Водку я налил в стакан и спросил
И стакан гранёный мне отвечал:
Сколько жил и сколько в жизни ты своей потерял?
Этого никогда я не знал…
“Сектор газа”
Вертелось у меня в голове с самого раннего утра. То ли погода так на меня повлияла, то ли встал не с той ноги. Шут его знает, в чём причина, но минор пёр, как по заказу.
Сегодня утром, в последний день уходящего лета, Анька, протусившая с нами, около двух недель, сделала нам ручкой.
— Долгожданный отпуск, как и хиповая юность, всё. Прощай веселье и разврат, привет серые будни правильного банковского служащего, — шмыгнув носом, выдала она нам на прощанье. — Спасибо, мальчики. Это было самое лучшее лето в моей жизни.
Честное слово, так и сказала.
Смахнула слезу, послала воздушный поцелуй и села в такси. Мы с Чижом ещё минут пять наблюдали, как пыльный шлейф растворяется в воздухе.
— Надо было хоть номерок взять, — вздохнул малой.
— Затупили, — согласился я.
Того, что нам не хватает этой шубутной и неунывающей девахи, мы поняли меньше чем через час. Через два начали скучать, а через пять, по деревенской традиции, уже сидели в бане и вовсю заливали горе остатками самогона.
— Мда, — вздохнул я, рассматривая оставшиеся литры, плескавшиеся на донышке десятилитровой банки.
Бахус сегодня мои подношения не принимал и алкоголь меня не брал. Совершенно. Точнее, хмель то чувствовался, а вот спасительного отрешения не было. Даже наоборот, чем больше мы пили, тем сильнее у меня кошки на душе скреблись.
Аналогичная ботва была и у Чижа. Мы даже про чёрного ворона, что кружится над нами, спели.
Один чёрт не помогло. Ещё хуже только стало.
Чайф тоже не спасал. А потом мы перешли на “Гражданскую оборону”. Точнее, я перешёл, а малой мне в припевах подвывал. Не знаком он оказался с творчеством Егорки Летова, но смысл схватывал на лету. А я всё пил, пел и курил…
— Братка, харош хандрить. Давай прошвырнёмся что ли куда, — не выдержал Чиж, когда на землю опустились сумерки, а в банке осталось совсем чуть-чуть.
— Например? — совершенно бесцветным голосом уточнил я.
— Например, — повторил малой и задумался. — А погнали в Любавино. К Ксюхе. Официальная версия, шампунь отдать, а потом на интим её попробуем уболтать. По очереди. Или даже вместе, — начал заводиться Чиж. — Нам встряска нужна и новые приключения. Поставим жирную точку в летних каникулах! А то такое ощущение, что на этой Аньке свет клином сошёлся. Погнали, разгонять тоску. Давай, давай, — подмигивал мне малой, радостно жестикулируя руками.
— А действительно, — ухватился я за эту мысль, как утопающий за соломинку, а потом вновь в тоску погрузился. — А Петровича куда денем?
— А хер на него! Сиди тут, я сейчас, до бати добегу, бутылочку вискаря у него подрежу и обратно, — заверил меня малой. — Готовь “старушку”, а то застоялась она.
— А вискарь то зачем? — не въехал я.
— Сэма мало. Да и с элитным пойлом Ксюху уболтать всяко легче будет, — удивился малой моей недальновидности и ломанул в сторону дома.
— И как я сам не допёр? — удивился я и поплёлся в сторону дома. — Старею, что ли.
А дома меня ждал небольшой пир горой. В лучших традициях всех бабушек.
Кишку набил я от души. Чиж застал меня на лавочке у палисадника.
На мои слабые потуги слиться с намеченного мероприятия он внимания не обратил. Сам выгнал джаву из стойла, сгонял в баню за остатками самогонки и прихватил закуски в дорогу.
Загнал меня пинками в коляску, сам за руль уселся, и мы понеслись навстречу ветру.
Сегодня мы ехали без песен. Грусть меня слегка отпустила, но в душе по-прежнему царили пустота и безысходность.
Малой всю дорогу бросал на меня недоуменные взгляды, но с расспросами не лез.
— План такой, — остановившись у въезда в Любавино, прервал мои раздумья Чиж. — Приезжаем, типа, в гости. Шампуньку отдать и спасибо выразить. Если муж дома, действуем по обстоятельствам. По типу, вот вам наше “Спасибо” и с наглыми мордами за стол усаживаемся. Через пару стаканов я во двор сваливаю, а ты Петьку развлекаешь, — ставил задачу малой.
Я только скептически хмыкал.
— Согласен, план — говно. Но он простой, а значит шансы, что что-то пойдет не так, стремятся к нулю, — заводился Чиж.
— План рабочий. Самое главное — дерзкий. Муженёк и не подумает, что пока он тостует, его супружницу какой-то школьник пользует, — подбодрил я другана.
На том и порешили. Правда, Чиж взбрыкнул, что, дескать, он совсем уже не школьник. И вообще, ему через неделю восемнадцать вдарит.
К Ксюхиному дому мы подлетели с пафосом. Чуть забор не протаранили. А как иначе то было, если на лавочке сидела титястая мечта балбеса в откровенном таком сарафанчике. Правда и Ксюхин муж рядышком тусил. Но нас это не смутило.
— Нормуль, муженёк с бодуна великого. Походу в очередную завязку собрался, — шепнул мне на ухо Чиж. — Ну, так мы это сейчас исправим.
— Добрый вечер граждане Любавинцы, — поприветствовал малой хозяев лавочки.
— И тебе не хворать, — буркнул Петька, кося на нас недобрым взглядом.
Ксюха нас просто проигнорила.
— Котика мы вылечили и теперь он в полном здравии. В благоустроенном доме харчуется, — продолжал наводить мосты малой. — Собственно, мы вам чудо-лекарство привезли и наше огромное спасибо, — нагнал пафоса Чиж и кивнул в мою сторону.
Мол, чего тупишь, доставай бутыль.
Ну я и достал. Реакция была незамедлительной.
— Искушаешь? — зашипел Петька. — Кто надоумил? Говори! — прорычал он.
— Чё? — не въехал я.
— Я в полной завязке! С обеда не пью! — скрипел зубами Ксюхин муженёк.
Милфа же наоборот слегка ретировалась и из-за спины своей половинки грозила нам кулаком.
— Ну, так это мы сейчас исправим, — не обращая внимания на жестикуляцию Ксюхи, подмигнул Чиж. — У нас тут не самогон, а лечебная настойка. Как раз для таких случаев. Я вон его, — кивнул он на меня, — всего двумя стаканами из такого пике вытянул. С вечера подлечил мало-мало, а на утро, он как огурчик был. Хотя до этого три недели керогазил, — снова насел на уши малой.
У Петьки от таких перспектив башню сорвало окончательно.
— Не верю! — взвыл он. — Дай попробую.
Со скоростью пули он подлетел ко мне, выхватил банку, сорвал крышку и припал к горлышку.
Видать не хило у него трубы горели.
— Суки, — бросила нам Ксюха, сплюнула в нашу сторону и пошла в дом.
— Скатертью дорога, — крикнул ей вслед Петька, на секунду оторвавшись от банки, чтобы перевести дух. — Сколько, говоришь, выпить то нужно, чтобы отпустило?
— Всё, но не в одну каску, — нашёлся я, наблюдая за Чижом, выразительно жестикулировавшего мне руками.
После этих слов малой показал мне большой палец и мелкими перебежками ломанул в сторону дома, где скрылась его грудастая зазноба.
А дальше, всё было как в мультике про Вини-Пуха.
Хозяйка нам была не рада, но мы внимания на неё не обращали и посидели совсем немножко. А потом ещё немножко. После я увидел, как сначала Чиж, озираясь по сторонам, выскочил из дома и скрылся в темноте, а потом и Ксюха, поправляя сарафан мелькнула в дверном проёме.
Я как мог развлекал и отвлекал Петьку. Хотя, как я понял, пока в банке плескалась горючка, ему на всё было наплевать. Он даже презентованный Чижом вискарь в банку перелил. Мол, так вкуснее.
Желудок у мужика оказался вместительным, аппетит зверским, а ноги крепкими. Вырубаться он не хотел от слова совсем, а у меня уже чуть ли не в глазах двоилось всё.
Банка оказалась не бездонной.
— Хороший ты мужик, Филин, — приобнял он меня. — И самогонка у тебя хорошая. Только мало её, — вздохнул он, разглядывая пустую банку. — Может того?
Петька ударил пальцем по кадыку.
— Только у меня с баблом напряжёнка. Давай ты спонсируешь, а я сгоняю — предложил рогатик. — Я такую точку знаю. Бабка первак неразбодяженый продает. Крышу сносит на раз-два, — подначивал он меня.
Я ухмыльнулся и полез в карман, где вроде как пара соток завалялась.
— Я мигом. Жди тут, — обрадовался алконафт и растворился в темноте.
Как он вернулся, я не заметил. Всё было как в тумане. Мы сидели за кухонным столом, беспрерывно дымили и, разливая первак, чокались и признавались друг другу в вечной дружбе.
А потом меня окончательно накрыло.
— Петруха, я тебя уважаю. Мужик ты нормальный. С понятиями. А потому не могу я больше молчать, — пытаясь сфокусировать на собутыльнике взгляд, выдал я.
Кавист завис.
— Жена твоя блядует понемногу. Вот щас, пока мы тут с тобой, значит, по душам беседуем, она с молоденьким жеребцом развлекается. Со мной, который, приехал. Патлатый такой, — разоткровенничался я.
Какого ляда мне так крышу снесло, я не понимал. Да и говорил то не я, а завладевший моим разумом первак.
— Врёшь, сука, — скрипнул зубами собутыльник.
— Ни разу. Он и меня звал с ней покувыркаться, когда ты вырубишься, — признался я и посмотрел Петру в глаза.
Но ничего кроме злобы я там не увидел. Петька не захотел играть в гляделки и выражать мне благодарность за открытые глаза. Он просто схватил со стола кухонный нож и резко встал, опрокинув и стол, и дымящуюся пепельницу, переполненную окурками.
Я тоже встал.
***
— Ксюшенька, солнышко, ты просто бомба. Секс-бомба, — шептал в ухо милфе умиротворённый Чиж. — А давай ещё разок. А?
— Отстань, школота. Итак уже три раза насладился.
— Ну, Ксюш, ну ещё разок. Ну, пожалуйста, — канючил Чиж.
Но та лишь отмахнулась. Что её насторожило, Ксюха так и не поняла. Как будто кольнуло что-то. А потом женщина и вовсе взгляд на себе ощутила. Злой такой.
Она осмотрелась, но ничего подозрительного не заметила. Сарай, в котором они с Чижом предавались плотским утехам стоял в отдалении от дома. Бесшумно подойти к нему не получится, как ни крути. Тем более бухой супруг был явно не способен на бесшумное передвижение. Однако ж неспокойно ей стало.
— Ну, Ксюш, ну дай ещё разочек, — ныл малой.
— Ладно! Но в последний раз. Совсем-совсем в последний раз и больше не подходи ко мне даже! — сдалась милфа и приняла коленно-локтевую позу. — Давай быстрее.
Услышав про последний раз, малой отрывался по полной программе. Имел Ксюху максимально грубо, периодически шлепая ладонью по её пышной заднице. Но милфа на такие проявления страсти не реагировала. Она настороженно сопела и постоянно подгоняла мальца.
— Давай уже. Да, еби ты быстрее, — просила она, периодически озираясь на любовника.
И Чиж старался. Юнец уже практически достиг пика наслаждения, когда Ксюха застыла. Просто подняла голову, ойкнула и застыла. Чиж тоже остановился.
Оценил аппетитную задницу милфы, а потом его глаза сами по себе поднялись. Взгляд уперся в дощатую стену, где в просветах меж досок были видны странные отблески.
— Тише, — зашипела на него Ксюха. — Трещит что-то. И гарью тянет. Как будто костер горит. Ой, Петя, — завопила она, когда мозг проанализировал полученную информацию.
— Петечка, — вопила Ксюха не своим голосом, выбегая из сарая.
Чиж, быстренько натянув штаны, выбежал следом и не поверил своим глазам.
В окнах Ксюхиного дома плясали языки пламени.
— Бать, тут в Любавино дом горит. Там Филин был, — дрожащим голосом оповестил Чиж мобильник, когда после трёх гудков, показавшихся пацану вечностью, в трубке раздался голос Саныча.
— Блять, — взревела трубка. — Пожарным звони! Я в городе. Еду! Жди, — отрезал фермер и сбросил вызов.
Юнец дрожащими руками копался в мобильнике и не мог сообразить, куда звонить, что говорить.
Голова была пустой. Совершенно.
— Ты чего тут забыл? — вернул его в реальность рёв какого-то мужика. — А ну вали отсюда на улицу. Одну еле-еле оттащили от пожарища, тут ты ещё нарисовался, — орал мужик, пинками подгоняя юнца в калитке.
Мужик мало того, что соседом оказался, так ещё и пожарным добровольцем числился. Всё по науке сделал.
Пожарные прилетели на удивление быстро. Но Чижу казалось, что они еле двигаются и дико тупят. Он несколько раз подбегал к ним и требовал проверить дом.
— Там люди. Там друг мой! Его нужно спасти, — орал он. — Он там, я чувствую. Его ещё можно спасти!
— Петя, Петечка, — вторила Чижу Ксюха, валяясь в придорожной пыли и разглядывая свой дом, объятый пламенем, безумным взглядом.
Подойти к ней малой не рискнул.
— Звено готовится, сейчас проверим, если будет возможно, обязательно спасем, — бросил им пробегавший мимо пожарный, кивнув в сторону стоявшей неподалеку машины.
Малой увидел, как трое огнеборцев, закинули за спину какие-то баллоны, нацепили маски и каски, опустили забрала, схватили пожарные рукава и гуськом побежали во двор.
— Бах! — на время вернуло Чижа в реальность, начавший лопаться от перегрева шифер. — Бах! — и из-под кровли тоже вырывается пламя.
— Жертвенный огонь, — некстати всплыло в голове.
Чиж стоял и наблюдал как огонь уничтожает дом и его надежду. Чижу казалось, что всё происходит как в кино. Как будто он не тут, а сидит где-то в современном кинозале в шлеме виртуальной реальности. Казалось, что фильм скоро кончится, он снимет шлем, повернет голову, а рядом будет сидеть улыбающийся Филин.
— Ну как тебе киноха? — спросит друг.
— Круто, — ответит Чиж.
И пойдут они в ближайший ларёк, возьмут пивка и сядут на лавочку. А потом девчонок подцепят, и жизнь снова заиграет яркими красками.
Чижу хотелось верить в это. С каждой минутой всё больше и больше. Даже когда крыша рухнула. И когда пламя сбили, а тем более, когда огонь отступил. А потом и вовсе потух.
Всё это время он стоял без движения. Как столб. Стоял и смотрел немигающим взглядом в пустые окна, отталкивающие своей чернотой и запахом гари. Для него время остановилось.
— Кто там, говорите, был? — потряс Чижа за плечо мужчина с папкой и в форме МЧСника.
— Муж её, — кивнул малой в сторону, где, как он помнил, сидела Ксюха. — И Филин. Друг мой.
— Чей муж? — переспросил мужик, оглядываясь по сторонам.
— Её, — ответил Чиж, тоже шаря глазами по округе. Но Ксюхи нигде видно не было.
— Её на “скорой” увезли. Видать, умом девка тронулась, — подсказала вездесущая соседка, стоявшая неподалеку.
— Понятно, — вздохнул мужик. — Значится, предположительно два тела. Следака придется вызывать, — бормотал он себе под нос, отходя в сторонку.
И Чиж опять на время выпал из реальности.
— Всё перерыли, — доложил мужику с папкой один из пожарных. — Обнаружено одно тело. Предположительно, мужчина. Дальше Ильича работа.
Чиж стоял и не верил своим ушам. В его глазах появилась надежда. Он достал из кармана телефон и с удивлением обнаружил кучу пропущенных звонков от абонента “Батя”.
— Бать, нашли тело. Одно. Чьё — непонятно, — через силу выдавил из себя малой в мобилу.
— У меня машина встала, а ты трубку не берёшь, — промямлил в ответ Саныч. — Перед лобовым как будто птица какая пролетела, а потом яркая вспышка и мотор заглох.
***
Над полями вставало солнце, а Чиж летел на верной старушке своего друга домой. Когда до родной деревни осталось совсем немного, он остановился и опять погрузился в раздумья.
Стоило ему закрыть глаза, как в голове всплыл образ друга. Четкий такой. Как будто он рядом стоит. Филин сидел на крыльце бабкиной бани и улыбался.
— Живи и твори, — подмигнул он Чижу. — Живи и твори.
— Живи и твори, — повторил за другом юноша. — Жить и творить, — прокричал он и открыл глаза.
Образ был настолько ярким, что Чиж поверил, что друг просто ушёл домой.
— Петька перепился, уснул с непотушенной сигаретой и подпалил дом. А Филин в это время домой пошёл. Меня не нашёл и с пьяных глаз пешком пошёл! Он сейчас, по любому, сидит на крылечке бани, курит и любуется восходом, — талдычил как мантру малой, накручивая ручку газа.
Ему хотелось в это верить.
Но на крыльце никого не было, в бане тоже была пустота. Чиж неуверенно поскрёбся в окно дома, где жила бабка Филина. Но и там друга не оказалось…