Владимир, постукивая тростью, побрел в сторону дома, Игнат устремился за ним. В окнах первого этажа горел свет. Барин направился прямо к главному входу. Подойдя, он постучал отполированным серебряным набалдашником в виде головы волка в дверь. Через минуту ему открыли. Перед Волковым стоял молодой рыжеволосый парень, Владимир отодвинул его в сторону тростью и прошел внутрь дома. Парень только рот открыл и с удивлением уставился на молодого барина.
В прихожей Волков увидел толстую бабу Авдотью ключницу, она всплеснула руками и как блаженная завопила:
– Слава тебе господи, барин наш родненький приехал!
– Тихо, тихо, – повелительно произнес молодой дворянин. – Здравствуй, Авдотья. Где этот пройдоха, управляющий, и почему усадьба в таком запустении?
– Этого я не ведаю, – сказала ключница. – А Митяй Пафнутич в гостиной с ипостатом борется.
– С каким таким ипостатом? – удивился Владимир.
– Ну, с этим иноземным! Приехал сюда, сказал, что память батюшки вашего покойного Михаила Андреевича, царство ему небесное, почтить хочет, – она перекрестилась, – а сам все пьянствует да гуляет. Третий день выгнать не можем! – запричитала Авдотья, разве что не расплакалась.
– Ну, полно, полно! Показывай мне, кто такой здесь без моего ведома распоряжается, – усмехнулся Владимир.
Ключница кивнула в сторону гостиной, из которой доносились громкие голоса. Волков направился туда, Авдотья робко засеменила следом.
– …А я вам говорю, что вы и так уже наполовину опорожнили хозяйский погреб! Что я юному барину скажу, коли он приедет?! – доносился из гостиной голос управляющего.
– Ах, ты, perro viejo**, да я нянчился с твоим барином с семи лет, я был другом его отца. А когда приехал почтить его память, мне даже кубка вина поднести не могут! – взревел второй собеседник явно не трезвым голосом.
**Perro viejo(исп.) – старый пес.
– Вы уже третий день здесь пьянствуете! – возразил управляющий.
– Culo estúpido***, я поминаю твоего покойного господина. Так что тащи мне вина, пока я не насадил тебя на свою шпагу.
***Culo estúpido (исп.) – глупый ишак.
Раздался звук вынимаемого из ножен клинка. В этот момент Волков вошел в гостиную и увидел посреди комнаты остолбеневшего Митяя – крепостного мужичка, обученного грамоте, и заведующего делами в поместье. Напротив управляющего с вынутой из ножен шпагой стоял высокий и уже немолодой мужчина с черными волосами, кое-где затронутых пепельной сединой, тоненькими усиками и меленькой бородкой под нижней губой, какую носили многие испанцы. Своим захмелевшим, но все равно хитрым и острым взглядом он уставился на Владимира и медленно опустил шпагу.
– Мартин де Вилья, позволь в этом доме решать мне, кого стоит насаживать на шпагу, а кого нет, – спокойно произнес Волков.
– Барин, молодой барин приехал, – тут же запричитал Митяй и просяще бухнулся на колени. – Защитите меня от этого изверга, молодой хозяин, третий день уже весь дом в страхе держит, приехал, распоряжается тут, видите ли, пьянствует, весь погреб опорожнил, а мы ведь бегаем, подчиняемся, слово ему, Ироду проклятому, сказать боимся …
Управляющий с надеждой посмотрел на барина, а потом с содроганием покосился на испанца, стоящего позади с занесенной над его головой шпагой.
Владимир сделал шаг вперед и строго посмотрел на де Вилью.
– Значит, ты все еще жив, старый лис?! – сказал он. – Кто тебе дал право распоряжаться в моем доме?
– Как только узнал я, что твой отец умер, я тут же приехал почтить его память, неблагодарный cachorro****, – возмутился Мартин. – И что я узнал, когда явился сюда?! Что сын моего друга, которому должно страдать у гроба отца, прохлаждается где-то в Париже, в этом городе вертепа и разврата, а к могиле отца вовсе и не торопится. А мне un viejo amigo*****, который отдал десять лет своей жизни, обучая тебя, засранца, в этом доме даже не могут поднести должного количества вина, чтобы я смог утешить свое горе!..
**** Cachorro (исп.) – щенок.
*****Un viejo amigo (исп.) – старому другу.
– Все, что я могу сказать на это, Мартин, – строго глядя прямо в глаза испанцу, произнес Владимир, – это то, что я тоже очень рад тебя видеть, – безмятежно улыбнувшись, закончил он.
Испанец помедлил секунду, а потом неожиданно расхохотался и, убрав в ножны шпагу, дружески похлопал по плечу былого ученика.
– Я смотрю, юный волчонок возмужал, – хохотнул Мартин. – Стал настоящим взрослым волком, уже и зубки научился скалить?
– У тебя и научился, – сказал Владимир, а затем посмотрел на удивленного Митяя, все еще сидевшего на полу посреди комнаты. – Ну, и что ты сидишь? Уже давно пора было распорядиться принести нам вина и еды, я проголодался с дороги. Да поживей!
Митяй тут же зашевелился, поднялся, а Владимир, напротив, опустился на диван и положил на стол, стоящий рядом, трость, перчатки и цилиндр.
– Эх, возьмусь я за вас, – добавил он. – Ты все понял, Митяй?
Управляющий кивнул.
– Тогда ступай.
Митяй тут же поспешил выполнить поручение, и скрылся из виду, забрав с собой старую ключницу Авдотью.
– Игнат, ты тоже можешь быть свободен, – продолжил Владимир, обратившись к личному слуге, все это время стоящему рядом и с интересом взирающему на все происходящее. – Сходи навести родных, знакомых, напейся, если хочешь. А коли вдруг понадобишься, я прикажу отыскать тебя.
– Спасибо, ваше благородие, – поклонился Игнат. – Навестить родных мне и в самом деле ой как хочется. Как-никак пять лет их не видел, а все с вами на чужбинушке маялся.
– Ну, не так-то ты там и мучился, пройдоха, – усмехнулся Владимир. – Ну, хорошо, ступай.
И Игнат тоже ушел, а испанец опустился на диван возле Волкова.
– Я вижу, ты совсем не торопился к могиле отца, – с укоризной сказал он.
– Почему же, я приехал, как смог, – отозвался молодой барин.
– Отчего же тогда я приехал раньше? – парировал испанец.
– Не знаю, – отмахнулся Волков. – Время странная штука, для одних оно течет медленнее, для других быстрее. Плюс ко всему меня задержали неотложные дела в Петербурге.
– Дела, которые важнее дани последней памяти твоему отцу?! – удивился Мартин и взмахнул рукой для усиления эффекта.
– Не надо превращать все в пафос, дорогой мой наставник, – произнес Владимир. – Ты сам знаешь, что отец не шибко-то и любил меня, иначе он не отправил бы меня на эту проклятую войну.
– Ты неправ! – парировал Мартин. – Твой отец был благородным человеком, и он любил тебя и хотел, чтобы ты стал настоящим мужчиной, иначе бы он не отправил тебя на эту войну.
– Что-то не слишком-то убедительно это звучит, – усмехнулся Владимир.
– Вздор! – вскричал испанец. – Да, отец был к тебе строг, но лишь потому, что он любил тебя и не хотел, чтобы ты стал тряпкой. Мой отец был borracho****** и постоянно избивал меня, но даже он любил меня, а все его нападки были лишь для того, чтобы закалить мой характер.
******Borracho (исп.) – пьяница.
– И, как я вижу, это ему вполне удалось.
– В яблочко! Плох тот отец, что никогда не бьет своего сына!