можно было есть с пола. Вот такой вот парадокс. Нет, встречались мне и дома жутких нерях и даже вполне зажиточные по местным меркам, но в целом ситуация была такой, как я описал выше.
Я, по возможности, старался селиться у тех, кто победнее и щедро платил им за кров и нехитрую крестьянскую пищу. Позволял местным детям заработать пару монеток уходом за Ромчиком. Кстати, любвеобильных мать с дочерью, тоже не обделил, оставив им целый золотой за проведенную ночь. По местным меркам — отличное приданное для нищей девчонки из нищей семьи. С такими деньжищами никто даже не посмотрит, что она давно уже не девочка.
Зачем мне это все, спросите вы? Просто у меня душа болела за этих людей. Пафосно звучит? Может быть. Но такой вот я человек. Сегодня убиваю трех, по сути, еще детей, а завтра жалею незнакомую крестьянку, которой нечем кормить своего единственного ребенка. Нет, я не раскидывался деньгами почем зря (не считая семьи горшечника, опять же, но там особый случай), но платил гораздо больше, чем стоили кров и пища. С меня не убудет, а людям дам шанс.
Вообще, даже несмотря на мою патологическую жадность, деньги для меня всегда были скорее инструментом, чем самоцелью. Именно поэтому там, на Земле, я и работал грузчиком. Работа не сложная, из-за огромного количества современной техники еще и не особо утомительная, она давала мне возможность сытно кушать и покрывала базовые потребности в деньгах. Нет, конечно, я не мог себе позволить машину, пусть и дешевую, не мог летать на новый год в условный Египет, как это делали некоторые мои знакомые, не мог менять телефоны каждые полгода. Но мне это и не было нужно. Меня полностью устраивал тот образ жизни, который я вел.
Так и тут — денег у меня, как я уже говорил, было достаточно много. Да чего уж там — по местным (крестьянским, естественно) меркам я был сравним с тем самым легендарным царем Крезом, что вошел в наши земные поговорки как символ богатства. Так почему бы и не помочь немного простым людям?
Так я и ехал себе тихонько, никого не трогал, разговоры с местными разговаривал, исподволь узнавая, что меня ждет впереди, интересовался местными новостями, и ехал бы еще столько же и столь же беззаботно, если бы не стрела, вонзившаяся в круп Ромчику. Да, опять! Казалось бы — должен же был научиться по прошлому нападению, обещал же себе попытаться разобраться в заклинании обнаружения жизни, как-то уменьшить его насыщенность. И что? А ничего! Вместо этого я естествознанием, блин, занимался. Чертов кретин! И теперь моя несчастная, ни в чем не повинная лошадка, вновь получила стрелу в задницу!
Отмахав по уже отработанной ранее схеме еще с километр, я слез с Ромчика и повернулся к его заднице, планируя быстро вытащить стрелу, залечить рану и вернуться назад, дабы объяснить кое-кому всю глубину их неправоты. Но решил пока обождать с нанесением справедливости в особо тяжкой форме, так как очень уж странная рана образовалась у моего несчастного непарнокопытного. Стрела вошла в левую ягодицу Ромчика почти вертикально. Сверху вниз.
Я не очень большой знаток баллистики или какая там наука изучает поведение стрел в полете? Но даже моих знаний хватало на то, чтобы понять, что выпустили эту стрелу с какого-то возвышения. С дерева там или высокого камня. Но вот в чем загогулина — никаких деревьев или высоких камней со стороны, с которой летели стрелы, не было и в помине. Стреляли из обычных для речной стороны тракта густых кустов. Нет, вполне возможно было запустить стрелу вертикально вверх, чтобы она свалилась мне на голову. Но зачем? Как по мне — стрелять так по движущейся цели было той еще глупостью.
Ладно, будет у меня еще время подумать над этим вопросом. Сейчас же нужно скорее заниматься раненым товарищем. Вон с каким он осуждением на меня смотрит.
— Ромчик, — обратился я к коню, — рана у тебя на букву «х» и не думай, что «х» — это значит хорошая. Так что придется немного потерпеть, пока я буду вытаскивать стрелу. Поэтому, я сразу предупреждаю, что будет больно. Но ты же у меня мужик? — заговаривал я коню зубы, укладывая на травку рядом с трактом, — ну-ну, знаю, что мужик. Слышал я как кобылица та радостно ржала, пока ты ее того. Так что придется потерпеть, мой хороший. А потом, как мы закончим, я тебя накормлю самым лучшим овсом что у меня есть. Обещаю. — Ромчик недоверчиво фыркнул, так как прекрасно знал, что наш лучший овес является одновременно и нашим же худшим, так как имеется в единственном экземпляре. Но, к счастью, уложить себя все же позволил. И даже не особо сильно взбрыкнул, когда я одним быстрым движением кинжала взрезал ему кожу и мышцы, в которых застряла стрела. Хотя, может тому было причиной исцеляющее заклинание, совсем чуть-чуть наполненное силой, а отнюдь не мое красноречие. Но, как бы там ни было, спустя каких-то пять минут, стрела была успешно вытащена из многострадальной ягодицы, сам Ромчик стреножен и накормлен обещанным овсом, а я бежал в обратном направлении, дабы по-свойски пообщаться с очередными любителями засадить стрелу из засады.
Честное слово, иногда мне кажется, что я нахожусь в какой-то симуляции! К чему это я? Да к тому, что разбойники оказались чуть ли не братьями-близнецами тех, что были мною упокоены ранее. И ладно бы они были похожи только внешним видом, тогда это можно было объяснить простым совпадением, общей бедностью, отсутствием хороших магазинов одежды. Но даже лица были у них похожи. Честное слово, будто действительно где-то находится специальный центр подготовки стрелков в конские задницы с единой униформой и общим стилем а-ля бомж обыкновенный, разбойный, с луком.
Разобравшись с ними так же, как и с предыдущими представителями их братии, я вернулся на дорогу, тщательно размышляя над тем, что раз люди говорят, что один раз — это случайность, а два — уже закономерность, то может стоит заказать Ромчику специальную нажопную броню? С его-то везением подобная обновка может прийтись как нельзя кстати. И думал бы в подобном ключе и дальше, возвращаясь к тому месту, где оставил Ромчика, если бы не некая странность, подмеченная краем сознания.
Я замер на месте и огляделся. Так, я сейчас нахожусь в той точке, где меня обстреляли из засады. Вон из тех кустов, густых таких. Вон на дороге следы копыт Ромчика, его кровь, стрелы. Вроде бы все как и должно быть. Ни деревьев, ни высоких камней, с которых было бы удобно стрелять поблизости не наблюдалось. Так что же меня насторожило? Точно! Стрелы! Вот причина моего беспокойства. Эти горе стрелки по мне ни разу не попали и всего один снаряд смог поразить моего верного рысака. Так откуда тогда на дороге появились остальные снаряды? По всем законам физики они должны были сейчас валяться в кустах со скальной стороны дороги, а никак не в ее центре. Это что получается, что разбойники в ярости от ушедшей добычи стреляли по пустой дороге? Ой что — то мне не верилось в подобное. Не выглядели эти покойнички любителями просто так тратить свое имущество. А стрелы были хоть и плохонького качества, но все же с металлическими наконечниками. А металл тут ценится. Тогда что же случилось?
Я подошел поближе, присмотрелся. Да, стрелы точно такие же как та, что я вытащил из Ромчика. Видно было, что сделаны кустарным методом, но при этом, на мой неискушенный взгляд, вполне себе неплохо. Вряд ли бы их кто-то вроде разбойников решился бы понапрасну тратить.
Рассматривая валяющиеся на земле снаряды, я заметил еще одну странность — они лежали примерно на одной линии. Не идеально, по линеечке, но все же так, что это заметно бросалось в глаза. Тоже, надо сказать, нетипичное поведение для стрел. Вообще, создавалось впечатление, что летели они такие, летели, а потом — бац, и отскочив от чего-то на середине траектории, свалились на землю.
Я поднял одну из стрел, повертел и так, и эдак. Затем другую, тоже осмотрел ее. И еще одну. Помните, я говорил, что стрелы явно сделаны кустарным способом? Так вот, я не ошибся. Металл, пошедший на изготовление наконечников, был столь низкого качества, что большинство из них затупилось. Но стрелы сами по себе не тупятся, а сами разбойники вряд ли настолько тупы, что устроили засаду с некачественным оружием.
Я вновь задумался, вертя так и эдак трофейные снаряды. Появилось у меня некоторое подозрение, что не все так просто в этой истории. А еще где-то на задворках моего сознания неохотно, неспешно, сформировалась, а затем полностью оформилась одна идея, которую нужно было срочно проверить.
Зашвырнув в ближайшие кусты больше неинтересные мне орудия моего несостоявшегося убийства, я принялся за поиски необходимого мне для следственного эксперимента оборудования. Нашел аж три штуки. Камни были что надо — ухватистые, размером с два моих пальца, удобные для того, чтобы их бросать.
Хорошо, что сейчас тракт был пуст, а то не знаю что обо мне могли подумать проезжающие по своим делам путники. Скорее всего, решили бы, что я буйный, что со мной лучше дел не иметь и лучше меня объехать стороной. Не скажу, что я бы обиделся, если бы подобное случилось. У меня у самого начали закрадываться некоторые подозрения в собственном безумии. Ну посудите сами — молодой парень, дорого-богато одетый, стоит посреди пыльного тракта и подбрасывает камешки вверх. И ладно бы еще просто подбрасывал, так нет — старается словить их своей черепушкой. Шиза же натуральная!
Тем не менее, я действительно подобным занимался. И, надо сказать, делом это оказалось достаточно хлопотным. Казалось бы — швырни камень строго вверх, да бодни его. Но нет. Не так уж это и просто. Как ни странно, но сложнее всего для меня было как раз подкидывать камень так, чтобы он летел вертикально вверх. У меня ушло что-то около пяти попыток, прежде чем мне удалось провернуть этот фокус. Я настолько увлекся, что даже забыл о том, что падение такой каменюки на голову может быть достаточно болезненным. Впрочем, когда я, радостный, все же словил падающий снаряд своей бестолковкой, боли все равно не почувствовал. Вообще ничего не почувствовал! Зато успел заметить, как камень срикошетил и улетел куда-то в кусты.
— Интересно девки пляшут, — задумчиво проговорил я вслух на великом и могучем.
Что ж. Я мог себя поздравить. Все мои умозаключения оказались верными — эти разбойники, в отличие от предыдущих, были достаточно меткими и попали куда нужно, причем — не один раз. В Ромчика они совсем не целились, видимо, хотели потом продать такого ладного коняшку и его простреленная задница лишь случайность. Не зря меня смущал угол, под которым стрела вошла в нее. Судя по всему, она ударила по касательной по моей защите и ушла вниз и в сторону. Прямиком в многострадальный круп Ромчика.
Только вот что это была за защита? Точно не мои заклинания — у меня в запасе ничего подобного не имелось. Но точно магия. Ничем иным подобный эффект не объяснить. Только вот откуда? Впрочем, как откуда? Не так уж и много обновок у меня было с момента предыдущего нападения разбойников. Тем более таких, которые были бы похожи на магические артефакты.
Я достал из-под камзола тот самый, честно взятый в нечестном бою бронзовый прямоугольник и задумчиво осмотрел. А ведь я только сейчас понял, что как надел его тогда, так больше и не снимал. Более того — я о нем даже как-то позабыл, хотя, после стычки с аристократами имел намерение попытаться разобраться в его странных свойствах. Но как-то запамятовал. А потом просто не до того стало. К тому же, ощущался он так, будто я его не неделю ношу, а всю жизнь.
Подозрения подозрениями, но для чистоты эксперимента стоило все же проверить действительно ли все дело в этой странной штуковине. Я снял амулет, положил его на землю и, вновь разыскав отброшенные за ненадобностью камешки, принялся за старое. Ну что могу сказать? Камнем по голове получить довольно больно! Пусть и таким маленьким.
Ощупав свою голову в том месте, где она встретилась с камнем, я почувствовал влагу под пальцами — похоже я умудрился рассечь кожу и теперь сквозь порез сочилась кровь. Зато, у меня случилось прозрение: до меня внезапно дошло, что не обязательно было ловить камни башкой. Ведь никто же мне не запрещал подставить под удар любую другую, менее важную, часть тела! Руку там или ногу. Вряд ли эффект был бы другим. Не в одну же голову разбойники целились.
Тихо матерясь, я сформировал заклинание исцеления и уже было хотел активировать его, как краем глаза заметил странное свечение. Тут же обернулся в ту сторону, но потерял концентрацию и заклинание развалилось. С ним же и пропало видимое мне свечение. Однако, я успел заметить, что светился лежащий на земле амулет.
Оглядев его еще раз, я вновь сформировал заклинание исцеления, но снова не активировал, следя за его структурой одним глазом, а другим, рискуя заработать косоглазие, всматривался в амулет, светившийся ярко-белым светом. Да, я не ошибся, это свечение было один-в-один как то, что я мог наблюдать сейчас у энергетического блока заклинания исцеления.
Глаза начали слезиться, поэтому я, побоявшись что снова потеряю концентрацию, активировал заклинание, залечивая ссадину на голове и придавая себе новых сил.
Так вот какое оно то самое пресловутое магическое зрение. Только вот научиться бы еще им пользоваться нормально, а не так как сейчас, рискуя глаза свернуть. А если все же сверну? Это что, будущий повелитель мира (а на меньшее я не готов замахнуться) будет косым? Стыдоба же! Вот и придется хорошенько подумать над этой проблемой.
Я тяжело вздохнул, поднял амулет, вновь надел его и двинулся в сторону припаркованного где-то впереди Ромчика. Много над чем придется подумать в ближайшее время. И над амулетом этим, и над магическим зрением, и над тем, чтобы заранее видеть подкустовных супостатов. Да и о том, что вообще делать дальше тоже не мешало бы подумать.
Сейчас, спустя некоторое время, прошедшее с момента разграбления замка фон Киффера я понял, что моя первоначальная затея с маскировкой под аристократа потихоньку начинает себя изживать. О чем речь, если я даже таких простых вещей, как дуэльный кодекс, не знаю? Ладно эти дурачки молодые, их обвести вокруг пальца не составило большого труда. А если попадется кто-то, чей интеллект слегка превышает интеллект табуретки? Он же меня на раз раскусит. Так что думать нужно. Думать.
Из размышлений меня выдернул вид поднявшегося над горизонтом пылевого облака. Облако было слишком большим для простого крестьянского обоза и двигалось мне навстречу. Как раз с той стороны, где я так неосмотрительно оставил Ромчика в компании всех своих вещей и денег.