- Погоди, - обнял я его, - дождемся утра!
- Нет, я уйду! - он оттолкнул меняй встал.
- Куда ты? Постой!
Я постарался удержать больного, но поняв, что это мне не под силу, крикнул:
- Хатия, помоги!
Хатия ощупью подошла к нам и сзади схватила больного за плечи.
- Пустите! - взревел он и рванулся так, что мы все втроем оказались на полу. Перепуганная тетя бросилась к нам.
- Пустите меня! У-у-у... - Вопя и ругаясь, больной катался на полу, мы наседали на него и никак не могли справиться с этим обескровленным, ослабшим от голода и жара человеком, которому страх придал удивительную силу. После получасовой возни он обмяк и заплакал:
- Отпусти меня, сестра, сделай доброе дело, отпусти...
Наконец он, видно, примирился с судьбой, опустил руки, всхлипнул и уже спокойно дал нам уложить себя в постель. Спустя минуту он заснул...
Я улегся на полу у камина, тетя и Хатия - вместе, на кровати. После долгого молчания я тихо позвал:
- Тетя...
- Да?
- Спишь?
- Сплю!
- Ты не обижайся, тетя, завтра я схожу в сельсовет и попрошу, чтобы его отправили в больницу...
- Не мели чепухи! Хатию разбудишь!
- А я не сплю.
- Сходим, Хатия, в сельсовет? - спросил я Хатию.
- И куда он хотел бежать? - спросила в свою очередь она.
- Засните, черти! Вставать скоро! - зашикала на нас тетя.
- Нет, серьезно, тетя, что нам делать?
- А что, собственно, надо делать? Привели его - значит, должны выходить. И все! При чем тут сельсовет?
- Чем его кормить?
- Тем же, чем кормимся мы сами.
- Ему бы молока побольше... - сказала Хатия.
- Да, мчади с сыром тоже неплохо! - сказал я.
- Откуда и как он попал сюда? - спросила Хатия.
- Война, Хатия, война... Сейчас всякое бывает, - ответила тетя.
- Тетя!
- Что еще?
- Значит, оставляем его?
- Сперва вылечим, а там видно будет... Да засни ты наконец!
...Я сплю и вижу сон: перед нашей сельской церковкой в белом подвенечном платье стоит тетя - стройная, красивая, как божья матерь. У ее ног на коленях все мужчины нашего села и среди них наш русский. Все молчат. Молчит тетя. И лишь русский, воздев руки, молит тетю:
"Отпусти меня, сестра, сделай доброе дело, отпусти..."
Я прошу тетю не отпускать нашего русского. Тетя подходит к нему, берет его за руку, потом берет за руку меня, и мы втроем идем домой...
...Целую неделю больной боролся со смертью. Все эти дни он не приходил в сознание. Днем лежал спокойно, устремив в потолок блестящие глаза, ночью начинал метаться и бредить. Каждый день Бежана приходил проведать больного. Он садился у изголовья и заводил с ним беседу, словно со старым знакомым.
- Когда же ты встанешь, Сосоин русский, а? Видишь, ноги уже не держат Кето!.. Что? Не понимаешь по-грузински? Так я тоже по-русски не понимаю, но это ничего не значит! Хочешь, поспорим? На что? На что желаешь! Кто больше съест. Кто больше поднимет. Кто лучше споет.
Что? Спеть по-русски? По-русски я не умею, дорогой!
Спою тебе по-нашему, а ты поддержи басом! Не можешь?
Ладно, пой вторым голосом! Тоже не можешь? Хорошо, тогда я один спою! И Бежана пел:
Девица-красавица
В загляденье-платьице
Днем покоя не дает
И во сне является...
- Недавно наш Лукайя Поцхишвили получил похоронную на сына... Стыдно, конечно, петь, когда у соседа такое горе... Но я чокнутый, мне можно... Почему мне поется, говоришь? Поется, и все тут! А почему поет наше радио?
Дела у нас, сам знаешь, не так уж веселы... А все же поем и будем петь! Песня, брат, помогает в беде! Так-то!..
Каждый день с утра до вечера к нам приходили соседи - проведать больного. Приходил врач - поил его какими-то лекарствами, делал уколы. И в конце недели наш больной наконец-то пришел в себя. Он открыл глаза, присел в постели и долго удивленно оглядывал меня, тетю, Хатию и Бежану.
- Где я? - спросил он.