Нового командующего вооруженными силами США в Южном Вьетнаме генерала Уильяма С. Уэстморленда встречал на американской военно-воздушной базе Тан-шоннят под Сайгоном весь цвет южновьетнамской администрации и генералитет американского штаба. Укрывшись от жары в кондиционированном зале, министры, одетые в легкие светлые костюмы, беседовали с американскими военными в генеральских френчах, сверкающих радугой орденских- планок и отличительных знаков. Как стеклянный сосуд с разноцветными несме-шивающимися жидкостями, зал переливался красками, и самыми яркими среди довольно однообразных военногражданских одежд были неповторимой красоты, расцветок и фасонов длинные платья с глубоким разрезом по бокам, в которых пришли сюда, несмотря на жару, самые знатные дамы — жены министров, генералов, американских дипломатов.
Когда дежурный офицер объявил, что через десять минут самолет с новым командующим совершит посадку в зоне «В», этот красочный поток вылился на улицу и устремился к мощному бетонному ангару — десятки их стояли по обеим сторонам взлетной полосы, сооруженные для укрытия самолетов от невыносимо жаркого тропического солнца, а также возможного нападения партизан. Разместившись внутри ангара, встречающие с интересом и нескрываемым волнением наблюдали, как, ревя моторами, приближался к стоянке стратегический бомбардировщик «В-52», покрывший без посадки расстояние от Гонолулу до Сайгона. Наконец, взревев последний раз так, что задрожали бетонные полусферы ангаров, бомбардировщик замер на месте. Воздух еще был пропитан дымом, запахом горючего, жаром, источаемым турбинами, а встречающие вслед за трапом двинулись к самолету, из которого через минуту должен выйти один из блестящих американских генералов, чье имя уже давно с уважением произносилось в Сайгоне. Участник парашютного десанта в Италии в годы второй мировой войны, герой корейской кампании, наследник одного из королей текстильного и банковского бизнеса, отмеченный всеми возможными наградами, Уэстморленд ожидался здесь как мессия, полководец, которому предстоит переломить, направить по другим рельсам войну и, конечно же, добиться в ней победы.
И вот, чуть наклонив голову в проеме двери, на трапе показался Уэстморленд. Он был одет в простую офицерскую куртку, в глубоком вырезе которой виднелась обычная трикотажная белая майка, оттеняющая немного удлиненную, но крепкую, жилистую, загорелую до черноты шею. Никаких наград, даже орденских планок, не было на скромной куртке. Лишь на левой стороне нашивка с именем генерала, справа такая же полоска с надписью «Армия Соединенных Штатов», а повыше нее отличительный знак воздушного десантника. На вороте куртки с каждой стороны по четыре генеральских звезды — знак полного генерала. Простая защитного цвета фуражка с деформированным козырьком. На околыше ее — тоже четыре звезды полного генерала и знак воздушного десантника, которым Уэстморленд очень гордился.
Лицо генерала не поражало, нет, скорее несколько удивляло своей простотой. Оно чем-то напоминало лицо фермера, лесоруба, может быть, водителя тяжелого грузовика. Густые брови прикрывали небольшие глаза, острый взгляд которых пронизывал человека будто бы насквозь. Короткая стрижка и глубокие залысины дела- V ли более заметными большие уши, чуть оттопыренные, будто прислушивающиеся.
Генерал поднял руку в быстром приветствии пришедшим его встречать, которых он обвел запоминающим взглядом, и вот он уже, окруженный толпой, пожимает руки, хлопает по плечу, дружески обнимает. Но все по-деловому, стремительно, будто его ждет самая срочная работа, ради которой он только из вежливости тратит свое драгоценное время на эту ненужную церемонию. Свою занятость, нежелание следовать ненужному в нынешних условиях этикету он заранее спланировал и предусмотрел, подчеркнув это даже одеждой, в которой он прибыл в Сайгон.
Поприветствовав всех и улыбнувшись на прощание, едва раздвинув тонкие, плотно сжатые губы, Уэстморленд вместе с генералом Харкинсом быстро прошел к машине.
— Ну, вот ты и на месте, Уильям, — дружески сказал генерал Харкинс, — теперь это твой плацдарм, с которого тебе начинать атаку. Я рад, что именно тебе выпала эта честь. Думаю, что из всех американских генералов ты самый достойный, чтобы выполнить великую, не побоюсь добавить — историческую миссию.
— Ну, спасибо, дружище, за добрые пожелания, — Уэстморленд легонько хлопнул генерала Харкинса по плечу. — Надеюсь, что и находясь вдалеке от нас ты не откажешься помочь советом, если я к тебе обращусь, а?
Харкинс, потомственный военный, гордившийся прошлым своей фамилии, понимал, что Уэстморленд никогда к нему ни за чем не обратится, не такой это человек, чтобы ждать от кого-то совета. До Сайгона дошла фраза, сказанная Уэстморлендом, когда Линдон Джонсон поздравил его с высоким назначением:
— Я рад, господин президент, послужить истории.
«Еще один кандидат на лавры Наполеона», — подумал Харкинс, когда приятель, прилетевший из Вашингтона, рассказал о церемонии.
— Можешь не сомневаться, Уильям, — ответил Харкинс, — какой бы ни был мой опыт во вьетнамских делах, это все-таки опыт. И если что-то из него может пригодиться тебе, я буду рад.
Приняв дела, познакомившись с офицерами и генералами, обстановкой на фронтах, выслушав самых компетентных людей, не раз встретившись с «сайгонской командой», как в обиходе американцы называли южновьетнамскую администрацию, Уэстморленд хотя и не впал в пессимизм, но боевой тонус его несколько понизился. Его желание послужить истории, как он понял, будет сопряжено с трудностями и риском.
«В Вашингтоне, — думал Уэстморленд, допоздна засиживаясь над схемами, картами и донесениями в своем кабинете, — позволяют себе говорить, особенно любит распространяться на эту тему ничего не понимающий в военном деле Раск, что правительство Южного Вьетнама имеет в своем распоряжении 547 тысяч солдат. Где они, эти солдаты? — произносил Уэстморленд, будто тот, с кем он спорил, сидел в кресле напротив. — Покажите мне их! Армию тут еще предстоит создавать. Настоящую армию. А что с американскими войсками? Всего двести тысяч человек! Обещанный контингент в полмиллиона человек еще маячит где-то на горизонте».
С карандашом в руках Уэстморленд вел скрупулезные расчеты, и как ни вертел, как ни тасовал варианты дислокации войск, у него все равно их не хватало для начала активных операций.
Когда все подсчеты были сделаны, Уэстморленд расстроился: «У нас всего лишь трое солдат против одного вьетконговца». Как все командующие экспедиционными корпусами, а бывший воспитанник Гарвардского коммерческого училища не был исключением из их числа, он испытывал определенную тревогу перед моральным превосходством противника. Только Уэстморленд пошел дальше: он считал, что с двумя южновьетнамскими и одним американским солдатом выходить против одного партизана непростительный риск.
Обстановка на Юге Вьетнама складывалась совсем не так, как виделась она ему в Вашингтоне. В машинном зале оперативного командования министерства обороны Уэстморленд попросил расчетчиков составить программу и проиграть на ЭВМ возможный ход событий во Вьетнаме, заложив в машину все данные о войсках обеих сторон, благоприятные и негативные факторы, позиционное положение с учетом оборонительных и наступательных факторов, имеющихся у каждой из них.
Расчетчики на совесть выполнили задание. Когда Уэстморленд познакомился с ответом, он будто получил награду: машина предсказывала победу. Обмениваясь мнением с советником президента по вопросам национальной безопасности М. Банди, генерал не сдержал наполнявшей его радости:
— Знаешь, дружище, я теперь знаю, как нам действовать. Мы подождем немного, и, как только Вьетконг вылезет из своих нор, мы его уничтожим.
Его не насторожили все чаще поступающие из Сайгона сообщения, что силы освобождения начинают беспрерывно атаковать американцев то в одном, то в другом месте, нанося то беспокоящие, то чувствительные, а то и просто разгромные удары. Ауака на Плейку, о которой говорил президент Джонсон на совещании, была одним из таких чувствительных уДаров. В Амери-
ку было отправлено более пятидесяти гробов и свыше ста пятидесяти раненых.
Специальная комиссия по расследованию событий в районе базы Фусань пыталась уяснить для себя причину, почему одна из мощнейших крепостей США в зоне, прилегающей к 17-й параллели, созданная для того, чтобы контролировать положение в обширном и опасном треугольнике на границе Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, оснащенная самой современной техникой, не избежала нападения. Партизаны могли полностью вывести ее из строя, если, бы они располагали хотя бы сотой частью тех сил, что’были на базе.
Комиссия указала в своем отчете, что имело место по меньшей мере «пассивное предательство». По утверждению американских офицеров, отвечающих за охрану базы и подходов к ней, южновьетнамские отряды охраны не пускают американцев в свои сектора, а сами, предаваясь мародерству, насилиям, пьянке, несут охранную службу из рук вон плохо.
В Сайгоне южновьетнамские генералы выразили недовольство выводами комиссии и нарисовали другую картину. Не снимая всей ответственности со своих солдат, они все-таки обвинили американскую охрану, которая допустила просачивание партизан в важную стратегическую зону. Там не упустили случая и вспомнили рапорт командира охранного отряда майора Тхао, что некоторые американские офицеры ведут себя недопустимо беспечно, входя в контакты с подозрительными элементами из местного населения.
— Мы должны признать, что американская разведка, — говорил Уэстморленд на совещании в своем штабе, — недооценила силы и потенциал противника и вообще работает плохо. Да, да. Я говорю это со всей ответственностью. Силы Вьетконга, как показывают хорошо известные вам факты, способны переходить к наступлению сразу в нескольких районах, сохраняя при этом возможность проводить беспокоящие нас операции на других участках. Командование вооруженными силами в Южном Вьетнаме просто не знает, какими тактическими возможностями обладают отряды Вьетконга. Я считаю, что перед нами находится противник, достоинства которого мы не имеем права не замечать. Это лучшие в мире нерегулярные войска. Противник, как видите, может держать сотни небольших, плохо разграниченных фронтовых участков в джунглях, болотах, на рисовых полях. Удерживая их, он приковывает к ним наши силы, открывая в это время новые фронты, добиваясь на них успехов. Если мы будем медлительны, пассивны, беспечны, тактика противника может привести к коренным изменениям в соотношении политических и военных сил.
Будущее покажет, что Уэстморленд, стараясь активно действовать на всех, как он говорил, фронтах, распылит свою колоссальную мощь и окажется в положении Гулливера, связанного бесчисленными путами. Не имея преимуществ народных сил освобождения, способных к быстрому маневру, отрыву от противника, прикованного, как раб к галере, к базам, эскадрильям вертолетов и самолетов, бронетанковым и механизированным батальонам, часто оказывающимся неспособными действовать в условиях слабо развитых коммуникаций, американские и поддерживающие их сайгонские подразделения несли урон, теряли инициативу и преимущество, не добиваясь ничего взамен.
Все боевые операции американцев по традиции намечались на сухие сезоны, когда можно пустить в ход технические средства войны. Экипажи бомбардировщиков, истребителей, вертолетов, используя силу бомбового, ракетного, артиллерийского и пулеметного огня, возможность применения других видов оружия, творили огненный разбой, охотясь за каждой лодкой на реке, за каждым человеком, оказавшимся в запретной зоне, обстреливая каждую деревню и докладывая потом об уничтожении баз Вьетконга. В сухой сезон американо-сайгонские штабы слали победные реляции командованию о том, что они установили контроль над территорией, которой раньше владел Вьетконг.
Но, не снижавшие боевой активности в сухое время года, силы национального освобождения получали как бы преимущества в период дождей. Под пологом тропических ливней и тайфунов, когда американская техника была скована, партизаны развертывали свои операции, нанося потери противнику, лишенному возможности маневрировать воинскими подразделениями и огневыми средствами.
Все годы, проведенные во Вьетнаме, Уэстморленд будет мечтать о людском соотношении десять к одному в свою пользу, чтобы предпринять наконец генеральное наступление и покончить с противником на Юге, а затем, если судьба будет благосклонной к нему, бросить свои полки и эскадры на Север, который к тому времени будет лежать в первобытном хаосе.
Оставаясь один на один с самим собой, Уэстморленд мечтал о триумфальной роли усмирителя и покорителя Вьетнама, которая, как когда-то его начальника, генерала Эйзенхауэра, приведет и его в президентское кресло в Белом доме.
И, наконец, для всех было очевидным еще одно важное обстоятельство успеха Вьетконга — это непредвиденно большое количество оружия. «С военной точки зрения, — сообщал Уэстморленд в Вашингтон, — мы стали свидетелями непонятного феномена».
Президент Джонсон, отдавая один приказ за другим о расширении бомбардировок Северного Вьетнама, каждый раз ставил задачу добиться разрушения военного и экономического потенциала Ханоя, уничтожения запасоз горючего и средств транспорта.
«Еще год назад, — писал в рапорте генералу Уэстморленду офицер ЦРУ при штабе американского командования в Сайгоне полковник Мэрфи, — вьетконговцы, взятые в плен, имели при себе много простейшего и даже самодельного оружия, изготовленного в потайных оружейных мастерских, спрятанных глубоко в горах или джунглях. Сегодня картина выглядит по-другому. Вьет-конг имеет у себя на вооружении внушительное количество автоматического и полуавтоматического оружия, тяжелые пулеметы и базуки, минометы 60- и 81-миллиметрового калибра, а также значительное число американского оружия, в том числе захваченного партизанами на военных складах южновьетнамской армии и на американских базах, подвергшихся успешному нападению».
В тактике Вьетконга, отмечал далее полковник Мэрфи, наметилось еще одно новшество. Раньше он беспрепятственно пропускал в Сайгон транспорты с продовольствием, теперь он их старается уничтожать. Кажется, он намерен устроить Сайгону экономическую блокаду.
Прочитав еще немного, генерал сердито нажал на кнопку, вызывая своего помощника.
— Пит, — сурово сказал генерал вошедшему в кабинет капитану, — позовите ко мне полковника Мэрфи.
— Есть, сэр! — с готовностью ответил капитан, подумав про себя, что не хотел бы сейчас оказаться на месте полковника Мэрфи.
— И вы хотите, чтобы этот бред я не только прочитал сам, — сердито обрушился генерал на появившегося через несколько минут подтянутого молодого полковника, — но и послал в Вашингтон?
— Я не знаю, о чем вы говорите, сэр, — схитрил Мэрфи, сразу определив, что командующий перед этим сидел над его рапортом.
— Вы прекрасно знаете, Мэрфи, о чем идет речь, — строго, но не зло сказал генерал, догадавшись, что офицер узнал свою бумагу. — Я хочу знать, Мэрфи, вы сами пришли к этому или вам сообщили из джунглей вьетконговцы?
— Так вот, сэр, у вьетнамцев, с которыми мы тут живем бок о бок и даже, приходится, стреляем друг в друга, есть очень хорошая пословица: начинаешь какое-то дело, то хоть с собственными коленями, а посоветуйся.
Генерал рассмеялся.
— Мудрый совет. Ну, и что же тебе сказали твои коленки? — сохраняя улыбку на грубоватом лице, спросил Уэстморленд. — Садитесь-ка за стол, рассказывайте, только не очень длинно.
— По многочисленным прямым и косвенным данным, сэр, я сделал именно такой вывод, который вы изволили назвать бредом.
— Ну, подумай, Джим, меня же засмеют в Вашингтоне, если я сообщу, что Вьетконг готовится сформировать Временное правительство и провозгласить образование своего государства. Может быть, вы скажете, где будет столица этого мифического государства? А кто его возглавит? Дружок того повара, которого мы расстреляли за то, что отравил десять морских пехотинцев?
— Это вполне возможно, сэр, потому что мы ведь не знаем, кто был повар. Вполне допускаю, что у него был диплом об окончании химического или фармакологического факультета в Сорбонне. А его, как вы говорите, дружок, может быть, сейчас составляет конституцию отнюдь не мифического государства. Здесь все может быть, господин генерал.
— Вы, кажется, давно в нашем штабе, Джим?
— В общей сложности — уже пятый год.
— Неужели и мне предстоит пробыть здесь столько же? — удивленно воскликнул генерал.
— В ваших силах, сэр, уехать отсюда значительно раньше.
— Каким образом?
— Победить, сэр. Только победить.
— Спасибо, Джим, но как это сделать? Ты вон уже правительство готовишь. Не слишком ли много правительств для одного Южного Вьетнама?
— Что вы, сэр, три правительства — совсем немного.
— Каких три? На тебя жаркий климат так действует?
— Правительство, которое возглавляете вы, — раз. Второе пытается возглавлять генерал Тхиеу, ну, а третье, видимо, возглавит дружок повара, которого мы расстреляли за отравление морских пехотинцев.
Давно так не смеялся от души суровый на вид генерал Уэстморленд. Он вышел из-за своего стола, сел напротив полковника Мэрфи и, еще сохраняя веселое, довольное выражение на лице, сказал:
— Мне приятно было, полковник, выслушать ваши остроумные выводы. Не скрою, они интересны, но, как бы это сказать точнее? — генерал щелкнул пальцами, подыскивая нужное определение, — несколько фантастичны. Если наша разведка будет делать такие прогнозы, — Уэстморленд, не глядя, показал рукой на стол, где лежала записка Мэрфи, — то мы очень скоро потеряем почву под ногами — и нам надо будет уходить отсюда. А я не хочу этого, не хочу, Джим. Нас прислала сюда Америка вырвать победу, и мы ее вырвем, несмотря ни на какие сложности.
— Я не сомневаюсь, сэр, в этом. Мнение о возможном сформировании вьетнамского правительства — это мое личное мнение. И хотя я не думаю, что очень сильно ошибаюсь в таком повороте событий, но зато я вовсе не ошибаюсь, когда говорю, что вы можете вырвать эту победу у кого угодно, пусть формируется десять правительств и провозглашается двадцать независимых государств.
— Это другое дело, Джим. И все-таки твои выводы мы воздержимся посылать в Вашингтон. Чтобы провозгласить новое государство, нужно слишком много условий, Джим. Ты согласен?
— Конечно. Но мне хотелось бы услышать от вас об этих условиях.
— Хорошо. Как минимум, — город, чтобы разместить правительство. Мы им такого города не дадим, а если он у них появится, мы его за четверть часа превратим в порошок, в пыль, вместе с премьером и министрами. Затем нужна экономическая структура, которой у Вьетконга нет и не будет долгое время. Потом — люди, которые должны управлять государством, и еще тысяча других более мелких, но необходимых требований. Вьетконг, Джим, мы будем держать в джунглях, в горах, поливать напалмом и ядохимикатами. Но если — о чем я не хочу и не могу думать, — если мы отсюда уйдем когда-нибудь, то мы оставим здесь зону, на которой жизнь замрет на долгое время. Только повторяю: мы вернем этой стране мир, дадим ей спокойствие, мы сокрушим ее врагов. И это сдел?.ем мы с вами, Джим, вместе с тем полмиллионом, а может быть и миллионом молодых, сильных, решительных, готовых на все парней, которых пришлет сюда Америка.
Уэстморленд не поверил бы даже самому мудрому предсказателю судьбы, если бы услышал, как он далек от истины. Он считал, что он самой историей призван навести порядок в этой стране, где за двадцать месяцев, прошедших после свержения Нго Динь Зьема, было совершено двенадцать правительственных переворотов, сменилось девять кабинетов министров, выпущено четыре конституционные хартии, и все они усиливали террор и хаос, охвативший страну.
Борьба внутри сайгонской верхушки выходила из-под контроля американских специальных служб. Скрывавшаяся под невинным названием «Группа Мичиганского государственного университета» особая команда, сформированная из офицеров военной разведки, ЦРУ, министерства обороны, старалась держать под контролем разведку и контрразведку, полицию, органы безопасности, службы информации и пропаганды. Но многоопытные специалисты иногда разводили руками перед картиной, напоминающей битву пауков в банке. Они писали в свои ведомства, выворачивая наизнанку царившие в Сайгоне порядки.
Президент Джонсон, встречаясь с вновь возвращающимся в Сайгон Лоджем, а потом с Уэстморлендом, требовал одного: кончать с вакханалией в верхах, найти твердого решительного человека и дать ему больше прав на подавление любой оппозиции — либеральной, буддистской, католической, интеллигентской. Душить их в зародыше, иначе, как справедливо считал помощник министра обороны Мактоун, Южный Вьетнам окажется по другую сторону «железного занавеса».
Утверждение у кормила власти двух генералов — Тхиеу и Ки, хотя и не доверявших друг другу, питающих взаимную неприязнь, — давало некоторую передышку от переворотов. Занявшись изучением возможностей для более активного участия сайгонской армии в военных действиях, Уэстморленд пришел к самым неутешительным выводам. Зная, что личные беседы Джонсона с сайгонским премьером Нгуен Како Ки произвели на президента хорошее впечатление, а заявление Ки о том, что правительство сделает все для поднятия боеспособности армии, вызвало горячую поддержку и одобрение Джонсона, Уэстморленд тем не менее решил информировать его о том, что месяцы, прошедшие после встречи в Гонолулу, не привели ни к каким сдвигам в лучшую сторону.
Через председателя Объединенного комитета начальников штабов генерала Уилера Уэстморленд послал лично президенту конфиденциальную информацию. Не стесняясь давать резкие оценки происходящим событиям и говорить неприятную правду, он писал: «Осуществляя свою кампанию, Вьетконг может вести боевые операции силами до полка во всех четырех корпусных зонах армии Республики Вьетнам и предпринять наступление силами до батальона во всех провинциях. С другой стороны, армия Республики Вьетнам уже испытывает трудности в противоборстве с возросшими возможностями Вьетконга. Дезертирство приняло необычайно большие размеры. Боевые потери значительно выше, чем ожидалось; четыре батальона армии приведены в состояние боевой непригодности в результате действий Вьетконга в I и II корпусных зонах [19]. Таким образом, соотношение сил между войсками Вьетнама и Вьетконга, на основании которого мы оценивали обстановку ранее, меняется в худшую сторону. Поэтому я прошу как можно скорее направить в Южный Вьетнам дополнительный контингент войск, доведя их численность до 44 батальонов, что будет составлять 200 тысяч человек».
В ответ на эту просьбу Уэстморленд получил из Вашингтона указание, полностью развязывающее ему руки на использование американских вооруженных сил. «Правительство Соединенных Штатов, — говорилось в секретной телеграмме, подписанной министром обороны, — приняло решение усилить всеми мерами программу умиротворения Южного Вьетнама, включая принятие любых возможных шагов по обнаружению и уничтожению мест концентрации войск и штабов Вьетконга на территории Южного Вьетнама всеми возможными средствами, доступными правительствам Вьетнама и Соединенных Штатов. Вам разрешается использовать войска Соединенных Штатов для укрепления позиций вооруженных сил правительства Вьетнама, когда и как вы сочтете нужным».
Директор Центрального разведывательного управления Рейборн, сменивший на этом посту Маккоуна, писал Уэстморленду, что он дал указание своим представителям действовать в полном согласии с ним, обратив особое внимание на более активное развертывание психологической войны, по вопросам которой генерал Уэстйорленд имеет свои, представляющие интерес, соображения.
Батальоны южновьетнамской армии, сформированные по американскому образцу, насчитывали от 3 до 5 тысяч человек.