Водка стоит сто рублей — это не беда!
Хоть вообще-то эт не водка, а одна вода!
Cамый лучший вариант: всем глаза залить.
Спьяну жизнь херово видно — даже легче жить!
«Сектор газа».
Почему-то именно это мне пришло на ум, когда я рассмотрел мужа милфы.
— Вы кто такие? — окинув нас осоловевшим взглядом, поинтересовался мужик, на вид, лет сорока.
Хотя на глаз тут возраст даже приблизительно не определишь. Видок у него был тот еще. Типичный деревенский пьянчужка, активно борющийся с алкоголем, путем его обильного поглощения. Тощее лицо, жёлтоватая кожа, сухое тело, болтающееся на тонких ногах. И на что купилась его аппетитная жена? Ну, совершенно они не сочетались. Одним словом — антиподы.
— Рабочие мы, — смачно затягиваясь сигаретным дымом, выдал я. — Колымим по деревням. Кому забор поправим, кому крыльцо воздвигнем.
— Ааа, — загадочно протянул борец с алкоголем.
И всё. Он тупо стоял и молчал, пытаясь сфокусировать на мне взгляд мутных глаз. Мне, даже показалось, как скрипят его извилины, переваривая полученную информацию.
— А тут чего делаете? — продолжал тупить кмс по литрболу.
— Забор чинили. Хозяйка попросила, — поражаясь скорости мысли синемора, уточнил я.
— А где материал взяли?
— Так, хозяйка дала.
— Чего она вам дала? — заскрипел зубами мужик, топнув тощей ножкой.
Ну точно, ему еще рогов не хватает и вылитый олень будет.
— Материал дала и бутылку сверху ещё обещала, — зашёл с козырей я.
Финт ушами для направления разговора в нужное мне русло оказался удачным.
— А бутылка где? — услышав вожделенное слово, облизнулся мужик.
— Дык, она за ней и побежала, — улыбнулся я.
— Мужики, не впадлу. Нальете сотку? А? А я её щас потороплю. Хотя не. Она ж дрянь купит. Давай лучше деньгами возьмем, а я тут такую точку знаю, — оживился местный кавист. — Там и возьмём.
Я задумался. Бухать с этим типом не хотелось от слова совсем. А что если направить энергию алконавта в нужное мне русло?
— Доски перетащить поможешь, договоримся, — хмыкнул я.
— Дык, — разведя руки, выдала новоиспеченная рабсила. — Я мигом. Тут меня ждите.
— Вот что слово животворящее с людьми делает. Измождённое недополучением “Нарзана” тело вон как вдохновил, — философски произнес я, наблюдая за удаляющимся по загадочной траектории в сторону дома недоопохмельным типом.
Чиж лишь хмыкнул. Для него такая картина была привычна. Наверное, как отирающиеся около мусорки бомжи для горожанина. И видишь их, а внимания стараешься не обращать. Они сделали свой выбор, идут своим путем. И пока ваши интересы не пересекаются, они брезгуют тобой, а ты ими.
— Мужики! Живем, — завопил через пару минут муж мечты сотен миллионов подростков, выбежав на крыльцо!
В этот раз я и Чиж хмыкнули одновременно. Малой, к слову, в перерыве, оказанное ему доверие не оправдал. Сидел и с загадочной улыбкой что-то тыкал в своем телефоне.
— Вы пока доски таскайте, а я за бутылкой побежал, — попытался перехватить инициативу кавист.
— Ага, щаз! Бежим и волосы назад, — огрызнулся я. — Лаве на базу, доски в зубы и в темпе второй арии Ивана со стратегическим грузом стартуешь в сторону ДК. И если через пятнадцать минут я наблюдаю эту кучу, аккуратно сложенной, у местного культурного центра, тогда и выпьем.
Как ни странно, но мои вопли возымели действие, придав мужичку моментальное ускорение. Колдырь спихнув возвышающегося на горе стройматериалов Чижа, сгреб часть кучи и натуральным галопом ломанул в сторону ДК.
— И раз, и два. Шире шаг, юниор. Левой. Левой. Три, два, раз, — подбодрил я спринтера.
Мой юный напарник, увидев скрытый потенциал алконавта, даже присвистнул.
— М — мотивация, — нравоучительно произнес я и побрел в сторону культурного центра любавинской волости.
Малой пожал плечами и опять ушёл в себя. По дороге к клубу он брёл позади, что-то бурча себе под нос, окидывая затуманенным взором окрестности, и снова утыкивался в мобилу. Меня раздирал интерес, чего он там такого нашел. Но вида я не подавал.
Куча досок у входа в ДК росла как на дрожжах. Я только дивился расторопности почитателя Бахуса.
— Готово, — практически синхронно заорали Чиж и алконавт.
Я аж подавился.
— Гони деньги, я за пузырем, а ты мути закусь, — пытаясь отдышаться и утирая градом катившийся пот, раскомандовался мужик.
— Для начала литр возьми, — подумав, выдал я, протягивая гонцу мятые купюры.
Мужик кивнул и шумно дыша, поковылял за топливом.
— А у тебя-то, что готово? — поинтересовался я у лыбящегося падавана.
— Видос в сториз залил, как я забор делал, — подмигнул мне Чиж.
— Ты делал? — удивился я. — А ничего не напутал?
— Ну, приврал слегонца. Так в сети все врут. Сплошной фейк, — оправдывался малой. — И я там, кстати, и тебя упомянул. Профиль только твой не нашел. Добався в други я тебя отмечу. Мне не впдалу, — примирительно добавил Чиж.
Пока я вспоминал, как с пьяных глаз обозвал свой акаунт в «ВэКашке», в которую к слову заходил то пару раз, вернулся запыхавшийся и порозовевший гонец. Видно он уже успел в одну харю пополнить в своем организме запас горючего. Отмахнувшись от возмущенного страждущего, не обнаружившего на нашей поляне ни стакана, ни закуски, отправил его в пешее эротическое путешествие. Мятую полторашку, правда, я у него реквизировал.
Звёзды сошлись. И вместе с возвращением нашего синего гонца, все три моих сетевых друга уже знали, что я вместе с Чижом. Малой, в ознаменование нового витка в своей жизни, сменил ник: «Помогаем одиноким девушкам».
— Ну, такое не грех и обмыть, — подмигнул я облизывающемуся гонцу и достал из под куста сирени мятую полторашку.
Утончённо влив в себя содержимое замызганного граненого стакана, кавист протянул тару мне. Мол, твоя очередь. А потом, скосив глаза на малого, из стороны в сторону покачал указательным пальцем. Мол, он еще слишком юн для такого элитного пойла. Я плеснул себе совсем немного. Солнце клонилось к зениту. Ситуация устаканилась. Отчего бы и не вспрыснуть это дело парой глотков?
— Пей, не очкуй, горючка забористая. Натуральный первач, — гундел под руку кавист.
При слове первач, самогон встал в горле комом. Ни туда, ни сюда. От злости я запустил в гоцна стаканом. Благо он пуст был.
Вроде помогло. Провалилось.
— Ты чего? — надулся синемор.
— Дебил! Первак — самая отрава. Его пить ни в коем случае нельзя! Там голимый уксус напополам с ацетоном, — просипел я. — Отравить меня вздумал?
— Да ты чего? Нормальный у Натахи самогон. Они по семейному рецепту гонят. Дед мой у её бабки брал, батя у неё же. А как бабка дуба дала, так аппарат по наследству Натахе перешел. Как видишь, все пили. И ничего, — гордо ударив себя кулаком в грудь, выпалил продолжатель семейных традиций.
— А дед твой сейчас где? А батя? — ехидно протянул я.
— Померли. Дед в сугробе замерз, батя опился и в пашне уснул. Сенька его с пьяну не заметил и “Кировцем” то и переехал. Но самогон Наташки тут ни при чем. Отравленных наташкиным самогоном в нашем селе, по официальным данным, нету! Петрович так говорит, — упирался мужик. — Значит горючка у нее хорошая!
— Вот ты трудный, — буркнул я. — Ладно. Давай покурим и за работу.
Спокойного перекура не получилось. Мужик начал буровить, что мы городские совсем зажрались и херни всякой в своих интернетах начитались, вот на вожделенный первак и наговариваем. А свои слова он готов доказать практикой. А мы пиздаболы, по-русски говоря.
— Давай. Наливай мне прям под тещин поясок! — орал литерболист. — Я бахну и нихера мне не будет. Давай, проверим.
Достал он меня. Пришлось налить. Да и не жалко мне этой дряни мутной и вонючей. Жену его только жалко.
Мужик в три огромных глотка опрокинул полный граненый стакан. Икнул, сорвал травинку, закусил ей спустя пару минут опал, как листья с березы после первого мороза.
— А подмога не пришла, подкрепление не прислали. Нас осталось только два. Нас с тобою наебали, — затянул я одну из любимых песен своих студенческих лет.
Чиж согласно вздохнул. По исконно русской традиции, сокрушаться и ныть на всякое, можно было ещё долго. Но мы были не из таких. У нас был боевой настрой, поллитра мутного шмурдяка и пара редисок на закусь.
Как ни странно, но дело в неумелых руках спорилось, а душа требовала песню. И когда я затянул “В каморке, что за актовым залом репетировал школьный ансамбль”, Чиж застыл. С молотком в руках и гвоздем соткой в губах.
А я весело и задорно, в такт пению, отрывал гнилое, отмерял целое и пилил новое.
— Это ты что ли сочинил? — изумился Чиж, когда я кончил эксперименты со своей луженой глоткой.
— Не, эт тезка твой. Серега Чиж, — подмигнул я малому. — Тоже, кстати, патлатый, как и ты.
— Круто, — выдал моментально загордившийся подросток. — Прям, как будто про нашу школу. А меня в этот ансамбль не взяли. Сказали, медведь на ухо наступил. И даже батя не помог, — сокрушался малой.
— Фигня, — махнул я рукой. — А не спеть ли нам песню. А? О любви!
И работа вновь закипела, но уже в другом темпе, задаваемом молотком юного падавана. Финальный “бамс” и мы с Чижом сорвали реально бурные аплодисменты. Оказывается, мы так увлеклись, что не заметили, как вокруг нас собрался местный девичий бомонд в количестве четырёх человек. Пришлось смущенно раскланиваться.
— Тааак. Граждане. Что за несанкционированный митинг? — вернул нас в реальность рык участкового.
— Да вот, работники поют душевно так, — оправдывались из толпы. — Заслушались.
— Песни — это хорошо, — пробасил приближающийся к нам голос.
Едва я успел спрятать под кустом сирени бутыль с самогоном, как источник рыка появился перед нами. Благо пробка закрученная была.
Петрович бегло оглядел наше рукотворное извращенство, в нашем понимании бывшее первосортным забором, хмыкнул, снял фуражку, протер носовым платком лысину и крутанул будёновский ус.
— Продолжайте граждане, — разрешил представитель власти.
Но петь уже как-то расхотелось от слова совсем.
— Ну, спой еще, а. Ну пожалуйста, — канючила жиденькая толпа новоявленных поклонниц.
— Если вы просите, — смутился я.
На публике я не выступал лет десять. Да и в юности орал под гитару только по-пьяни. А тут. Почти трезвый, без инструмента и настроя. Ловя кураж, передал привет печени и желудку, залихватски выхватил из под куста мятый пластик, смочил горло и, сморщившись от дикого аромата и послевкусия, закурил.
— Сигарета, мелькает во тьмеее, — дрогнувшим голосом затянул я. — Ветер пепел в лицо швырнул мнеее.
Толпа слушала мои жалостливые вопли, как мне казалось, похожие на блеяние козла во время гона, раскрыв рты.
— А если покультурнее репертуар подобрать и инструмент тебе дать, честь нашего участкового пункта отстоишь? — ухмыльнувшись, поинтересовался Забалуйко, куривший в сторонке.
— Нуууу, — смутился я.
— А ты подумай. Ты же на все лето к нам приехал, а оно длинное. Много чего напортачить можно, — начал гнуть свою линию участковый.
— Товарищ майор, — протянул я расстроенным голосом.
— И малого к делу пристрой. Дуэт он патриотическую песню задорнее исполняет, — пошел на уступки Забалуйко.
Чиж открыл рот, порываясь отмазаться. Но мельком глянув на меня, промолчал. Так мы сами того не желая влипли в сельскую самодеятельность. А если точнее — самонадеятельность.
Толпа наше мычание приняла за согласие и начала требовать продолжения концерта. Я попытался отмазаться, что куры не доены, заборы не достроены и вообще, я стесняюсь и инструмента нет. А нужна, как минимум гитара марки “Мейд ин Бобруйск”. Но все было бесполезно.
Наш концерт привлек внимание вездесущих подростков. Так эти засраны, расценили мои отмазы по-своему. И через пять минут мне вручили замызганую гитару с видавшее всякое струнами. Бабы одобрительно загудели, выкрикивая, что сейчас песни, а в субботу они запрягут своих мужиков поставить у ДК нормальный забор, взамен нашей порнографии. А в случае неповиновения введут против своих половин половые санкции.
Тройка мужиков, отиравшаяся неподалёку, погрозила мне кулаком.
— А и хер с вами, — сдался я. — Только маэстро на сухую более петь не согласен. Горло нужно промочить. И не абы чем. Как минимум, перцовкой.
Намек был распознан моментально. Не успел я докурить, как напротив меня уже была накрыта поляна. Страждущие рассаживались рядышком, передавая по кругу рюмки с самогоном. Причем женская половина общества участвовала в разогреве перед концертом, слегка активнее мужской. Пришлось смириться. Ибо пьяная, да ещё и неудовлетворенная баба — это тот ещё геморрой. Поддержки Чижа тоже ждать было бессмысленно. Тоже мне, друг называется. Взял и в самый ответственный момент по тихой грусти свалил в неизвестном направлении. Не иначе, как за очередной порцией люлей. А и пофиг на него.
С видом знатока я уселся на пенек, взглядом велел услужливому подростку наполнить для маэстро тару, а сам начал терзать гитару, пытаясь понять, до какой степени можно тянуть струны. Ибо настойкой по музыкальным канонам это действо назвать было нельзя.
Взывать к тишине для настройки по тюнеру было бессмысленно. Да и не по-пацански это. Решил проверенным способом.
— Малой, подь сюды. Мобила есть? — поинтересовался я у подростка, смотревшего на меня с нескрываемым восторгом.
— Мобила старая. Денег на счету нет, — отмазывался школьник.
— Да пох. Ты мне номер свой продиктуй, я тебе позвоню. Ты только трубку не бери, — огласил я вводную.
Школьник удивился, но промолчал. Я набрал его со своего мобильника и приложил свой телефон к левому уху, зажав его плечом. Слушал гудки и аккуратно подтягивал пятую струну.
— Ровно на тон ниже стандарта, — резюмировал я, после второго дозвона и пары трямков.
Толпа нихрена не поняла, но впечатлённая моим познанием, замолчала и закивала.
— А зачем вы мне звонили? — растеряно протянул телефонный помогатор.
— Телефонный гудок чистую “Ля” выдает. Проверенный временем тюнер, а не эти ваши телефонные гаджеты, — ворчал я, продолжая аккуратно крутить колки.
Гитара трещала. Казалось, ещё чуть-чуть и дерево начнет ломаться. Или струна, звякнув, порвется в самом неподходящем месте. Но всё обошлось.
Через минуту, заинтригованная и возмущённая нерасторопностью маэстро, толпа начала недовольно гудеть. Легонько брынкнул, привлекая к себе внимание. Гомон утих. Сельчане шикали друг другу, ожидая шоу.
Мне даже протянули стакан с мутной жидкостью, пахнущую дрожжами с нотками меда. Мол, давай, для смелости.
Вздохнув, ведь с утра не планировал же пить, а тут такое, опрокинул стакан и снова закурил. А когда самогонка освоилась в желудке, я запел. Ну как запел. Гнусавил, рычал, ныл и дико фальшивил, пытаясь скопировать артистов, исполнявших репертуар моей молодости.
Но деревенскому гитаристу так полагается.
Да и на лажу всем глубоко пофиг было. Люди просто кайфовали и вместе со мной веселыми голосами выводили “Я ядреный, как кабан и имею свой баян”, жалобно просили кольщика наколоть им маму и колокола.
— Да, в городе сейчас так уже не получится. Все на телефон снимать будут. Зачем, правда, совершенно непонятно, — пронеслось в моей голове.
Через полчаса после начала уличного концерта пальцы левой руки нестерпимо горели. Зато голос, разогретый самогоном, окреп.
— Перекур, — объявил я. — Желающие могут выпить, покурить и поублажать прекрасных дам.
Разновозрастная толпа, расположившаяся на полянке, захихикала. А я с наслаждением закурил, разглядывая позабытые сельские пейзажи.
— А как вас зовут? — прервал единение с природой женский голос.
— Санек, — представился я, без стеснения разглядывая заинтересовавшуюся мной девушку, на вид лет двадцати с небольшим хвостиком.
Ничего выдающегося я в ней не увидел. Приятная внешность. Белокурые волосы до плеч. Открытое лицо, густо размалеванное яркой косметикой. Да и с диетами, она, судя по всему, не заморачивалась: не толстая, но и не костлявая. Как говорится, самое то. А в любавинской волости она, была, скорее всего, первой красавицей.
— Света, — представилась девушка. — Может выпьем? — хищно облизнув ярко-алые губы, форсировала события местная красавица.
— Только если сразу на брудершафт, — согласился я.
Дальнейшие события развивались по банальному сценарию рядовой сельской пьянки. Солнце скрылось за горизонтом, а мы безудержно бухали самогон, орали песни, травили анекдоты, курили, пили и снова пели. Света с недвусмысленными намеками жалась ко мне. А после энного стакана я в отблесках зажигалки подивился ее красоте.
— Ты такая красивая, — еле ворочая языком, просипел я ей на ухо. — Настоящая звезда подиума.
Света смущенно икнула.
— Может прогуляемся? — предложил я, приобняв свою пассию за талию. — Ты мне местные достопримечательности покажешь. Природу там. Сеновалы, — недвусмысленно намекнул я. — Завершим этот вечер прекрасным романтиком.
Пассия на пару секунд зависла и томно задышала мне в ухо.
— Намек понял, — обрадовался я, запихивая в рукава видавшей виды косухи, пластиковую полторашку с остатками первака. Я был в том состоянии, что мне уже было абсолютно пофиг, что бухать. Лишь бы штырило.
Сборы были недолгими. В левый карман стакан, в правый закусь, что под руку попалась. И я готов. Гитару на левое плечо, правой рукой обнимаю Свету и мы, держась друг за друга, под пьяный галдеж отдыхающих отправляемся в веселое путешествие. Прям как в старые, добрые времена.
Путешествие было хоть и приятным, но не долгим. Через пару сотен метров левая нога не найдя в очередной раз опоры, провалилась в пустоту, скрытую лопухами. Я вместе со Светой, рухнул в придорожную канаву.
Вот везет мне на кюветы и канавы придорожные. Благо гитару не поломали, бутыль не раздавили. Да и стакан выжил.
В этот раз падение было действительно приятным. Меня накрыло пьяной Светой. И то, что она не заморачивалась с диетами, оказалось существенным, хотя и не легким, но плюсом.
Подруга лежала на мне и томно улыбалась.
— Тут мы друг друга поняли без слов. Ведь у нас очень чистая любовь. На фига слова нам, мы и так поймём, то, о чём думаем ночью мы вдвоём, — просипел я.
Зря я это сделал. Меня чуть не задушили. А потом попытались отгрызть мне губу. Я аж охренел.
— Ты чего? — удивилась пассия, когда я начал легонько отбрыкиваться от неё.
— Так не интересно, — буркнул я.
— Чего?
— Мне вот так больше нравится, — прошептал я и, обняв Свету, попытался перевернуть её на бок.
Девушка поддалась. Наши губы вновь слились в страстном пьяном поцелуе, а мои руки отправились исследовать пышный девичий зад, который так и норовил выскочить из тесных джинс.
В моей груди разгоралось уже совершенно позабытое чувство первозданного кайфа. Того самого, натурального кайфа. Как тогда.
И пока я барахтался в воспоминаниях, Света взяла инициативу в свои руки. Точнее попыталась, но поза была неудобной. Подруга недовольно засопела и толкнула меня. И вот я снова лежу на спине и с блаженной улыбкой разглядываю звёзды.
Деревенский самогон, соловьиное пение, горячая девка, пытающаяся победить пряжку моего роцкерского ремня и полная луна наполнили меня таким кайфом. Да ни одно из веществ на свете не сравнится по силе наслаждения с этим.
Пряжка ремня поддалась. Пуговица джинс отлетела в сторону. Ширинка вжикнула.
— О да, — просипел я, когда моё возбужденное эго ощутило жаркое девичье дыхание и прикосновение губ.
— Саааааань. Ты гдееее, — услышал я знакомый голос неподалеку от нашей лёжки.
Я насторожился. Хер тоже. Затаись мы, все бы было просто зашибись.
Но нас демаскировала эта распутница-Света, чьё задороное чавканье разносилось на всю округу.
— Сань, ты тут? — раздалось буквально надо мной.
— Чиж, сука, — скрипнув зубами, только и смог выдать я.
Поняв, что нас спалили и кина не будет, Света резко отстранилась от моего органа и грубым движением руки запихала мой срам в трусы.
— Бляяя, — скривился я от боли и сел.
Лопухи зашумели и с тихим писком пред мои очи рухнул Чиж.
— Ни черта не видно, — оправдывался подросток, с интересом рассматривая меня и мою новую знакомую.