— Батин конь, говоришь? — задумчиво поинтересовался коневод, пристальным взглядом рассматривая Ромчика, все еще делающего вид, что на меня обиделся.
— Ну а чей же еще? — сделал вид, что искренне удивился я. — Я на коня пока еще не наработал.
— И не наработаешь, — заверил меня мужик, — по крайней мере на такого как этот. Не знаю кто твой батя, парень, но он или тебя очень любит или наоборот.
— Поясните, — попросил я.
— Да чего уж тут пояснять, — отмахнулся мужик, — это, насколько я могу судить, не чистокровный дорсак, но близко к тому. Причем, настолько, что это я, по-хорошему, должен тебе платить за случку.
— Ну, — улыбнулся я, — раз так, то может пусть никто не платит? Ромчик развлечется как следует, я выполню свое обещание, а вы получите хороший приплод. Идет?
Коневод некоторое время изучающе смотрел на меня, а потом, махнув рукой, рассмеялся:
— Ладно, парень, пусть будет по-твоему. Но за ячмень все равно заплатишь.
— Само собой, — согласно кивнул я, — у вас как со временем? Сможете меня немного подождать, пока я за деньгами сбегаю? Не пропадут ваши лошадки без вас?
— Да пока терпит, вроде, — отмахнулся дядька, — а лошадки не пропадут. Там у меня целая ватага учеников-дармоедов. Да и сын, если что, присмотрит.
— Отлично, — обрадовался я, — тогда я скоро буду.
Естественно, что ни за какими деньгами мне ходить не нужно было. Но не показывать же своему новому знакомцу какие суммы я с собой таскаю? Да и стоило еще о пиве для Ромчика договориться с барменом. Все же обещания надо держать полностью.
Управился я довольно быстро: минут за пять, не более. И, вскоре, мы с коневодом уже шагали по улице, оставив, в кои-то веки сменившего гнев на милость, и даже удосужившегося благодарно боднуть меня в плечо, коня наслаждаться ячменно-пивным лакомством.
— Что-то народа многовато собралось, — задумчиво проговорил я, наблюдая за довольно крупной группой людей с отличительными знаками глиняных дел мастеров, двигающихся в том же направлении, что и мы.
— Так его милость речь держать скоро будет перед народом, — отмахнулся коневод.
— А что случилось? — искренне обеспокоился я, припоминая, что нечто подобное мне уже говорил стражник при въезде в город, но тогда у меня эта информация почти сразу выветрилась из памяти.
— Дак, откуда же мне знать? — искренне удивился дядька, — но, наверное, что-то важное. Его милость редко к простому люду-то снисходит.
— Так может послушаем? — предложил я, — раз важное-то.
— Можем и послушать, — не стал спорить мой собеседник, — тем более, что лобная площадь тут недалече. Вон за тем поворотом, — тыкнул он своим заскорузлым пальцем в ту сторону, где только что скрылись вышеупомянутые мастеровые.
Лобная площадь оказалась довольно большой и ее предназначение сразу же угадывалось по телам, так и оставшимся висеть насаженными на колья с момента последней проведенной тут казни. Казнь, судя по всему, произошла уже достаточно давно, так что тела представляли собой омерзительное зрелище и воняли соответственно. Даже тут, на дальнем конце площади, мы не могли скрыться от мерзкого запаха разложения.
Ну что за люди, ей-богу? Как можно так свинячить там, где живешь? Ладно еще казненные, висящие за пределами города. Там я мог понять зачем оно сделано. Но оставлять эту гадость внутри. Зачем? И ведь не скажешь, что местные не были знакомы с понятием гигиены или немытыми все ходили? Нет. Тут существовало понятие общих бань, в которых за небольшую плату, доступную даже крестьянству, можно было помыться. Практически в каждом трактире и постоялом дворе имелись мыльни. А там, где их не было, можно было заказать в номер здоровенную бадью и вымыться в ней. Да о чем речь, если даже сейчас, на забитой народом площади, практически не ощущался смрад немытых тел, как того можно было ожидать? Вонять местным жителям не нравилось, дышать чужой вонью тоже, зато неделями нюхать запах тухлятины — это они завсегда. Вот как так?
За подобными мыслями я как-то пропустил тот момент, когда на специальный помост в центре площади (ага, на тот самый, на котором находились и вышеупомянутые казненные) в компании десятка уже знакомых мне бойцов поднялся Густаф де Фель, виконт фон Фельзен собственной персоной. Судя по бесстрастному лицу, его ничуть не волновал тот факт, что всего в паре метров от него вовсю разлагается какой-то бедолага.
Меня аж передернуло, едва я представил какое амбре сейчас ощущает его милость. И за что, интересно, тут так ненавидят виконта, что тому приходится все это нюхать?
Тем временем, Густаф поднял руку, требуя тишины. Народ покорно затих, готовясь внимать мудрости своего правителя. А я, в свою очередь, внимательно следил за мимикой виконта, гадая стошнит ли его или нет во время произнесения речи. И, в итоге, благополучно ту речь профукал. Очнулся лишь тогда, когда народ вокруг что-то одобрительно заорал.
— Чего это они? — поинтересовался я у своего спутника.
— Простой народ всегда радуется подобным новостям, хотя, как правило, они-то, в итоге, больше всех и страдают, — ответил изрядно спавший с лица коневод.
— Вы о чем? — не понял я.
— Как о чем? — удивленно глянул на меня дядька, — ты что не слышал что его милость сказал?
— Честно говоря, нет, — немного смутившись признался я, — я все гадал блеванет ли он от запаха или нет.
— Вот оно что, — невесело усмехнулся мой спутник, — тогда все понятно. А говорил его милость о войне.
— О войне? С кем? Когда?
— С захребетниками, будь они неладны, — сплюнул на землю мужик, — кто-то из них недавно сильно обидел его милость. Вот тот и решил проучить наглых барончиков.
— Но как такое возможно? — искренне удивился я, прекрасно понимая кто именно обидел виконта, — мы же все в одной стране живем.
— Первый раз что ли? — отмахнулся тот. — Господа частенько между собой отношения выясняют. Иногда объединяются с кем-то, а иногда сами по себе. Тем более сейчас, когда на трон уселся его величество Вальдер III, да продлят боги его жизнь.
— А что не так с его величеством? — уточнил я.
— Все так, — невесело усмехнулся коневод, — только молод он дюже. И силенок у него не так уж и много. Вот что я тебе скажу, парень, — после некоторой паузы, вновь обратился он ко мне, — ехал бы ты из города. И как можно быстрее. Да, его милость сказал, что формирование дружин начнется с завтрашнего дня. Но поверь старику, ворота на выезд могут закрыть уже в ближайшее время.
Я не стал задавать глупых вопросов вроде «а причем тут я до армии?» или «а как же вы?». Коротко поблагодарил мужика, крепко пожал ему руку и, аккуратно раздвигая все еще продолжающих слушать речь своего правителя граждан, направился к выходу с площади.
Едва выбрался из людского моря, то тут же, на первой космической, ломанулся в сторону заведения мадам Ольры. Эх, не светит мне сегодня покувыркаться со знойной красоткой. И Ромчику кобылка не светит тоже. Прав коневод, имени которого я даже не удосужился узнать, нужно рвать когти из города. И не столько потому, что не хочется тянуть лямку в местной пехтуре, сколько потому, что нет желания встречаться с виконтом. Видимо, тот все же обиделся на меня сильнее, чем я думал. Непонятно только куда подевался пречистый Амьен и не он ли стоял за подобным решением. Ну а что? Может же быть так, что именно с его подачи обида виконта стала столь сильна? Или тут что-то другое? Не знаю. Не было у меня достаточного количества информации, чтобы строить хоть сколь-нибудь реалистичные предположения.
Только вот не показался мне Густаф человеком, который из-за гибели нескольких бойцов, будет способен утопить, как минимум, два владения в крови. Хотя, хрен его знает, этот местный менталитет. Может у них тут вендетту объявляют за каждый чих. Или я просто мог ошибиться насчет виконта. Все же я далеко не психолог.
Вне лобной площади народ еще не знал о той заднице, в которую его собирается втравить местный правитель, поэтому я, несущийся во весь опор, выглядел крайне странно. Но мне было плевать. Я даже не стеснялся бортовать некоторых, особо упертых, граждан, решивших, что незачем уступать дорогу какому-то там малолетке. В след мне неслись крики, брань, угрозы, а кое-кто из задетых мною грубиянов даже пытался догнать. Но я постоянно подбадривал себя заклятием исцеления, так что грубияны довольно быстро отставали. Был, правда, один, что вздумал орать что-то вроде «держи вора». Но для него я немного времени все же нашел. И, вернувшись немного назад, уложил крикуна двумя быстрыми и точными ударами в челюсть. После чего еще и добавил по ребрам для острастки. Что примечательно: как и в нашем мире, народ тактично проигнорировал столь скорую и жестокую расправу, сделав вид, что ничего не видел, не слышал, и вообще, в данный момент времени чаевничал у своей бабушки на другом конце города.
Правда, справедливости ради, когда я снова сорвался на бег, несколько теток все же нашли в себе смелость и подбежали к все так же лежащему на земле крикуну. Чем там закончилось дело я уже не видел, но серьезных последствий быть не должно, так как я все же, в последний момент, сжалился и немного подлечил грубияна. Не так чтобы сразу привести его в чувства, но так, чтобы мой урок вежливости не стал для того фатальным.
До заведения мадам Ольры я добрался минут за пятнадцать. Ну, может чуть больше, я все же не засекал. И, первым делом, ломанулся в конюшню, в которой отловил какого-то мальчишку-раба и приказал в срочном порядке оседлать Ромчика. Взбодрив пацана пенделем и медной монеткой, я выбрался из конюшни и побежал в основное здание.
Народу в общем зале, по сравнению с утром, значительно прибавилось. Они сидели тут веселые, отдохнувшие, хвастливо вспоминающие свои ночные похождения, сравнивающие у какой из девочек сиськи красивее, а какая более умела непосредственно в утехах. И до сих пор не знали о той здоровенной заднице, что нависла и над ними, и над всем остальным Фельзеном. Просвещать я никого не стал. Не видел смысла. Просто пронесся мимо, сопровождаемый их удивленными взглядами, и скрылся на лестнице, ведущей наверх.
Как же хорошо, что первым делом, по приезду в город, я возжелал сладенького и, прокувыркавшись со знойной работницей мадам Ольры весь вечер и половину ночи, даже не подумал начать разбирать сумки. Теперь моя безалаберность сыграла мне на руку. Я подхватил свою поклажу, включая купленный сегодня тючок с обновками, и быстрым шагом направился в обратном направлении.
— Уже покидаете нас? — на выходе догнал меня вопрос дылды-бармена.
— Увы, — развел я руками (что вышло довольно комично, учитывая, что те были заняты моей довольно тяжелой поклажей), — срочные дела.
— Жаль, — кажется даже искренне расстроился мой собеседник, — подождите, будьте добры, несколько минут. Я схожу за вашим залогом.
— Не стоит беспокоиться, — отмахнулся я, — пусть это будет моей благодарностью той леди, что составила мне компанию этой ночью.
— Как скажете, уважаемый, — не стал спорить шпала, — всего вам доброго. Вы всегда будете желанным гостем в нашем заведении.
— И вам не хворать, — вновь срываясь с места, ответил я.
Мальчишка-раб справился с порученной задачей на отлично. Чуть осоловевший и крайне недовольный Ромчик был полностью экипирован в свой бдсм-костюм. Подобная старательность нуждалась в награде, поэтому пацан стал счастливым обладателем еще пары медяков.
Естественно, я не стал брать с собой телегу. Я не древний римлянин, чтобы устраивать скоростные скачки на колесницах. Да и телега эта, даром что была сделана очень качественно, на боевую колесницу ну никак не тянула. Так что загрузка моего четвероногого вездехода, искренне обрадованного тем, что его никуда больше не впрягают, тоже не заняла много времени. Поэтому, вскоре мы уже вовсю мчались к выходу из города. И добрались до ворот как раз в тот момент, когда они начали закрываться.
— Вот же гадство! — в сердцах сплюнул я. — Ну-ка, Ромыч, поднажми. Чую, что хрен они нас так просто выпустят.
Да, идея была идиотской. С какой стороны не посмотри. Но я не видел другого выхода. Ну не верил я, что ворота посреди дня так просто закрывают. Не верил в то, что ради меня одного их снова откроют. Даже за мзду. А в армию ой как не хотелось. Особенно в средневековую. Особенно к виконту. Вот и пришлось идти на прорыв.
Хвала всем богам, на нас пока никто не обращал особого внимания. Ну скачет себе всадник во весь опор, ну и пусть скачет. Зевак было мало и они, по старой городской привычке, держались обочины. Стражники на воротах были заняты закрытием оных. А мы с Ромчиком все приближались и приближались к заветной арке.
Вот, кто-то из стражей, тянущих на себя тяжеленную створку, остановился и оглянулся в мою сторону. Видимо, наконец расслышал бешеный перестук копыт по мостовой. Некоторое время он удивленно пялился на стремительно приближающегося к нему коня, затем, когда до арки оставалось проехать еще метров пятнадцать, он внезапно отмер и что-то заорал, дико размахивая руками.
Я так и не понял мне ли он махал или таким образом привлекал внимание своих коллег, но второго он добился. Оставшиеся трое стражников, занятых закрытием створок, тоже бросили свою работу и развернулись в нашу с Ромчиком сторону.
Опасный момент, критичный. Они еще успевали выхватить меч и попытаться подрубить несущемуся во весь опор коню ноги. Но, к счастью, идиотов не нашлось. Никто не стал изображать из себя героя и пытаться нас задержать. И я, в принципе, мог понять мужиков. Вы когда-нибудь стояли на пути несущегося на вас со всех копыт коня? Жуткое зрелище, доложу я вам, особенно если эта тварь еще и немного выпивши. Проймет любого. А мужики на воротах, хоть и считались стражниками, но, по сути, были местным аналогом гаишников. А вы когда-нибудь видели храброго гаишника, тем более такого, что готов рискнуть жизнью ради выполнения своего долга? Нет, в гаишники народ шел как раз чтобы тот долг не выполнять, но при этом иметь непыльную работенку, на которой можно было поиметь дополнительный, не облагаемый налогом и совестью, гешефт. Вот и стражники решили, что остановить-то коня на скаку попытаться можно, но мужчинам неприлично заниматься чисто бабскими делами. Да и чревато это разнообразными неприятностями. Поэтому и не стали стражники нам мешать, позволив свободно проскочить мимо них и вырваться на волю.
Но стражники на то и стражники, что их задача сторожить, а они только что эту задачу благополучно прошляпили. Поэтому, не успели мы с Ромчиком вдоволь вдохнуть воздуха свободы, как за нашими спинами раздался заунывный вой сигнального горна.
Что ж, этого стоило ожидать. Никто в здравом уме не оставил бы мою выходку без должного внимания. Да и древний инстинкт «если убегает, значит виновен», присущий всем собакам и большинству представителей разного рода государственных органов, заставлял реагировать соответствующим образом. Так что вскоре следовало ожидать погоню.
Стремительно приближающееся пыльное облако я заметил за своей спиной минут через десять. С такого расстояния рассмотреть количество, а самое главное — качество, преследователей не представлялось возможным. Но, судя по тому, что они меня нагоняли, то кони у ребят были не хуже моего Ромчика, что о чем-то, да говорило. Только вот эти голубцы не учли, что я ни какой-то там несчастный стражник, а, без пяти минут, величайший из местных магов (потому как, судя по всему, единственный) и что мне совершенно не хочется с ними встречаться.
— Ну-ка, попробуйте нас догнать! — прокричал я, подбадривая Ромчика напитанным на максимум заклинанием исцеления. Дикое, радостное, ржание было мне ответом. Похоже и сам Ромчик был не прочь сегодня хорошенько побегать.