Ох, тяжёл крестьянский труд,
от него и кони мрут,
Всё на мне хозяйство дом
пропитался весь говном,
Ох, тяжёл колхозный труд,
на меня весь день орут,
Председатель и парторг,
хоть живьём ложися в морг!
“Сектор Газа”
Напевал я, безжалостно истребляя сорняки на бабкиной делянке с картошкой. Её копать уже скоро, а позьмо заросло так, что не поймёшь, где что. Вот и проявил я инициативу на свою голову. Точнее, ляпнул не подумавши, а бабка меня этим озадачила.
— Инициатива, любит инициатора, — сказала бабуля. — Вот и помогай.
Правда, вместо слова “любит” она адаптированный сельский вариант употребила. Как говорится, поражающий глубиной мысли.
Со стороны, это я про прополоть шесть соток картофельного поля не руками, а мотыгой, казалось, легко. Особенно, если чужими руками. А когда сам. Ну его нафиг, такие расклады.
Вот так, работая руками, я познал дзен “Колхозной”.
— Эй, крестьянин, кончай филонить, — прервал мои потуги Чиж.
Дружан разлегся в тени заросшего бурьяном забора, и с довольной мордой трескал честно стыренное с бабкиного огорода яблоко. Как и когда он там материализовался я не засек.
— Неправильно, вы, товарищ Филин, огороды полете. Вы это на трезвую голову делаете, а нужно по-пьяни, — спародировал балбес мультяшного кота, ставшего первым прославившимся дауншифтером и пропагандистом сельской жизни.
— А вы, товарищ Чиж, я смотрю, тоже не по феншую живете. В гости с пустыми руками ходите, яблоки по садам тырите, — парировал я.
— А как иначе. Одни машут мотыгой, а другие на травке балдеют. И заметь, мотыгу держишь ты, — с важным видом выдал юнец.
Вот не переставал он меня удивлять. Каждый день чего-нибудь, да отчебучит.
— Чего? — завис я.
— Ничего. Титул “Знаток олдскула” переходит мне! — усмехнулся Чиж. — Вчера Цоя играли? Играли. Зацепило меня, решил погрузиться в тему. Он оказывается ещё и в кино снимался. Вот теперь и думай, где я этого набрался, — важничал малой, дожёвывая яблоко.
Я лишь усмехнулся. Как там в попсовой песенке то было? “Малыш растет не по годам”… Или там не про юнца, а про половой член?
А пофиг.
Порадовал меня Чиж и точка. Кажись сейчас у молодежи, как-то так изъясняются.
— Так, философ, ты за каким припёрся то? Советы советовать? Так мы без сопливых всё знаем, — огрызнулся я. — А если помогать, то вторая тяпка в сарае.
— По делу я, — вздохнул малой. — Разговор есть, — с максимально серьезной мордой заявил малой и свалил в сторону сарая.
Вернулся он через пару минут. И с мотыгой. Это меня несказанно порадовало. А вот раскрывать причину визита Чиж не спешил. Пристроился рядом и включился в мою битву за чистоту бабкиной делянки.
Дело спорилось. Работали мы молча. И только звон мотыг и щебетание птиц ублажали наш слух.
— Слушай, ты только не смейся. У меня к тебе разговор есть. Серьёзный, — не выдержал Чиж минут через пятнадцать работы.
Квест был практически пройден, а значит можно и поболтать.
— Валяй, — согласился я, вытирая рукой стекающий по лицу пот.
— Короче, — вздохнул дружан. — Я тут вчера сидел вечером. С улицей облом вышел, я дома и завис. Сидел и ковырял на гитаре мелодию одну. Ковырял-ковырял, а потом бах и в голове текст песни возникать начал, — повествовал малой не прекращая махать мотыгой.
— Обо что песня? — заинтересовался я.
— Про музыку. Представь, сидит такой чувак в комнате один. Ни друзей у него нормальных нет. Подруги тоже разбегаются или пользуются им. В общем, сидит он такой и понимает, что ему только с гитарой хорошо. Только когда её он в руках держит, то по-настоящему счастлив. Вот, — на одном дыхании выложил балбес свою идею.
— Хм, — задумался я. — Тема, кажется, не сильно избитая и может прокатить.
— Да-да-да, — обрадовался малой.
Я остановился, пристально посмотрел на другана, набрал в легкие воздух и запел:
“Пой же, пой. На проклятой гитаре
Пальцы пляшут твои вполукруг.
Захлебнуться бы в этом угаре,
Мой последний, единственный друг.
Не гляди на её запястья
И с плечей её льющийся шелк.
Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел.
Я не знал, что любовь — зараза,
Я не знал, что любовь — чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.”
Чиж застыл, как истукан, и смотрел на меня с раскрытым ртом.
— Ну да, что-то это я и хотел. А это кто? Это твоя? А аккорды покажешь? — засыпал он меня вопросами, когда переварил поступившую информацию.
— Песня не моя. Называется, “Пой же, пой”. Кто придумал музыку — не знаю, автор строк, если мне не изменяет память, последний поэт деревни. То бишь — Есенин. Знаешь такого?
— Чего? — не въехал малой.
— Ну, поэт такой. Известный. Он ещё про “Белую берёзу под моим окном, что принакрылась снегом, точно серебром” написал. Ты в школе это должен был учить, — охренел я от пробелов в знаниях отечественной классики. Тем более, по деревенской тематике.
— Про берёзу слышал, а про гитару нет, — взгрустнул малой.
— А ладно, забей, — усмехнулся я и срубил финальный на сегодня сорняк. — Поработали знатно, погнали творчески развиваться и морально разлагаться, — подмигнул я другану.
На сегодня наше моральное разложение заключалось в самогоне и исполнении самобытной музыки. Остальное, приелось как-то. Даже бабы.
Да и Чиж после избавления от мандавошек, как то к противоположному полу охладел. Или просто более разборчивым стал.
Страх взял верх над гормонами.
Кажется, так это по науке трактуется.
Заседание нашего “Колхозного панк-клуба” мы устроили на крылечке бабкиной бани. Удобное, я скажу вам, место. Никто нам не мешает, и мы никого не тревожим. Птички поют, огород зеленеет.
Красота.
И опять же, до погреба, в котором закусью разжиться можно, совершенно не далеко. А если перебрал, то в бане отлично выспаться можно. На скамейке спать неудобно, правда, ну так, когда в каждом глазу по нольпяхе плещется, на такие мелочи плевать.
Пока Чиж накрывал поляну, я сгонял за своей гитарой. А без неё никак. Музицировать и творчески развиваться же сегодня собрались.
Накатили по первой, потом по второй и разговор у нас пошел. Точнее песня пошла. Чиж мастерски подхватил акустику и нежно провел по струнам. Взял блатной аккорд и запел:
“Я лежу, на небо гляжу,
Образ твой на нём собирая.
Ведь тебя до сих пор я люблю.
Это я уж точно знаю.
Не могу тебя я забыть.
Не могу! Тебя везде вижу.
Я не знаю, как мне быть.
Я везде твой голос слышу”.
Заливался Чиж, старательно изображая чёткий пацанский голос. Такой, слегка гнусавый, слегка не смелый, но вызывающий трепет наивных женских сердец.
— Припева ещё нет, я сразу второй куплет начну, — не переставая наигрывать мелодию, подмигнул мне малой. — Он мне больше всего нравится.
“Помоги гитара мне,
Ты одна моя подруга.
Не изменишь, лишь ты мне
И заменишь мне ты друга.
Раны на душе ты зальешь,
Песенкой, любою весёлой.
Никогда ты мне не даешь
Повода забыть тебя снова.”
Чиж взял финальный аккорд и, с силой ударив по струнам, с наслаждением слушал постепенно затухающие ноты.
— Ну как? — заискивающе улыбаясь, спросил он у меня.
— Для дебюта — неплохо. А если в целом… Вам бы молодой человек словарный запас расширить. Над рифмой поработать, — затягиваясь табачным дымом, выдал я вердикт.
Малой явно не такого отзыва ожидал.
— Да погоди ты обижаться, — успокоил я его, разливая по третьей. — Идея в тексте есть. На музыку, пусть она и примитивная, слова нормально ложатся. Три блатных аккорда — наше всё. Больше и не нужно. Текст чуть поглубже проработай и будет норм. Такая чисто пацанская песня получится! — заверил я. — За творчество.
Мы чокнулись и выпили. Как это ни странно, но со временем эффект афродизиака наш самогон утратил. Или мы припились. Так что киряли мы без оглядки и опасения, что поутру проснемся в объятиях какого-нибудь местного крокодила.
— Хочешь, я тебе главный эффект хита открою? — приобняв Чижа, поинтересовался я.
В душе у меня в этот момент такой кайф, такое всевселенское счастье творилось. Словами не передать. А поделиться хотелось.
— Давай, — обрадовался малой.
— Смотри, зачем пацаны на гитаре учатся играть, пальцы в кровь сбивают, кучу времени тратят. А потом, бах, проходит несколько лет и инструмент уже на стене пылится. И берут его только по праздникам. Как думаешь?
Чиж задумался.
— Для себя. Наверное, чтобы друзей порадовать, девчонку поразить, — предположил он.
— Почти, — ухмыльнулся я. — У меня есть два мнения на эту тему. Первое — это действительно для себя. Из таких и вырастают настоящие музыканты. А второй вариант — самоутверждение. Абсолютное большинство начинают терзать струны, чтобы самоутвердится. Крепко в головах юношеских сидит миф, что на гитариста тёлочки сами вешаются. Полностью опровергать эту теорию не буду. Такое тоже случается, но редко. А побочный эффект — если хоть немного получается, то в компании ты не последним перцем будешь. Опять же, подросток увереннее становится и в будущем это ему на пользу идет.
Я делился со своим юным другом не только соображениями и накопленным опытом, но и тем, что терзало меня долгие годы. Последние пять лет я себя не мог простить, что забросил гитару, сочинительство.
Мог бы сейчас лабать кавера или даже свои песни в каком-нибудь зачуханном кабаке и кайфовать от того, что бухой в соплю слушатель что-то там мычит. То ли пытается подпевать, то ли не по нраву ему что-то.
А потом затянул пару проверенных хитов, пусть даже чужих, и тебя эта пьяная публика уже на руках носить готова. Каждый с тобой выпить хочет. Зауважали, одним словом.
Нечто подобное уже было. В Любавино. Мне потом, правда, чуть череп не проломили.
Но кайф то я ощутил.
Нужным и востребованным себя почувствовал. Впервые за последние пять лет вкус жизни почувствовал.
Но это было в деревне. Где местные не избалованы всякими развлечениями. А в городе так уже и не проканает.
Хотя…
— Филин, про самоутверждение я понял. А секрет то в чём? — вырвал меня из раздумий Чиж.
— А? Какой секрет? — затупил я.
— Хита, — растерянно протянул малой.
— Так, я же тебе говорю, чтобы текст девчонкам понравился. Про любовь там, как парень на всё готов ради неё. А ещё лучше, как чувак без неё страдает. Девки же, когда песню слушают, они всё на себя проецируют. Сидит она такая и представляет, что это про неё. И если текст жизненный, то ты на волне. А вторая сторона этой медали — пацаны на тебя ровняться начнут. Они же тоже хотят женского внимания. Но это всё теория из прошлого. Так сказать, рецепт народного хита. В пример, тут “Сектор” можно привести. Почему Хоя слушали и до сих пор каждый второй гитарист его песни играет, хотя он про чистые и светлые чувства не пел?
Чиж завис.
— Да потому что он о жизни пел. Потому что почти в каждой песне каждый нормальный пацан себя видел! — улыбнулся я. — Вот так вот.
— А секрет то в чём?
— Да ни в чём? — начал злиться я. — Напиши песню, в которой ты расскажешь, как мандавошек подхватил, или как к Мишане на днюху съездили. Или как Ксюху натянул. Так сказать, поделись опытом.
— Хм, — задумался малой. — А про Ксюху, это идея. Что-то давненько не держал я в руках пышную женскую грудь…
— И? — не въехал я.
— Ну да, — заржал Чиж. — Погнали в Любавино. Там сегодня кабак открывается. Какому-то городскому дебилу это показалось хорошей идеей, — лыбился малой. — Второе, после местного клуба, культурное заведение будет. Сегодня весь любавинский бомонд там будет. Приключения гарантированы! Заводи “старушку”, погнали контент для песен мутить.
И ведь зацепил он меня. Пять минут назад не хотел никуда ехать, а после таких новостей руки сами сгребали всё, что в дороге понадобиться может. Меня даже пустые карманы не насторожили.
— Давай на посошок, — подмигнул я другану, разлив по пятьдесят.
— Будем, — подхватил малой. — Только ты это. Если я к Аньке подкатывать начну, хоть по морде мне бей, а уединяться с ней не пускай. Только-только чесаться перестало.
— Свежо придание, да верится с трудом, — усмехнулся я. — Ты мне лучше расскажи, с какого ты её там встретить то надеешься? И второе, а как же тётя Ксюха? — попробовал я подловить мальца.
Мой вопрос Бухаринского секс-символа ни разу даже и не удивил. Он наоборот, чуть ли не заржал в голос.
— Ксюха — хороша. Если ты понимаешь, о чём я, — подмигнул мне малой. — А Анька… Она решила, как кое-кто из нас, сменить обстановку, обнулиться, уйти в отрыв, наверстать упущенное и всё в таком духе. Короче, решила она вспомнить хиповскую юность и ломанула в деревню к тётке. Не заладилось у неё с роднёй только. Вот и хиппует где придётся, — просвещал меня Чиж.
— А самое интересное, что в полях то она, по ходу, благодаря бате нарисовалась. Лично она так прелюдию к нашей встрече описала: «Да есть тут козёл один. Обещал подвезти, а как понял, что карася попарить ему не удастся, свалил в закат». А она в полях осталась, — на серьёзных щах заверил меня дружан.
— Ну да, ну да. Совсем ни разу не попарил, — заржал я, вспоминая ночной фермерский променад в частную клинику.