Л нам? Нам тоже трудно, товарищи! Не хватает пищи, одежды, обуви... Вот ты, Христофор Василия! Думал ли ты о том, что твоему мальчику, который с винтовкой в руках бьет Гитлера, нужна жратва, нужна одежда?
- О чем же я думал, если не об этом, дорогой Кишварди!
- А ты, Герасим? Попал твой сын в госпиталь, и ладно? А о том, что таких, как он, тысячи и каждого из них надо накормить и напоить, ты знаешь об этом?
- Знаю, Кишварди, знаю...
- Ражден! Как по-твоему? Танк, в котором сидит твой парень, растет в саду на дереве?!
- Да что ты нам байки рассказываешь! Говори о деле! - раздались недовольные голоса.
- Скажу о деле! Стране нужен хлеб, нужно мясо! Лобно и мчади нужны народу! Вы как думаете, зачем нас оставили здесь? Или мы стрелять не умеем? Да я за пояс заткну любого... как его... снайпера! АН нет! Велели сидеть здесь, дома! Почему? Потому что мы сегодня нужны здесь! У войны ненасытный желудок, ох и ненасытный!
И заполнить этот желудок должны мы с вами! Понятно это?
- Кишварди! Вот тебе нож - режь нам горло! Что мы, не работаем, что ли? - подал голос дядя Герасим.
- Я не про всех... Мужиками я доволен. И на баб я не в обиде... Однако есть отдельные лица...
- Назови, назови конкретно! - зашумело собрание.
Кишварди извлек из нагрудного кармана сложенный
вчетверо лист бумаги, развернул его. В классе люди затаили дыхание. КишварЦи долго всматривался в листок, потом решился:
- Где Амбако, где Кирилл, где Кикития, где Федосия Барамидзе и левестка ее Маквала?
- Ну-ка, Шакро, отвечай, где твоя мамаша и жена твоего брательника? толкнул кто-то Шакро Барамидзе.
Тот встал, провел ладонью сперва по парте, потом по собственному лицу и нехотя ответил:
- В Батуми они... За сахаром...
- Ага, за сахаром? Архип, как давно ты видел сахар? - спросил Кескинэ.
- Видеть-то видел, да вот есть не приходилось! - улыбнулся Архип.
Шакро закашлялся, закрыл лицо руками.
- Что ты раскашлялся, точно Бегларов пес! - прикрикнул на него Зосим. Скажи-ка лучше, зачем их в Батуми потянуло?
- Да они... У них там... В общем, они там достают сахар, а потом...
- А потом здесь продают втридорога, так, что ли? - спросил кто-то.
- Так...
- И это говорит сын про собственную мать! Язык надо вырвать у такого сына! - запричитала Машико.
- А что, мне за них садиться в тюрьму, да? - огрызнулся Шакро и сел.
- Никого я не собираюсь сажать в тюрьму! - продолжал Кишварди. - Кому работа не по душе, пусть идет в лес, к Датико, и ночует там с волками... Просить и упрашивать мы не намерены... Война только начинается, и никто за нас не постоит, кроме нас самих... Лукайя Поцхишвили, скажи что-нибудь!
С того дня, когда Лукайя узнал о гибели единственного сына, он словно онемел. Он выходил в поле до восхода солнца, работал за троих, возвращался домой после захода солнца, ложился под навесом и лежал, не двигаясь, до утра. Обрушься небо и разверзнись земля - Лукайя не моргнул бы даже глазом.
Сейчас, услышав свое имя, Лукайя вздрогнул от неожиданности, встал, подошел к столу, выпил воды и прохрипел:
- Табаку...
Человек десять, сидевших за передними партами, полезли в карманы, и на столе выросла горка табака. Человек десять зашуршали газетами, и стол покрылся кусками бумаги. Человек десять зачиркали самодельными зажигалками, и комната наполнилась сладковатым запахом гкженого трута. Лукайя дрожащими руками свернул толстую, с палец, цигарку, раскурил ее, глубоко затянулся.
Лоб его покрылся испариной. Класс молчал.
- Я... Что я... - начал Лукайя. - Для меня война давно уже кончилась... Будь у бога справедливость, я сейчас должен гнить в могиле... Но не берет бог мою душу...
Что -ж, подожду... Накладывать на себя рук не стану...
Всю свою кровь обращу в пот, все свои слезы обращу в кровь, - найдут они путь к костям моего мальчика... Так и буду жить, пока не свернем шею Гитлеру... Или я, или он... Вместе нам нет места на земле... Вот и весь мой сказ.
Собрание молчало. Лукайя сел и закрыл лицо руками.
- Пиши, Зосим! - встала вдруг бригадир Ксеня.
Зосим вопросительно взглянул на председателя,
- Пиши, говорю! - повторила Ксеня.
Председатель кивнул головой.
- Пиши! - продолжала Ксеня. - Пусть померкнет свет в глазах того, кто без причины уйдет с работы!
Пусть отсохнет у него рука и поразит его пуля в сердце!
- Ну и ну... - протянул Алпес Соселия.
- Вот тебе и ну! Кстати, говорю я это к твоему сведению! - огрызнулась Ксеня.
- А что я! Работаю как вол, видят все! Мычать мне, что ли?
- Да, должен мычать!
- Записать это? - спросил Зосим.
- Послушайте, люди, чем сыпать здесь проклятиями, вы бы лучше поинтересовались, кто выдаивает наших коз! - вскочил Эдемика Горделадзе.
Я и Хатия похолодели.