Меня подводят к сцене,
И микрофон дают.
Потом несут в гримерку,
И на живот кладут.
Ведь я играю честный панк.
Скажите, где дорога в банк?
«Кирпичи».
Именно эту песню некогда популярной, но не утратившей своей крутости группы “Кирпичи” напевал я в четверг вечером. Ровно за сутки до феста.
Я как раз после разминочного бокала пива выперся на сцену для саунд-чека. И вспомнил тот хит.
Хотя о чем это я. Ключевые события вновь упущены. А дело было как-то так.
Подготовка к главному событию этого лета в селе Бухарино шла полным ходом. Третьего дня в наши пенаты пешим порядком прибыли двое патлатых парней в замызганных чёрных балахонах. Следом за ними было явление народу — фуры с музыкальным оборудованием и прочими прибамбасами для создания музыкального праздника и соответствующей атмосферы.
Санычевские неопохмелённые работники под вежливые просьбы городских и подбадривающие крики непосредственного начальства, выкинули из машины части разборной сцены, коробки со сценическим светом, генераторы, разнокалиберные колонки, дым машины и ещё какую-то очень нужную лабуду.
Короче, всё было по-взрослому. Тусовка намечалась знатная.
Шутка ли, двадцать пять групп с нашей области и даже соседних регионов собирались отжечь на первом бухаринском рок-фестивале.
Всё шло, как по маслу. Только Саныч с участковым почему-то нервные ходили.
Хотя, усатого Забалуйко понять можно было. Он периодически обновлял списочные данные в сет-листе, а потом пытался прикинуть, сколько раздолбаев, охочих до деревенской романтики и прочих цветочков прибудет в его вотчину.
Цифра, по ходу, получалась внушительная. Он ко мне через каждый час подходил и грозил кулаком.
— Потравишь, прибью. А потом реанимирую и посажу, — грозился усатый.
И это напрягало. Зато Чиж довольный ходил. Его от патлатых соплеменников не отогнать было. Везде лез. Где поможет, где сломает, где в курс дела введёт.
Одним словом, активничал и в дело, и ни в дело.
Сцена росла как на дрожжах. А в четверг вечером, когда, собственно я и вспомнил про “Кирпичей” и нехило так занастальгировал, почти всё готово было.
Подключай пульт, настраивай звук и лабай на здоровье.
— Филин, гоу зажигать. Нам право первой брачной ночи перепало, — вернул меня в реальность возбужденный голос Чижа, когда я с блаженной лыбой созерцал сцену.
Настоящую.
— А собственно, почему бы и нет, — согласился я.
Тестовый чек шёл, как по маслу. Точнее, лился рекой. Пока что, пивной. Ну а под пивко то, отчего же не поиграть.
Ну, мы и дали джазу перед звукарями и местными, решившими, что такое шоу пропускать никак нельзя.
Смутно помню, но кажись, после пяти вещей, которые мы с юным балбесом отрепетировали «от и до», я на самогон перешёл. А потом ещё пару раз на бис выходил и меня чем-то совершенно убойным угостили.
Дальше в памяти провал.
Проснулся я в палатке у звукарей. Слюны во рту не было совершенно, горло драло, голова гудела, пальцы опухли и горели огнем. Благо глаза разлепить удалось. Правда, как только взгляд сфокусировался, я об этом пожалел.
Таких жоп я ещё не видел. Большая такая. Необъятная, можно сказать. Как сказала бы моя бывшая зоотехническая подруга, задница явно принадлежала к курдючному типу весьма нелегкой особи женского пола.
Да еще и голая. И все это ливерное счастье в метре от моего фейса.
Как вам такое утро?
Шевелиться не хотелось совершенно, но интуиция мне подсказывала, что нужно срочно линять в сторону ближайшего леса. И лучше огородами. К этому же меня подтолкнула странная лёгкость в районе гениталий. Я даже рукой проверил.
— Мляяя, — протянул я, когда понял, что исподнего на мне не было. — Мляяя, — просипел я, осознав, что попытка принять вертикальное положение без посторонней помощи — это бред сивой кобылы.
Похмельный мозг был девственно чист. Как я тут оказался и какие планы у обладательницы жопы были на меня, и было ли между нами что-то?
Ответов не было.
Это было тайной, покрытой алкогольным угаром. И как я так вляпался? Наладил же точки соприкосновения с нормальными девчонками, а не идеалами красоты эпохи возрождения.
— Это фиаско, братан, — насыпал соли в сахар тихий голос Чижа, в котором только глухой не расслышал бы издевки.
— Ин-на, — буркнул я и, собравшись с силами, всё же сел.
— Ну да, ну да, — хмыкнул Чиж, протягивая мне запотевшую пластиковую полуторалитровую баклаху с пивасом. — А так?
За пузырь я ухватился, как тонущий за соломинку. Аккуратно открутил крышку и моментально простил юнцу его заносчивость и усмешку.
— Пшшш, — поприветствовало меня хмельное да пенное.
Я сглотнул от предвкушения. Ну как сглотнул, изобразил. Потом выдохнул и сделал первый, осторожный глоток. Холодненькое пивко приятно смочило язык, небо и провалилось в желудок. Я икнул, прислушиваясь к ощущениям.
Лихо опрокидывать в себя стопки с чистым спиртом или водкой, огромными глотками тушить горящие трубы пивом с дикого бодуна можно только в двух случаях.
Как по мне.
Первое, когда здоровья ещё овердохера и на кануне пил нормальное пойло. А второе — когда здоровья уже нет совсем и от принятого стакана зависит, переживешь ты это утро или нет.
А когда тебе слегка за тридцать. И ты где-то посередине. Да ещё и бухал всякую дрянь вперемешку.
Без похмелки плохо, но и не всякая заходит.
Мне фортануло. Пиво прижилось. Я улыбнулся и присосался к пластиковому горлышку. Теперь было можно. Почти литр за раз выглохтал и не заметил.
— А теперь валим. Встать, только, помоги, — протянул я руку Чижу.
Разбираться с огромной жопой и что тут творилось прошлой ночью, как-то не хотелось от слова “совсем”.
Даже после опохмелки.
Если что, потом справки наведем. А сейчас пора валить в закат. Точнее, в рассвет. Отсыпаться, похмеляться и вываливаться на сцену с довольной лыбой.
— Штаны то одень, — осадил меня малой. — И ты смог? — кивнул он в сторону огромной целлюлитной жопы, пока я фокусировал взгляд в поисках любимых и единственных портков. — Я бы не смог.
— Иди ты. Помоги лучше, — огрызнулся я, наконец-то, обнаружив свои потёртые джинсы, придавленные мозолистой пяткой обладательницы впечатляющей задницы. Рядом, кстати, обнаружился и один из патлатых. Его тощего тельца, из-за пышных форм, до этого мне просто видно не было.
Эвакуация прошла успешно.
А когда я на улице вдохнул полной грудью, да ещё пару раз приложился к фунфырику, в котором ещё булькало, а потом и закурил. Захорошело мне.
Такая ностальгия, такой кайф меня накрыл. Так счастьем торкнуло. Стоял, курил и как дебил лыбился.
Чиж даже носом поводил, пытаясь понять, что я смолю. Очковал он зря. Все было легально, в сигаретах был табак. Мне так казалось.
— Жопа! — прервал моё единение с утренней природой хриплый голос из палатки. — Метр на метр! В магазине лежит продовольственном. Мне бы сейчас хер с километр, я бы доставил ей удовольствие, — заверил округу голос.
Твердость намерений подтвердил звонкий шлепок.
— Иди сюда, любовь моя. Я так хочу тебе вогнать, — не унимался патлатый.
— Я сейчас блевану, — скривился Чиж, вспомнив габариты, объемы и прочие подробности моего похмельного утра.
— На вкус и цвет, — икнул я. — Так то, вроде и ничего, — протянул я, разглядывая на просвет остатки пены, стекающие по внутренней стороне опустевшей пластиковой баклахи.
Малой такого явно от меня не ожидал. Хлопнул себя по лицу, что-то забормотал, схватил меня за руку и потащил обмякающее тело в сторону деревни. А мне было уже на все пофиг. Иди не хотелось совершенно. А вот лечь и нихрена не делать хотелось дико.
Я это и пытался доказать Чижу, но подлый язык меня не слушался. А Чиж, обливаясь потом, тащил меня всеми возможными способами. Хрен его знает, как ему это удалось. Но до бабкиного палисадника он меня докантовал. Там меня и покинула силушка.
Сморило меня короче.
Второе пробуждение тоже приятственностью не отличилось. В себя я пришел от того, что мне на лицо что-то упало. Я попытался смахнуть. Не получилось. Это что-то размазалось по лицу и прилипло к руке, а над ухом зашумело.
— Ну пизнец, — резюмировал я, открыв правый глаз и узрев пальцы, измазанные птичьи дерьмом.
В родном доме меня, то ли не приняли, то ли не дотащили. Оставили под кустом сирени на растерзание пернатых дятлов-засранцев.
Поспал я, судя по положению солнца, знатно. Обед уже миновал. А то, что проснулся вовремя, стало ясно через пару секунд после осмысления хреновости моего бытия.
Сначала я услышал пыхтенье, потом шаги. А потом стало писец как мокро и неприятно.
Холодной водой меня облили, короче.
— Кто тут на, — возмутился я.
— Подъем, — невзирая на моё возмущение, заорал Чиж. — Через два часа на сцену!
— А повежливее рок-звезду разбудить нельзя что ли? — продолжал я катить бочку.
Но возмущения остались без ответа. Мне опять протянули руку и потащили во двор.
— Банька готова. Жару только много не давай, — напутствовала Чижа бабуля, когда дружан превозмогая мое праведное возмущение и сопротивление, тащил меня в сторону бани.
— А я играю колхозный панк, а значит должен иметь соответствующий вид, — протестовал я, еле-еле передвигая ноги.
— Да я после того, как в чувство придешь, с великой радостью тебя в навозную яму скину, — разозлился Чиж.
— Злой ты. А ещё друг, называется, — буркнул я и, выдернув руку, сам поплелся в сторону бани.
Что ни говори, а баня, действительно, творит чудеса. Всего-то через полчаса пыток веником и обливаний ледяной водой меня попустило. В животе забурчало и дико захотелось есть.
— Слушай, а чем всё вчера закончилось? Нихрена не помню, — спросил я у Чижа, когда мы вышли из бани на просторы бабкиного огорода.
— Пришёл ветеринар и у него был спирт. Чистый, — бросил Чиж. — Я не стал. А ты меня послал, и граненый стакан чистяка залпом залудил. А потом Галька пришла.
— Это жопастая?
— Ага.
— А я чего?
— Да ничего. Лёха-звукарь к ней подкатывать начал. А ты возмутился. Галька сгребла вас в охапку и потащила в темноту. Бухаринские мужики её побаиваются. Ей двадцать восемь, а она уже трижды вдова. Не везет ей. А местные говорят, что она ведьма и затрахивает до смерти. Так что, с этим делом у неё туго. А тут целых два ухажёра. Одновременно. Что у вас там было, я не знаю. Я к Катюхе пошёл.
— Понятно, — протянул я. — Значит, бросил товарища на поле брани на растерзание оголодавшей валькирии и свалил со спокойной совестью.
— И ничего не свалил, и не со спокойной совестью, — возмутился Чиж. — Я как обязательную программу отработал, так сразу к тебе на помощь кинулся. Я тебя с трёх часов ночи искал. Даже пиво для тебя прихватил, — напомнил он.
— За пиво лайк и уважуха, — согласился я. — Только если я спирт бухал, зря ты мне его дал. После спирта даже воду лучше не пить и суп не есть. Накроет, мама не горюй.
Жизнь постепенно налаживалась, самочувствие стало чуть лучше, чем совсем хреново. Но жить можно. Чиж меня в дом завел, а там на кухне супчик куриный, капуста квашенная, стопочка и пузырь с какой-то настойкой.
— Бабка сказала, три ложки съешь и писярик опрокинешь. Потом резко работаешь ложкой. Второй — после того, как всю тарелку навернёшь. Сказала, через двадцать минут будешь, как козёл молодой скакать.
— Про козла обидно, а вот за заботу респект, — вздохнул я и уселся за стол. — А бабуля, то, кстати, где?
— В смысле где? На сейшене. Поит городких лохов нашей самогонкой. И почти ничего взамен не просит. Так, ручку позолотить сотенной купюрой за стаканчик.
Бабкин супец оказался выше всяких похвал. Полчаса и от похмелья не осталось и следа. Молодецкой бодрости в теле, правда, не было, да и голова слегка туманная была, но жить можно. Меня даже опять на подвиги потянуло.
Послеобеденный кайф прервал чижовский мобильник.
— Вы где там? — услышал я бабулин голос. — У меня тут горючка кончается. Давай тащи всё, что есть! Срочно!
— Едем, — проорал Чиж и нажал “отбой”.
— Пошла торговля, — радовался малой, потирая руки. — Бабка говорит, три фляги уже реализовала.
Прикид для сейшена у меня оказался подобающим.
Хоть тело и сияло послебанной чистотой, а на сейшн напялил я свои видавшие виды и заляпанные какой-то дрянью джинсы, которые ещё утром в палатке звукарей искал. На ноги — стоптанные говнодавы. А вот с футболкой облом вышел.
Самую крутую, но обосранную подлыми птицами, я напяливать на себя не захотел. А где другие хранились — не знал.
Решил рушить стереотипы и напялил сначала свою рубашку с выпускного, а на это воняющую чем то кислым косуху. Потом подумал и галстук на шею повязал. Он с выпускного в шкафу лежал.
Ничего, так кстати, смотрелось. Чиж оценил. И даже позавидовал.
У него-то прикид не такой олдовый был. Хотя тоже внушал уважение. Нечёсаный и засаленный хаер, который уже на плечи спадал. Серенькая, в обтяжку, футболка. Длинные шорты и раздолбанные кроссовки на голую ногу.
— Гитары в машине, пойдём, горючку загрузим и валим, — подмигнул он мне. — На батином джипе поедем.
Бодун меня практически отпустил. Да и физнагрузка кстати пришлась. Пока фляги в багажник паковали и полторашки с разлитым самогоном таскали, употел весь. Зато силу в телесах почувствовал. Короче, к месту сейшена подлетели мы в полной боевой готовности.
И к слову, вовремя.
Вокруг бабки целая толпа мутных типов бомжевато-бородатого вида тусила. Мне даже страшно на пару секунд стало. Видок то у бабкиных клиентов был охренеть каким брутальным. Бабуля же и вида не подавала. А только мы закончили с разгрузкой, как предприимчивая родственница так гаркнула, что все городские голодранцы моментально выстроились в очередь.
— Онлайн оплата по номеру телефона. У кого наличка и своя тара — без очереди. Ветеранам и пенсионерам рока — скидка десять процентов, — оповестила бабка страждущих.
Поняв, что тут все тип-топ, мы забрали из тачки гитары и попёрлись в сторону сцены.
У памятной, а точнее беспамятной лично для меня палатки звукачей, мы были ровно за минуту до начала музыкального действа. Временное строение располагалось в десяти метрах от сцены, так что мы не очковали совершенно. Да и открывали концерт не мы.
— Вы где, мля, лазаете? — поприветствовал нас патлатый. Кажись, это Лёха был.
— И тебе доброго утра, — парировал я. — Выспался?
— Какой на, выспался, на. Ты, на, куда, на, свалил на. Давай в сторону сцены пулей. Начинаем уже, — отмахнулся Лёха и, грозно размахивая руками, свинтил в неизвестном направлении.
— О даёт, — похвалил я звукаря. — Как будто и не бухал вчера. А он же тут часа четыре, как минимум, носится, — кивнул я в сторону удаляющегося собутыльника.
Ответа не последовало. Я повернул голову. Нет, Чиж стоял рядом. Точнее, тело его стояло. Статуей.
— Э, ты чего? — тряс я его вросшее в землю тело.
— Я срать хочу. У меня понос. Щас дно вышибет. Не успею, — чуть не плакал Чиж. — Я не могу!
— Добрый вечер! Добрый вечер чуваки и чувихи. Мы рады приветствовать вас на первом бухаринском рок-фестивале, — добил юнца ведущий, выскочивший на сцену, как черт из табакерки.
Видеть мы этого не видели, стояли позади сцены, а вот слышали прекрасно.
Да как потом оказалось, мы дохрена чего не видели и не замечали. Ну, сновали вокруг нас странные люди и хрен бы с ними.
— Держи гитару, я в толчёк, — пискнул малой и, передав мне инструмент, засеменил в сторону одинокой деревянной хижины типа уличного сортира с табличкой “Эм и Жо в одном флаконе”.
К его счастью очереди у дверей, пока что не наблюдалось.
— Э, вылазь уже, — постучал я ногой в дверь сортира, когда на сцену вышла вторая группа. — Нам скоро выступать. Да и другим облегчиться уже хочется, — добавил я, окинув взглядом, переминающуюся с ноги на ногу и неуклонно растущую около нас толпу.
Городские оказались воспитанными и гадить где попало были не приучены. Все тянулись в указанном направлении.
А тут занято.
Эдак, мы скоро аншлаг там, где не нужно соберем. На это я и намекнул Чижу.
— Не могу, — всхлипнули за дверью.
— Понятно, — смекнул я.
Гадать тут было нечего. У малого случился приступ медвежьей болезни. Разглагольствовать о важном было некогда. Действовать нужно было быстро и решительно.
— Жди тут, я быстро, — подбодрил я малого и ломанул до бабки.
И пяти минут не прошло, как я потребовал приоткрыть дверь туалета, а в появившуюся щель просунул руку с мятой полторашкой.
— Это смелость, пей быстрее и погнали, — наехал я на засранца.
— А запить? А стакан? — потребовали с той стороны двери.
— С горла, как батя учил! — не выдержал я.
За дверью охнули, но судя по звукам, приказ выполнили. Не прошло и минуты, как дверь распахнулась и явила нам Чижа, в спущенных портках, хватающего ртом воздух и размахивающего бутылкой с остатками нашей самогонки.
— Запить, быстро, — наехал я на толпу.
Ближайшие зассанцы сориентировались быстро. Чижу несколько понтовых эко-бутылочек одновременно протянули. Но тот отмахнулся.
Подошел ко мне и занюхал моими волосами.
— Уважаю, — протянул я, когда шкет натянул штаны и с блаженным видом отошел от меня. — Полегчало? Погнали зажигать.
Эликсир подействовал. И очень вовремя. Только мы подошли к сцене, как нас уже объявили.
Патлатые подключили нас со скоростью света. Хотя, там и делов то… Подсунул к акустике микрофон, вот и всё тебе счастье.
Мы по очереди брямкнули и поняли, что назад дороги нет. И тут Чижа снова начало накрывать. Да и у меня поджилки затряслись и из головы вылетело абсолютно все.
— Мы щас, — буркнул я в микрофон и утянул Чижа за задник сцены.
— Давай, друг, — протянул я ему реквизированную у бабули бутылку — За звук.
Краткость — наше всё. Мы бахнули по очереди с горла и вальяжной походкой выперлись на сцену.
Пока накинули гитарные ремни, пока настроили под себя микрофонные стойки.
— Привет, ребята, — крикнул я в микрофон и понял, зря я пожадничал и остатки добил.
Бабка же мне поллитра с горкой, примерно, накапала. Чиж около двухсот грамм за два захода накатил. А я залпом остатки добил. Да на старые дрожжи.
Подлый звукарь, услышав, что я уже ору в микрофон, врубил минус. Барабаны застучали, бас бумкнул и пальцы на удивление легко заскользили по гитарному грифу.
Чиж не отставал. Страх испарился, и душа вслед за музыкой воспарила над гудящей толпой.
А было этих зрителей там…
Хрен его знает, сколько точно, но не на каждая первомайская демонстрация столько бюджетников собирает.
Репертуар у нас был нормальный. Настроение боевое, вид аутентичный.
Короче, мы зажгли.
Да ещё как зажгли. После финальной песни у Чижа даже восторженные фанатки появились. С трех разных сторон в него трусами запустили. Мне прям завидно стало.
А этот, скривился что-то…