— Улица Ленина.
— Картина Репина. Приплыли! Улица Ленина. Дом номер пять! Мама умирает. Папа ребёнка увозит в Москву и оставляет в метро, чтобы потеряться... Гражданское общество устойчивого развития... Бред современности. Глупость какая-то!
— А папа в каком доме живёт, не помнишь? — продолжал спрашивать Мамед.
— У моря! Он живёт у моря! — обрадовался мальчик, — А дом старенький такой. Он у хозяйки снимает. Её зовут Сергевна. Она мне молоко давала!
— Обалдеть! А номер? Номер дома хотя бы помнишь?
Ребёнок пожал плечами.
— Погоди, Марьяша! Он живёт у моря. Сколько у нас морей?
— Как вы добирались до Москвы? На поезде? На самолёте?
— На поезде.
— Как долго? День? Ночь?
— День и ночь.
— Слава Богу, это не Дальний Восток! И не Ледовитый океан, потому что, судя по светлым кудрям, твой папа не чукча.
— Ну, хотя бы название улицы, где живёт папа, ты помнишь? — вмешался Мамед.
— Помню! Осоавиахима!
— Это что за улица такая?
— Досаав! — попытался объяснить Дарик всё, что знал.
Марьяша набрала на ноутбуке «улица Осоавиахима» и попала в город Новороссийск.
Высветились картинки с фотографиями города.
— Мы с мамой сюда ездили! — обрадовался ребёнок, узнав прострелянный вагон и монумент матросу.
— Мамед? Ты с нами? Мы едем в Новороссийск.
— Когда?
— Как возьмём билеты.
И совсем был не прав Мамед, что сны спят хоть минуту в Москве. Где уж им, бедным, пристроиться, если днём ни свет ни заря собирают маршрутные такси рабочих и служащих для перевозки из всех закоулков Подмосковья поближе к центру. Там, покупая их время, дороже платят. Жители и гости столицы снуют день-деньской в своих вечных бесконечных делах, напоминая движения броуновских частиц. В каждой квартире в телеящиках не угасают веселёшенькие шоу, напоминающие пир во время чумы, надо же «зрелищами» взбодрить хлебодаров! И к ночи гудят гружённые товаром фуры и грузовики, доставляющие пищу и товары народного потребления в огромный рынок сбыта с именем Москва и Московская область, а до утра крутятся в поиске новых жертв рекламные огни.
— Если звёзды зажигаются, это кому-нибудь нужно — повторила глупость поэта ведущая радиопрограммы, а Свингер рыкнул, отвечая ей:
— Это нужно только звёздам. Остальные вынуждены терпеть их дурацкий назойливый свет! Слишком много расплодилось! Пора отстреливать!
Эльдар заелозил на заднем сидении от этих слов.
— Лежать, ублюдок! — прорычал накачанный до предела здоровяк Эльдару. — Будешь дёргаться — мало не покажется.
— Куда вы меня везёте?
— На аэровокзал. Отправить туда, откуда приехал. И чтобы духу твоего в Москве 10 лет не было. Понял? — заявил седоватый мужчина в стриженном бобровом пальто, — Ты понял?
— Понял, — сдавленным голосом отозвался с заднего сидения Эльдар.
— Так ты Николай, что ли? — разглядывая паспорт, спросил седовласый, — А Натаха сказала, что Эльдар. У! Блондинка! Выкинуть бы её вслед за тобой, да свежа пока, чертовка.
Эльдару было очень неудобно со связанными руками. И он молчал.
— Камеры слежения у нас работают, Мыкола. То-то. Дураков нет в Москве. И шутить с тобой никто не собирается, — сказал седовласый, порвав билет Эльдара на поезд, — Ясно тебе?
— Ребят, не могу я сейчас уехать. Сын у меня в метро остался, Дарик. В честь меня назвали Эльдаром Эльдаровичем, — ещё надеялся вырваться пожить у учительницы Эльдар.
— Ещё раз говорю, Мыкола, ты Эльдорадовская твоя морда! Слышали мы тут такие сказки, что вам и в страшном сне не снились. В паспорте сына нет? Нет. Значит, ты нас снова надуть решил. Нехорошо! Свингер, ткни ему там как следует, чтобы ерунду не порол. Надоел своею тупостью.
Несколько дней в Новороссийске лил дождь. А после ударил заморозок. Земля стала высыхать. Вода опустилась. Замёрзшие лужи ушли в грунт, оставив корочки льда, которые очаровали Дарика!
— Не наступи! — воскликнул он Мамеду, который хрустнул льдинкой возле кружевных узоров вокзальной лужи.
Марьяша искала такси, чтобы их отвезли на улицу Осоавиахима.
Дарик присел, разглядывая потрясающие узоры белесых луж. Он бы никогда не смог изобразить такое! Белым по белому! Как это нарисовать? Сможет ли так филигранно справиться белый карандаш? Или белая краска?
Дарик поднял с земли осколок льдинки, порушенный Мамедом, погладил:
— Смотри! Как красиво!
— Красиво, — согласился Мамед.
— Я подарю его папе!
— Растает, пока доберёмся, ничего не останется, — не согласился Мамед.
— Но ведь что-то должно остаться!
— Поехали! Такси ждёт! — подошла, запыхавшись, Марьяша.
— Я хочу подарить это папе! — очень серьёзно сказал Дарик.
Марьяша и Мамед переглянулись. Она пошарила в карманах своего пальто, зашуршав, достала какой-то пакетик, протянула его Дарику:
— Хорошо, заверни, может, и довезём твой подарок.