Так вот получилось, что все четыре студенческих лета я провёл в Сибири. Мне кажется, что нельзя живя в России хотя бы раз не побывать за Уральскими горами, не ощутить широту и размах сибирских просторов, не узнать сибирский характер. Я вообще считаю, что в Сибири живут истинно русские люди. А про то, как в Сибири пьют… так это особая тема. Никакие ухищрения наших правителей не заставят сибиряков отказаться от спиртного. Здесь просто иначе нельзя, суровая жизнь диктует свои правила игры.
июнь 1985г. город Усть-Кут
Долбанный горбачёвский «сухой закон» застал меня далеко от своего города. Нет, с самим Указом я ознакомился, как и положено, 17 мая, ещё находясь в родных пенатах, но вот последствия этого документа, меня и моих друзей накрыли уже в Сибири, в крупнейшем в СССР речном порту Осетрово, что в городе Усть-Кут. Вот тут-то мы и поняли, какую бяку нам устроили непьющие Мишка и Егорка.
В городе, для жителей которого пить так же естественно, как и дышать, километровые очереди около малочисленных (по-моему, всего три на тот момент) винных магазинов появились, когда на страницах центральных газет с передовицами, в которых сообщалось о драконовском Указе, ещё не высохла типографская краска. Но сибиряки граждане законопослушные, особенно те, кто этот закон нарушил и теперь был отпущен с полсрока на так называемую «химию», а таких в городе Усть-Кут было половина, вторая, же половина закон нарушить только готовилась, и потому пила всё что горит. Толпа страждущих граждан у магазинов просто стояла, и тихо роптала. И вот к этой толпе, волею министра речного флота, присоединили и нас, студентов четвёртого курса механического факультета водного института. Вместо обязательной практики на производстве нас отправили в Усть-Кут работать грузчиками в порту. Думаете, мы были против? Отнюдь.
Прозябание в шумных и грязных цехах какого-нибудь судоремонтного завода в компании дышащего перегаром пролетариата с лёгкой руки министра нам обменяли на возможность неплохо заработать, побывать ещё раз в полюбившейся Сибири, да и просто весело и беззаботно провести последнее студенческое лето. Работа в порту нас не пугала, ибо большинство из нас два года ездило в порт Байкал в составе стройотряда, и занималось там тем же самым, мы таскали мешки и другие всевозможные тяжести. В общем, мы приехали в Усть-Кут в хорошем настроении, и вот тут-то нас и достал, чёртов «сухой закон». Проработав с неделю, мы втянулись в процесс, плечи и спины вспомнили, как справляться с тяжестью мешков, короче говоря, мы уже могли подумать и о развлечениях. Мы оглянулись вокруг и поняли, что разгуляться как следует, здесь нам не удастся. На весь город два заведения, которые назвать ресторанами можно было, лишь обладая большим чувством юмора, да три винных магазина, перед дверями, которых каждый день творилось чёрт знает что.
Но студенческая голь на выдумки хитра. Не прошло и несколько дней, как мы уже облазили все виноторговые точки в окрестностях Усть-Кута. Благо транспорт найти труда не составляло, потому, как все местные жители были также в постоянном поиске спиртного. «Сарафанное радио» города быстро разносило вести о том «где и по сколько на руки» сегодня «дают», и те, у кого из нашей компании был выходной, быстро находили местного бомбилу и мчались по таёжным дорогам в сторону указанного места. Платой за извоз почти всегда было спиртное. Короче говоря, мы худо-бедно из положения выходили, а эти поездки по БАМовским посёлкам оставили неизгладимое впечатление на всю оставшуюся жизнь – таких отчаянных водителей, как местные, я больше нигде и никогда не встречал. Когда мы возвращались после очередного рейда и подъезжали к общаге, где нас с нетерпением ожидала компания парней и девушек, то выйдя из машины в пору было опрометью бежать за угол и менять подштанники.
Кстати поселили нас в пустующем по причине летних каникул общежитии местного речного училища. Помимо нас, студентов из Горького, здесь оказались и наши коллеги из Ленинграда и Москвы. Начальства, никакого над нами не было, и вскоре общага превратилась в настоящий бедлам и дурдом в одном флаконе. Вино лилось рекой, а трах во всех комнатах, и днём и ночью, был в порядке вещей. Нам вообще подфартило, так как мужское население общаги составляли только мы, студенты четвёртого курса механического факультета, а вот девушки были на любой вкус: и наши же, горьковские, но с другой специальности, и ленинградки, и москвички. Во время каждой выпивки мы ни когда не забывали поднять стаканы за здоровье нашего министра. Какое незабываемое лето он нам подарил!
Не трудно предположить, что мы вскоре обзавелись почти постоянными девушками, и все выходные проводили своей дружной компанией. Частенько пить в общаге нам надоедало, и мы выбирались «на природу», благо тайга начиналась сразу же за последними домами города. Вот, например, однажды мы решили отправиться на одну речушку, впадающую в Лену, неподалёку от Усть-Кута. Там находилась какая-то заброшенная турбаза, и в данное время она пустовала и, ни кем не охранялась. Об этой пустующей турбазе нам рассказали два мужичка-«химика», с которыми мы работали вместе в одной бригаде.
Да, совсем забыл пояснить, что портовые бригады грузчиков были сплошь укомплектованы «химиками»: то есть людьми отсидевшими половину срока на зоне, а вот вторую половину они должны были отработать на «стройках народного хозяйства», или коротко на «химии». В основном на «химию» отправляли тех, кто тянул небольшой срок по лёгкой статье, и кто имел первую ходку. В тот год этого контингента явно не хватало и вот потому, и отправили в Осетрово нас, студентов. Более того, из нас не создали отдельных бригад, а просто распределили по уже имеющимся. В моей бригаде, например «химарей» и студентов было ровно половина наполовину. Такой вот коктейль получился. Не знаю, задумывался ли министр речного транспорта о последствиях такого вот трудового союза, вряд ли. Как не странно, но мы быстро нашли с «химиками» общий язык, никаких конфликтов, ни разу не возникало, да и жизненного опыта у нас, студентов, явно прибавилось. Вот, наверное, за этим, за опытом, нас и послали в Осетрово. Что ж, в вопросах пития всевозможных, порой мало к этому пригодных, напитков мы стали очень подкованы. Однажды мне даже предложили попробовать гуталин. Да-да, и его можно «пить», а вернее есть. Снимается верхний слой в баночке с гуталином, накладывается на кусок ржаного хлеба и такой вот «бутерброд» выставляется на солнце. Потом происходит какой-то там химический процесс, что-то там выпаривается и этот кусок хлеба съедается. Кайф как от стакана водки. Честно скажу – не решился. А сами «химари» они ничего, употребляли.
Так вот о нашей прогулке на турбазу. Компания подобралась солидная, требовалось такое же количество спиртного. Помню, что денег было в обрез, и потому мы решили попытать счастья, встав в «пьяную» очередь в одном из винных магазинов. Занятие это, многочасовое стояние в толпе озлобленных мужчин, очень хреновое, а порой так и просто невыносимое. Особенно если ты с похмелья, или тебя ждут друзья и подруги. Вернувшись в свой родной город, нам ещё предстояло вкусить все прелести штурмов винных отделов. Здесь, в Усть-Куте, мы только попробовали, и нам очень не понравилось. Простояв где-то с час, и продвинувшись ровно на десять метров, мы с друзьями решили действовать по-другому. Оставив, на всякий случай, одного нашего товарища в очереди, мы обошли магазин и увидали, что у «чёрного» входа тоже образовалась очередь, правда совсем маленькая и командовал тут не пузатый краснорожий мент как у главного, а мужичёк в рваной спецовке с опойной физиономией. Как оказалось, это был грузчик, и звали его Федя. Прикинув наши финансовые возможности, мы решили действовать нахрапом, а точнее, сделать грузчику предложение, от которого он бы не смог отказаться. Кое-как оттащив Федю подальше от остальных страждущих, мы принялись втолковывать ему суть нашего предложения, но в который раз не учли причуды сибирского характера. Федя наотрез отказался брать предложенные два червонца сверху за вынос нам ящика водки. Он, еле выговаривая слова, с трудом, но всё-таки пояснил нам, что все те, кто толпился у чёрного входа это просто его друзья и что они ему просто наливают по сто грамм, а вот денег он не берёт. Нам показалось, что Федя даже на нас обиделся. И всё же мы кое-как всучили ему деньги и отправили в магазин договариваться насчёт желанного нами ящика. Где-то минут через двадцать Федя вернулся и грустно сообщил, что продавцы продавать ящик «русской» отказываются, но есть корейская водка и она даже дешевле. Делать было нечего, и мы согласились на корейскую. Федя с трудом вытащил нам деревянный ящик с двадцатью бутылками, горлышки, которых были запечатаны сургучом, медленно отсчитал нам сдачу, не взяв себе даже рубля. Когда мы, упаковав бутылки в сумку, вышли к очереди, то увидали, что оставленный нами парень продвинулся за это время ещё метров на десять.
Ужаснее водки, чем корейская «Пхень ян сул», так, по-моему, называлось это пойло, я в жизни не пил. Даже не могу сказать, какая из Корей была родиной этой отравы, но скорее всего Северная. Однажды сливая бензин из бака, я нечаянно глотнул из шланга – вкус примерно такой же. Самое смешное, что когда мы приехали на турбазу, «химари», ну, те которые нас туда и сагитировали, решили приготовить ужин. Они отослали нас купаться, а сами начали колдовать у костра. Потом когда мы стали выпивать, то на закуску они нам предложили аппетитную тушеную картошку с мясом. Когда энная часть «Пхень ян сула» была уже оприходована, окосевшие «химики» сознались, что мясо было собачьим, что пока мы уговаривали благородного грузчика Федю совершить для нас подвиг, они поймали бездомного бобика и в пять минут его освежевали и разделали, и, судя по их, «химиков», простодушным физиономиям, это было для них делом привычным. Лично на меня это сообщение никак не подействовало. Сабачатина, так сабачатина, очень даже на баранину похожа. Вот такой ужин корейской кухни у нас получился – собака под «Пхень ян сул».
Как я уже говорил, в Усть-Куте имелось два ресторана. Один на ж/д вокзале, и мы туда попали только когда покидали этот занятный городок, а второй – я даже название до сих пор помню, «Алые паруса», - мы посещали неоднократно. Правда в первое посещение нас ждал некий культурный шок, ибо в ответ на наш заказ официантка спокойно так поведала, что спиртное отпускается из расчёта ста грамм на человека, про такой пунктик в Указе о «сухом законе» мы как-то забыли, и вот здесь нам и напомнили. Но конечно эту проблему со временем тоже успешно решили. Одно неудобство было в том, что распив одну бутылку, остальные приходилось разливать под столом, да и цена такой «подстольной» водки была выше. Бывали, правда, случаи, когда официантки, ни в какую не соглашались принести «контрабандную» бутылку, несмотря ни на уговоры, ни на предложенный тройной тариф. Редко, но случалось. Приходилось догоняться оригинальными методами. Здесь, в городе Усть-Кут я узнал, как надо пить одеколон, например. А вы умеете?
июль 1985г. город Усть-Кут
В общем, добрались мы кое-как до общаги, зашли к себе в комнату. Голова гудела, время первый час ночи: ну всё, казалось бы, ложись спать, водки-то всё равно нет. Хуя! Русский «нЕдопил» взял своё. Нужен одеколон. Мы с Серёгой вообще ни разу в жизни к этому «напитку» не прикасались. А Санёк говорит: «Если питейный, то – ничтяк!». Авторитетно так заявил. Ну ладно, а где взять? У нас не было. «Во! – сказал Саня, вот ведь «заводило старое»! - у Мизика есть точно. Он по бабам вечно, у него есть». Тут мы с Серёгой ответили: «Мы вот тоже всё время «по бабам», а вот одеколона – нет». «Мизик пьёт меньше и у него денег больше», - против такой железной логике не попрёшь. Я так мягко намекнул, что, мол, первый час ночи, а их бригада со смены сегодня - устали, спят. «Херня, делов-то на пять минут», - сказал Саня и добавил, - «Сходи, Андрюха, а то я плохо вижу». Ну, мне пьяному по херу, пошёл.
Койку Мизика еле нашёл, растолкал:
- Мизик, дай одеколон
- На хуя? – в общем-то, вполне логичный вопрос, время-то час ночи.
- Ну, ладно дай, не жми!
Не стал Мизик «жать», дал. Возвратился я в комнату и тут, Саша, посмотрел на этикетку, и скривил физиономию.
- Эх, бля «Ринг»!
- А что, не питейный? - живо поинтересовались мы.
- Один хер, другого-то нет, - опять «железная логика».
- Ну, давай Серёга!
Серёга парень не хилый, взял стакан и вылил в него где-то треть пузырька. А дальше всё происходило, как в фильме «Джентльмены удачи», помните эпизод с Савелием Крамаровым. Достал Серёга помидорину из банки, разбавил одеколон водой до полного. «Сильно разбавил, слабовато будет», - это Саня, главный подстрекатель. Сказал он это в момент, когда Серёга уже направлял «коктейль Ринг» себе в рот. Доцедил, и помидорку, эдак элегантненько вдогонку забросил. Несколько минут общего молчания, а потом и выпивка и закуска полетели прямёхонько в распахнутое окно. Струя как из брандспойта: сначала «Ринг» с водой, потом уже толчками водка, выпитая в кабаке, ну а напоследок и чаёк утренний вытек. Серёга сразу протрезвел, и погрустнел естественно. Выходной день насмарку. Мы с Саней, правда, не сразу это заметили, так как во время Серёгиного возлияния мы сидели на койках, ну, а как пошло излияние, мы сразу же полегли, смеясь до судорог.
- Мудак, ты Саня,- сказал Серый, лёг на свою койку и, по-моему, сразу уснул. Обиделся.
- Да я-то чего? Ну, не пошло, бывает, - ржал Саня.
- Обидел ты его, Сан Саныч, - захлёбывался я.
- Ну, а ты-то будешь, - это он уже мне.
- Да хер с ним, попробую.
Оказалось, что Серый, в сердцах, выкинул стакан в окно. Других у нас не было. Нашлась чашка, непонятно откуда взявшаяся, в ней наполовину был чай и в нём плавал окурок. Ну, я тоже парень не промах: окурок «за борт», в чашку налил одеколона и разбавил водой – всё по рецептуре. Помидорку правда не взял, подумал, может это от неё Серёга-то блеванул, он вообще-то редко такое выделывал. Нашлась корка хлеба, под столом валялась. Посыпал солью, пачка у нас всегда на подоконнике стояла. А этот мерзавец, Саныч, затаился и втихаря на меня поглядывал, только улыбочка такая, мерзопакостная. Ждал, что будет! Ну, а я – полный выдох и одним глотком – это я могу. Сразу корочку занюхал, потом её в рот засунул. Постоял, пожевал.
- Ну, как? – это провокатор, шепотком.
- Дай сигаретку, - а сам подумал: «Вроде ничего, даже вкуса не почувствовал». Эх, как я этот вкус с утра почувствовал, «я те-е врежу»!
Закурил, а по пищеводу горячая волна побежала. Ещё затяжка и поплыл капитально.
- Ну, а ты чего, - смеюсь, - заебись же Саня, тебе вот осталось. И беру остатки одеколона и в чашку.
- Да воды нет больше, - сказал Саныч.
- А ты на кухню сходи.
- Там света нет, а я вижу плохо.
- Да ладно, забздел, так и скажи.
- Кто я?! Да я, до армии, у отца одеколон «Кремль» на спор выпил. Из горла! – заорал.
- Ты не ори, люди спят.
- Правда, пил-то на улице в пятидесятиградусный мороз (а Сан Саныч у нас сибиряк) и только снежком заел. Так же вот папироску попросил. Пацаны потом рассказывали, что сделал две затяжки и всё – аут. Домой, правда, к другу отнесли, отец бы убил.
- Конечно бы, убил. А теперь я убью. Хотя ты знаешь, хрен с тобой, я допью. Мне что-то даже понравилось.
И допил. Потом легли спать. А потом было утро. А утром мне были «вилы».
Саныч вообще провокатор. Два года назад, когда мы были в стройотряде на Байкале, научил меня, салагу, закусывать водку долькой чеснока. Передёргивать, говорил, не будет. И действительно – пролетало, зашибись. А вот на утро был кошмар: водочный перегар плюс отрыжка чесноком. Блевал до обеда.
А одеколон я потом пил ещё ни один раз. Во время службы на Флоте даже дни рождения одеколоном отмечали. Но вообще-то это конечно – край, хуже ничего не пробовал.
Это даже, наверное, к лучшему, что мы «сухой закон» встретили вдалеке от дома. Неприятности всякие лучше переживаются в компании, среди друзей. Всё мерзопакостье, сопровождающее долбаный Указ, как то, дефицит и очереди, мы воспринимали, как и положено студентам, весело и с юмором. Правда, вот людей, наживающихся на горе народном, «шинкарей» так называемых, мы поначалу очень невзлюбили. Тем более, когда этим гнусным делом промышляли наши же студенты. Но со временем мы поняли, что без таких вот деятелей в условиях «сухого закона» не обойтись, порой они очень даже нужными оказываются.
Геру я знал, но вот к его услугам никогда ещё не прибегал. Этот студент экономического факультета нашего института в Усть-Куте был на практике. Он был единственным парнем на своём потоке, и мы все ему завидовали, видя в какой малинник он попал. Экономички все как на подбор были девочками центровыми, и мы даже откровенно побаивались к ним подъезжать с какими-то либо намёками. Общались они в основном с «патриками», были завсегдатаями дискотек в лагере москвичей, щеголяли в фирменных шмотках от фарцовщиков и на парней из своего института, то есть на нас, не обращали никакого внимания. В общаге мы экономичек почти не видели, а про единственного ихнего пацана только слышали. Гера, так все его называли, практически не выходил из своей комнаты. Он каким-то образом договорился в конторе порта о своей практике, а может, был просто блатным, но на работу он не ходил, а в его комнате всегда можно было разжиться спиртным. Как и каким образом, он доставал бухло в городе, где свирепствовал «сухой закон» никто не знал, но факт оставался фактом – у Геры всегда было. Правда мы никогда к нему не обращались, мы вообще терпеть не могли всякую фарцу и блатных, обходились как-то своими силами. Девушка, которая мне посоветовала обратиться к экономисту-спекулянту, с Герой была на короткой ноге, она быстро мне растолковала, как мне найти его комнату, как постучаться обусловленным сигналом и как вообще с ним, с этим Герой, себя вести.
- Ты по уверенней говори, а то он начнёт отнекиваться, что, мол, нет ничего. Врёт, у него всегда есть, - напутствовала меня девушка.
Проживал мутный Гера на первом этаже, и его комната была рядом с кабинетом комендантши. Один уже этот факт говорил о многом. Ходили слухи, что спиртное-то как раз комендантское, и что Гера просто продавец, ну, и компаньон. Я постучал в дверь, как меня учила девушка, и через некоторое время послышался хриплый голос: «Заходи». Я тихонько открыл дверь и наткнулся на повешенное в проёме одеяло. Отогнув полог, я наконец-то очутился в комнате. Свет включен не был, только тускло горел ночник, привешенный над кроватью, на которой, сложив ноги по-турецки, сидел по пояс раздетый парень. Глаза Геры, а это судя по рассказам, был определённо он, были закрыты, руки расслаблено лежали на коленях, а сам он раскачивался в такт тихой заунывной музыки. Немного присмотревшись, я увидел неплохой кассетный магнитофон, стоявший на каких-то поставленных друг на друга коробках. В комнате как-то по-особенному пахло, и если бы я в те времена был более искушённым, то без труда определил бы, что это был запах марихуаны. Конопли, анаши, травки – называйте, как хотите.
- Слышь…это…мне вина надо, - откашлявшись, спросил я.
- А ты кто? – Гера не изменил позы, не перестал раскачиваться, не открыл глаза.
- Студент с мехфака, - увидав, что никакого впечатления мои слова не произвели, добавил. - Меня Ирина послала.
- Ааа…Ириша, - наконец-то этот гадёныш прекратил качаться и поднял почти безбровые веки. - Тебе какого?
- Вот на пару червонцев, - я протянул Гере деньги. А сам чуть не задохнулся от злости – «Вот, сука, спрашивает – «какого»! Тут полдня ищешь хоть чего-нибудь! А этот, пидор – «какого», интересуется?!».
- Там у двери коробка, возьми две бутылки, а деньги в коробку брось, - и этот урод снова закрыл глаза и стал раскачиваться под музыку.
Я обернулся и действительно увидел картонный ящик. Достал две бутылки – это оказался марочный портвейн, бросил деньги в ящик – хотя по началу мелькнула мысль оставить их себе, и резко отдёрнув одеяло, вышел из душной комнаты. «Вот сука, а! Где он бухло берёт?», – я почти побежал вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки. Я решил завтра же рассказать об этом упыре пацанам – «Всё, гондон, готовься к экспроприации!».
И действительно Геру однажды решили потрясти. Но это были не мы, а заехавшие ближе к осени в свою родную общагу местные курсанты, которые вернулись в училище немного раньше положенного срока. Местные парни не поняли такого авангардизма, как фарцовка бухлом, к спиртному они относились трепетно и с уважением, а потому очень не любили тех, у кого вина было много, но они его не пили, а им, вином, торговали. Короче говоря, возмущённые парни пришли вправить Гере мозги и отобрать излишки, и они бы сделали это, если бы на выручку мутному экономисту не пришли мы. Да, да, по иронии судьбы, но именно я с друзьями спас и Геру от растерзания. Правда это было гораздо позже, и к тому времени мы с Герой уже наладили контакт. «Шинкари» - животные полезные.
август 1985г. город Усть-Кут.
Вообще-то в Усть-Кут нас отправляли на месяц. Что-то там, у министра речного флота не срасталось с кадрами, а может на «химию» в тот год мало народа отпустили, короче говоря, рабочих рук в Осетрово не хватало. Перед отправкой нам в деканате так и сказали: «Поработаете месячишко, а там стройотряд из первокурсников приедет и вас сменят». Я уже говорил, что мы особо-то и не возмущались, к тому же нам сократили весеннюю сессию, да и экзамены преподы принимали с пониманием. Правда, я умудрился завалить сессию напрочь, но у меня были на то веские причины – друг женился, а я был свидетелем. На первый экзамен я просто не пошёл, на второй я припёрся с похмелья, и ничего толкового и членораздельного произнести не смог, а на третий меня не допустили, потому, что не сдан был курсовой проект. Но когда я пришёл к декану и сказал, что, пожалуй, мне лучше пойти послужить Родине, то в ответ услышал такую вот фразу: «Нет, Никулин, или ты доучиваешься сейчас, или никогда! Ах, сессию завалил? Ничего! Вот съездишь в Осетрово, а осенью пересдашь. Счастливого пути!». И вот так с несданной сессией я отправился в Усть-Кут. А осенью я действительно всё пересдал, только преподаватели очень удивлялись, почему студент пятого курса сдаёт экзамены за четвёртый, и почему он вообще всё ещё студент.
Прошёл оговоренный срок, к нам приехал представитель деканата и попросил остаться ещё на месяц. К тому времени мы уже отлично влились в бригады местных грузчиков - сплошь бывшие зеки, а ныне «химики»,- привыкли к очередям в винных магазинах, и обзавелись подружками из студенток нашего же института, проходящих в Осетрово практику. В общем, жили в своё удовольствие и потому решение начальства приняли на ура, возвращаться в наш далёкий пыльный город никто и не хотел. Когда прошёл и июль, и прибыл стройотряд – обещанная смена, то почти все парни решили всё-таки уехать. Иногородним хотелось побывать дома, многие торопились к своим девушкам, а некоторым просто надоело таскать мешки. Но вот мне, например, в Горьком абсолютно было делать нечего. Моя девушка трудилась на теплоходе, и до сентября я бы её не увидел, а перспектива целыми днями валяться перед телевизором и слушать поучения матери меня не прельщала, да и работа грузчиком нисколько не напрягала. Один бы я, конечно, не остался, но меня поддержали ещё трое наших. Во-первых, мой лучший друг, родственников у него не было, а жить летом в пустой институтской общаге - то ещё удовольствие. Решил остаться и Сан Саныч, его жена была на гастролях с театром, а чтобы нанести визит матери в Новосибирск ему, как он сам сказал, хватит и пары-тройки дней. И ещё нас поддержал парень, который пришёл к нам из академа на четвёртом курсе и которого мы собственно ещё толком и не знали. Назовём его Антон. Парнишка был не дурак выпить, не жадный на деньги и любитель женского пола. Вот так в вчетвером мы и остались, и отработали ещё месяц. А потом мы решили всё-таки уехать домой, надоел и Усть-Кут.
Провожали нас долго и упорно, почти всей общагой, вернее её женским контингентом. Мы три раза накрывали столы и закатывали отвальную, но уехали только после того, как уставшие от пьянства девчонки чуть ли не силком засунули нас в поезд. Если бы девушки не проявили инициативу, то нам, скорее всего, пришлось обратно наниматься в свою бригаду, чтобы накопить денег на обратную дорогу, ибо все заработанные до этого деньги мы благополучно пропили, за время наших долгих проводов.
Каждый раз мы закупали вино ящиками, а смысла брать меньшее количества не было никакого, потому что достать спиртное в Усть-Куте с каждым днём всё сложнее и сложнее. Мы мотались по окружающим город посёлкам на частных машинах в поисках хоть какой-нибудь выпивки. И когда находили, то просто не могли не купить много, надо же было как-то компенсировать затраченные нервы и время. К тому с частниками всегда приходилось расплачиваться пузырьками. Но зато, какую гордость мы испытывали, когда накрывали в своей комнате длинный стол и приглашали девушек на банкет. Ни у кого вина не было, а у нас вот, пожалуйста, хоть запейся! Правда вот закуска была не очень, с продуктами в городе было ещё хуже, чем со спиртным. Но много ли студентам надо.
По одну сторону длиннющего стола сидели девочки-горьковчанки, по другую девочки-ленинградки, а с обоих торцов восседали парами мы, виновники торжества. На нас четверых приходилось человек двадцать девок, но такое изобилие нам и вредило. Честно признаюсь, за всё время трёхсерийных проводов ни кто из нас, ни с кем не переспал. И глаза разбегались, да и отрубались радушные хозяева, то бишь мы, раньше гостей. Стыдно, но что делать. Зато вспомнить приятно эти довольные девчоночьи мордочки по обе стороны стола. Трах – это не главное, поверьте, к тому же мы всё-таки были романтиками, не то, что нынешняя молодёжь.
Во время застолья вино лилось рекой, тосты следовали один за другим, а одолженный задрипанный кассетник фигачил на износ. Девушки желали нам счастливого пути и просили их не забывать. Некоторых из них – а за три месяца совместного проживания секс всё-таки был, - забыть было трудно. Но всё же больше, конечно же, было неиспользованных возможностей – а, да что теперь вспоминать! Всех денег не заработаешь, всех девок не перетрахаешь, всё вино не выпьешь!
Наутро после первого банкета мы с великим трудом очнулись лишь после обеда. После того как мы решили уехать комендант общежития велела нам сдать пастельные принадлежности и потому спать пришлось на убогих матрасах. Спаньё на почти голых железках хорошему отдыху не способствовало, и потому тела наши были разбитыми, а головы чугунными. Естественно ни о каком отъезде и мыслей не было, надо было срочно поправлять здоровье. Вопрос мы решили известным уже методом – поймали частника и отправились по ближайшим винным магазинам. В тот день нам очень не везло, и спиртное мы обнаружили только в самом дальнем посёлке. К тому же пришлось отстоять приличную очередь и ничего не оставалось, как купить четыре ящика сухого, ничего другого в магазине не было. Приехав в общагу, мы быстренько накрыли столы по новой, и позвали вернувшихся с работы девчонок на продолжение банкета. Те были очень удивлены, когда увидали нас снова, но от выпивки не отказались. Второй вечер тоже удался на славу, а финал был, как и в первый. Хозяева полегли смертью храбрых, а пьяные в хлам гостьи потихоньку разбрелись по своим комнатам.
Очнувшись на своих матрасах во второй раз, мы твёрдо решили, что сегодня уж точно уедем. А если не уедем, то просто умрём. Первым так, наверное, решил Антон, который не став нас будить рано утром рванул на вокзал за билетами. А мы с другом и Сан Санычем гонимые дичайшим похмельем поплелись в ближайший сельмаг, уже пешком, денег оставалось в обрез, и без всякой надежды. Но видно там наверху решили, что нам действительно пора сматывать удочки. И Антон сумел купить билеты, да и нам посчастливилось и мы напали на редкую для Усть-Кута свободную продажу водки, и прикупили десять поллитровок «пшеничной».
На третий фуршет многие девушки прийти уже отказались, слишком тяжело дались два предыдущих. Компанию нам составили самые так сказать близкие, с кем мы общались на протяжении этих трёх незабываемых месяцев. Мы аккуратно выпили, и потом девчонки пошли нас провожать на вокзал.
Поезд был проходящим, и потому прощание получилось коротким. Мы перецеловали всех своих верных подружек, запрыгнули на подножку вагона и скорый «Владивосток-Москва» потихоньку тронулся в путь. До свидания девочки, прощай весёлый город Усть-Кут!