Я завтра брошу пить,
Вот удивится свет
Прочту десяток книг
И натяну вельвет
Я выдавлю прыщи
И патлы постригу,
Тройной одеколон
Для рожи сберегу.
«Юрий Шевчук»
Именно так и никак иначе, подумал я, когда сознание соизволило вернуться ко мне.
Очнулся я в типичной больничной палате. Чего, собственно, и следовало ожидать. Тут всё было стандартно. Даже скорее шаблонно. Один в один, как в сотнях старых и новых фильмах, где герои попадают в больничку. Такое ощущение, что всё кино тут и снимали.
У изголовья стояла капельница, на мне и подо мной желтоватые и, пахнущие хозяйственным мылом, замызганные простыни. Колючее одеяло, про которое обычно говорят, вызвало теплые чувства. Ещё пыльное окно с раздолбанной форточкой было. А за окном — грязный тополь и воробьиное чириканье.
Правда, одно небольшое отступление от правил было — в палате я был один. Отчего и почему, разбираться не стал. Живой, и на том спасибо. Да и не до этого было.
Башка гудела, желудок крутило. Но бывало и хуже.
Шевелиться не хотелось, и я решил созерцать потолок. Повспоминать, если проще. Но вспоминать, как оказалось, нечего. Городские будни?
Да ну их к черту. Сельские каникулы? Так, по сути, за неделю нихрена интересного и не произошло. Только что бухал, как не в себя. Даже обидно стало.
— Ну нафиг. Так и это лето просрать можно, — зародилась в голове шальная мысль. — И дневник то я так и не начал
Поначалу я попытался отогнать от себя негатив, но гнетущие думки возвращались снова и снова. Самобичевание прервал хмурый доктор. Хирург, по-видимому. Вот этот был совершенно не киношный.
Зашёл этот дядька, посмотрел на меня. Пару вопросов задал, похмыкал. Угукнул на прощание и был таков. И никаких тебе, голубчик, как дела? Как себя чувствуете, как же это вас угораздило…
То ли с похмелья, то ли от лекарств, то ли кукушку так мне встряхнули, но как только за врачом закрылась дверь, я понял, что одиночество давит. Я даже сам с собой разговаривать попробовал.
— Сбор анамнеза завершён, — вздохнул я. — А ты чего хотел? Сексапильную блондинку в обтягивающем халатике?
И только я об этом подумал и снова горестно вздохнул, как дверь распахнулась и мысль материализовалась в дверном проеме. В смысле медсестричка вошла. Один в один, как в самых популярных роликах.
— Больной, вам доктор временно запретил двигаться. Поэтому расслабляемся и все свои делишки делаем вот в эту уточку, — состроив томное личико протянула гостья, демонстрируя металлическую емкость, знакомую всем посетителям хирургического и терапевтического отделений.
Я нервно сглотнул. Что-то было не так. Ну не вписывалась она в эту реальность.
Носительница халатика, не обращая на мое смущение никакого внимания, виляя задницей, подошла к моей постели и попросила приподняться.
Стрёмное это чувство, скажу я вам. Я, было, застеснялся и хотел запротестовать, но мочевой пузырь был другого мнения. Пришлось повиноваться.
— Больной, расслабьтесь, — хитро улыбаясь и продолжая сверлить меня томным взглядом, прощебетала медичка. — А то катетер придется ставить.
Ага, как же. Не было ещё в моей жизни такого, чтобы такие красотки утку под меня пихали и хрен мой не в себя направляли, а в холодное металлическое изделие. Но все бывает в первый раз.
Да и чтобы такие красавицы да в мой родимый пенис всякие инородные тела запихивали, как то совершенно не хотелось.
Вот если бы ей ввести… И не катетер…
Воображение уже начало рисовать интересные картины, а организм напомнил, что избавить от лишнего нужно не только мочевой.
— Больной, да вы прямо на глазах выздоравливаете, — с придыханием произнесла гостья, облизнув губы.
— Он сам, — буркнул я, отгоняя от себя фривольные мысли.
Подышал глубоко, глаза закрыл, отгоняя от себя всякие непотребства и потихоньку-полегоньку, а облегчил мочевой.
— А ты у меня умничка, — вновь вогнала меня в ступор медичка, с нескрываемым интересом наблюдавшая за столь интимным процессом.
Проведя наманикюренным пальчиком по моим губам, она, поправляя одеяло, наклонилась так, что из-под халата показался краешек ее беленьких трусиков. Я нервно сглотнул. А эта проказница улыбнулась мне, подмигнула, выдернула из-под меня утку и была такова.
Не успел я врубиться, что за херня только что произошла, как дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился Саныч.
— Какие медсестрички тут у тебя! — выдал дружан, подмигивая мне.
— А то! — радостно хмыкнул я.
Значит медичка была реальностью, а я то уж грешным делом подумал, что это был глюк, вызванный воздержанием, алкоголем и травмой. Стал бы на этом фоне к пенсионерке свои шары подкатывать.
— Бррр, — поежился я, представив, как писаная красавица, сидя верхом на мне, превращается в обрюзгшую бабку.
Саныч моих умозаключений и фантазий не знал, а потому кислую мину на моей морде воспринял на свой счет.
— Да ладно тебе, с кем не бывает. Братан, я ж к тебе на помощь спешил. Малой прилетел и кипишь навёл. Санька, говорит, пиздят. Спасать надо. А я ж за тебя. Ну, ты знаешь, — оправдывался фермер.
— Да ну тебя, — вяло отмахнулся я. — Забыли, проехали.
— А вот это правильно, — подметил друг детства. — Я тут тебе апельсинчиков принес. Ты это, как доктор добро даст, витамины трескай. Коньяк не разрешили. Так что, на сухую точи.
Я кивнул. Говорить не было никакой охоты. Хотелось дремать и ни о чём не думать. И я просто отмахнулся от сердобольного друга.
Саныч даже надулся немного. Поставил пакет (сука опять шаблоны и стереотипы) на тумбочку, подмигнул мне, пожелал скорейшего выздоровления и был таков.
— Вот какой дурак это придумал, — пробурчал я, когда сельский олигарх скрылся за дверью. — Лежишь себе такой, вокруг болезнь и смертью пахнет. Раскаиваться начинаешь, об исправлении думаешь, обеты себе даешь, а тут приходит такой, пышущий здоровьем товарищ и давай толкать речи, как у него все охеренно и кайфово. А ты такой лежишь и… Как там в мемах? “Ну да, ну да. Пошел я нахер”.
Вот такие невеселые мысли лезли в больную голову. Обидно. Но делать было нечего. Пришлось смириться и снова тупо пялиться в потолок. Как я задремал, даже не заметил.
Разбудила меня медичка. Но другая. Совершенно другая. Это была уже классическая медсестра — полноватая дама слегка за пятьдесят.
Она была не так приветлива. С натянутой улыбкой вкатила мне укол, поменяла систему. Скептически осмотрев меня, хмыкнула и ретировалась, переваливаясь как утка.
Дремать расхотелось. Мобильника не было, пришлось опять развлекать себя мыслями. Хотелось бы позитивными, но сегодня меня, как назло, тянуло лишь на минор.
Началось с классического, а вот если бы, а вот было бы круто бы, превратившееся в классическое “И нахрена я тогда…”.
В общем, ничего нового. Банальное самобичевание, так любимое отечественными классиками, перемешанное с творениями современных авторов, у которых все противоположно. Герои сплошь и рядом и все боготворят того, про кого идет речь. Причем, если в классической литературе, герой был, как бы абстрактным и он ассоциировался у читателя с собственной личностью, то сейчас почти везде идет гордое “Я”. Получается, и автор бахвалится собой, и читатель, примеряет на себя личину навязываемого героя, и на некоторое время превращается в Великого творца судеб.
А потом книга сворачивается в трей и великий покоритель всех и вся, обладатель огромного гарема, шаркая по линолеуму, бредет в сторону кухни. А как не идти, если жена или мать есть позвала. И всё.
А если ещё начнут пенять, что сын мамкиной подруги — да, а ты писец, всю жизнь покалечил — вообще тушите свет. Вот такие вот чудеса.
Доморощенная философия утомила. И мысленно поставив жирную точку, я успокоился и опять задремал.
Во второй раз пробуждение было в сотни раз приятнее. Проснулся я от приятного поглаживания в районе паха. Я лежал, боясь пошевелиться, а в голове витала только одно: “Кто это? Сексапильная медсестричка или озабоченная пожилая медичка?”.
Неведение — стрёмное состояние. Открыть глаз и подсмотреть было можно. Но было кайфово. А вдруг, как это та бабка или кто ещё похуже и что тогда? А так, типа сплю, — успокаивал я себя, представляя молоденькую медичку.
Благо, что моя вторая голова уже забрала лишнюю кровь от мозга.
Думать расхотелось, и я на волнах блаженства поплыл к долгожданной разрядке.
Молодая шалунья, а хотелось полагать именно так, знала что делала. Пару раз даже закралось подозрение, что, судя по опыту, — это та бабка. Член даже разок испугался от таких мыслей и попытался ретироваться. Но не тут то было. Умелые пальчики и теплые губки вновь вернули кровоток в нужное русло. А через минуту и вовсе заставили меня судорожно дернуться, а уже с опустошенными яйцами замереть в приятном неведении.
— Какой вы воздержанный, больной, — развеял все сомнения голос моей утренней гостьи.
Я облегченно вздохнул и, щурясь словно кот, обожравшийся сметаны, приоткрыл левый глаз.
— А вы знаете, что мужчинам вредно долгое воздержание, а у вас оно было на лицо, — назидательно произнесла шалунья.
— И на губах ещё следы разврата, — улыбнулся я.
Гостья улыбнулась, достала пудреницу и, совершенно не обращая на меня внимания, принялась наводить красоту. Как будто такие побудки в этой больнице были в порядке вещей.
— Тебе понравилось? — бросила она в мою сторону, убирая свой марафетный девайс в карман миниатюрного халатика, плотно обтягивающего её ладную фигурку.
— Ещё как, — прохрипел я, не придумав ничего более умного.
— Будешь хорошо себя вести, вечером процедуру повторим, — подмигнула она и, бросив на постель мой мобильник, выпорхнула из палаты.
Вопреки стереотипу, после качественного миньета спать не хотелось. Мной наоборот овладела бодрость. Мир заиграл новыми красками. Но встать или сесть в кровати я не осмелился. Протянул руку, взял апельсин и принялся потчевать организм, измученный деревенским дистиллятом, витаминами.
Жевать, лежать и думать было в кайф. А о чём думается, когда от тебя пару минут назад упорхнула такая красотка? Естественно о сексе. Но и тут меня потянуло в какую то философию.
— Вот почему, самые яркие сексуальные образы у мужчин с больницей и медсёстрами ассоциируются? — зародилась в моей затуманенной голове мысль.
Получается, попал организм в непривычную среду — в больницу. Тут смерть — привычное явление. Какая-то чиновница так и заявила, больницы для того и существуют, чтобы люди тут умирали, — строил я логический ряд.
— Получается, мозг понимает, что запахло песцом. Тут в дело вступают инстинкты размножения. Потомство же нужно оставить. Это и породило самую желанную мужскую фантазию. Вот и стремится он передать свою генетическую информацию абы кому. А тут ещё и обстановка специфическая. Да еще и такие образы перед глазами. Вот мужская фантазия, подкрепленная инстинктом, и провоцирует на всякое, — сделал я умозаключение.
Всякие профессоры со своими исследованиями, конечно, разобьют мою теорию в пух и прах. А и пофиг. Я себя умным почувствовал. Прям вдохновило даже и возвысило меня в моих же глазах.
Когда пожилая медичка обед или уже ужин принесла, я даже приосанился. Мол, не рядовой забулдыга тут лежит. Но она внимания на меня не обратила. Поставила на тумбочку тарелку с чем-то жидким, рядом пару кусочков хлеба положила и была такова.
— Тебе с постели вставать пока нельзя, а вот сидеть можно. Сам поешь. Через пятнадцать минут вернусь, систему поменяю, посуду заберу и утку принесу. А то ещё обгадишься, мой потом тебя, — пожелала она мне приятного аппетита и закрыла дверь.
Есть расхотелось. Но надо. Через силу влил в себя больничные калории и опять задремал.
Когда за окном начало темнеть я уже привык к больнице и её порядкам. Вставать мне не разрешали, свои дела делал в посудину, предварительно вопя на всю ивановскую: “Сестра, утку! С яблоками!”.
Сам регулировал капельницу на системе и даже пузыри менять научился. А чего ещё тут делать. Лежи себе и наблюдай, как в твой организм кап-кап, кап-кап. Потом медсестра с уткой и новыми пузырями. И всё сначала.
Так и день прошел, а ко мне так никого и не подселили. С одной стороны это радовало, а с другой — напрягало. Скучно же в одну каску лежать.
Про обещанный визит сексуальной медсестрички к вечеру я и подзабыл. Привык за долгие годы к редкому сексу. А тут аж два раза на дню наклёвывалось. Не верил мозг в такое. Вот и забил он на это дело, чтобы не обманываться пустыми надеждами.
— Как ваше самочувствие, больной, — выдернул меня из полудрёмы томный голос медицинской развратницы.
— Да как? Лежу вот. Отсыпаюсь, — потянувшись, рапортовал я.
— Скучать — плохо. Вам, больной, положительные эмоции для скорейшего выздоровления нужны, — облизнув пухлые губки прощебетала она и, расстегнув халатик вывалила на мое обозрение такую грудь!
Блин, я такие налитые и идеальные по форме дойки, украшенные миниатюрными и совершенными сосками, и в интернете то не часто видел. А тут в метре от носа.
— Ага, габитус улучшился. Рефлексы восстанавливаются, — подмигнула она, откинув с меня простынь.
— Стараемся, — прохрипел я и, предвкушая повторение утренней процедуры, закрыл глаза.
Ожидания оправдались. Искусительница то доводила меня до исступления, а когда я уже готов был разрядиться, умелыми манипуляциями возвращала меня на землю и всё начиналось по новой. Яйца звенели, требуя разрядки, головка (которая между ног) готова была разорваться от давления.
Но красавица имела какие-то свои планы. А когда она сжалилась надо мной, мне показалось, что прошла вечность, а член произвел на свет не менее литра спермы. У меня аж дыхание сперло, а в глазах натурально потемнело.
— Так вот что значит, качаться на волнах любви, — выдал я, отдышавшись и немного придя в себя. — Вас этому в меде что ли учат? Курсы специальные ввели? — нёс я ахинею.
— Ага. Типа того, — согласилась искусительница и, подмигнув мне, повиливая задом, опять упорхнула.
Ни тебе поговорить, ни на звезды посмотреть.
— Бля, да что это всё-таки было? Неужели в наших больницах в список обязательных процедур ввели половую разрядку? Если так, то за здоровьем следить нужно и почаще на обследования ложиться, — подбодрил я себя.
Курить, особенно после такого приятного времяпрепровождения, хотелось неимоверно. Но вставать пока что было нельзя, не в палате же курить. Вздохнул, хлебнул минералки и со счастливой лыбой провалился в царство Морфея.
Следующие пять дней ничем особенным не запомнились. Кроме того, что на второй день мне разрешили ходить. Если я не под капельницей был. Что капали — не интересовался. Главное — самочувствие улучшалось с каждым часом. Да и кормить в разы сытнее стали.
Молоденькая медичка теперь появлялась только по вечерам. Строго в определенное время. Мне порой казалось, что её действия носят какой-то ритуальный характер.
Появится в дверях ровно в двадцать один ноль пять, вывалит грудь, подивится моему габитусу (кстати, на вопрос, что это такое, она только хмыкала и затыкала мой рот своей нежной и пахнущей женственностью ладошкой), омоет кайфующий от такого внимания орган и давай его наяривать. Ровно через час, как я ни старался, а раньше кончить мне не давали, дверь снова хлопает, и я в полном одиночестве размышляю о превратностях судьбы.
Кто она, зачем она это делает? Ответа не находилось. Успокоил себя единственной, казавшейся здравой, мыслью. Моя молодая медичка — извращенка. Нимфоманка, повернутая на миньете и массаже половых членах. Или в интернете начиталась, что сперма, принятая внутрь, молодость продлевает, вот и решила проверить на себе.
Не, ну а чё? Ничего более логичного мне на ум не приходило.
Пару раз на утреннем осмотре попытался у врача узнать, чего это за медсестра такая расторопная у него работает. Где взял и как зовут? Но хирург хмыкал, бурчал про то, что где взял, там больше нету, а звать её не нужно. И всё.
Подозрительный интерес к моей совратительнице был у Саныча. Фермер заглядывал ко мне в гости каждый день. И непременно, сволочь такая, приносил по три килограмма апельсинов. У меня от них уже изжога началась, а он ничего слушать не хотел. Витамины, мол, и не знаю нихера.
Приходилось есть под пристальным надзором друга и отмахиваться от его назойливости: “Что за молодуха тут по больнице гуляет, часто ли ко мне заглядывает и как она вообще?”.
На последнем вопросе Саныч традиционно подмигивал мне глазом и делал недвусмысленные жесты. Но я был неумолим. Чай не звездюк, который силуэт тити увидел и в красках всем друзьям-товарищам заливает, как он ее облабызал и почти натянул обладательницу бюста, но у той менстряк так некстати начался.
Вот так вот. Вырос я из этого уже.
Одним словом, круто я в больничке время провёл. Харю даже слегка на дармовых харчах и апельсинах отожрал. Обдумал много чего. Выводы всякие для себя сделал. Планы построил. Продумал всё конкретно и детально.
И когда на седьмой день в палату заявился врач и заявил, мол подшаманили мы тебя, звони другу, собирай манатки и вали на все четыре стороны, даже тоскливо как-то стало.
Только я собрался сегодня вечером во время традиционного визита сексапильной медички перехватить инициативу и внедрить в нее своего агента ХХХL. А тут такой облом.
Настроение упало на ноль. Саныч, когда меня забирал, даже запереживал и к главврачу рваться начал.
— Чё за херь-то? — докапывался до меня фермер. — Все из больницы выходят с довольной лыбой, а ты, с таким выражением морды лица выписываешься, как будто тебя на тот свет отправляют, а не домой.
Отмахнулся я и уже сидя в джипе буркнул: “Дома расскажу”.