- Считаю, что было бы подло с нашей стороны отказать ему! - ответил.со всей серьезностью Нодар.
- Так и быть! Говори, Мамаладзе, в чем заключается твоя последняя просьба? - смягчился начальник штаба.
- Дайте одну папироску на обе армии... Мы выкурим ее в окопе, вы даже не увидите нас...
Гуриелидзе остолбенел от неожиданности. Придя в себя, он заговорил, задыхаясь от возмущения и глотая слова:
- Что?! Что ты сказал?!.. Да как ты... Кому ты... Как ты посмел?! Чтобы я, Леван Гуриелидзе... педагог... ветеран войны... чтобы я своей собственной рукой... дал папироску... своим ученикам?!.. Отравил бы ваши легкие, сердце, кровь?!.. А?!.. Скажите, что это была шутка!.. Иначе я сойду с ума!..
Я перепугался не на шутку. Ребята затаили дыхание.
- Конечно... Мы пошутили, уважаемый Леван Петрович!
- Извините нас! - пробормотал я и поспешно пересел подальше от учителя.
Долго еще бушевал наш военрук, наконец он стал успокаиваться, приговаривая время от времени:
- А? Папирос им захотелось!.. Я вам покажу папиросы!..
И вдруг произошло нечто совершенно непредвиденное и непонятное. Хатия, не проронившая во время вышеописанной бурной сцены ни одного слова, подошла к учителю и сказала:
- Уважаемый Леван Петрович! Никогда в жизни я не была ябедой, но теперь не могу скрыть от вас: пока вы руководили боем на берегу Супсы, мальчики достали из вашего кителя папиросы и одну из них начинили порохом, - все равно, мол, нам он не даст закурить... Они думали, что раз я не вижу, то и не услышу ничего...
- Да ты с ума сошла! Что ты брешешь? Врет она, Леван Петрович! - заорал я вне себя от искреннего возмущения.
- Испугался? - спросила иронически Хатия, моргая глазами.
- Ах, вот оно что... - проговорил учитель и оглядел нас испепеляющим взглядом.
- Врет она все, Леван Петрович! Признайся, дура, врешь ведь? - вмешался Нодар.
- Сам ты дурак, и сам ты врешь! - сказала спокойно Хатия.
Изумленный класс, разинув рты, смотрел на заупрямившуюся Хатию.
- Так... Не двигаться с места! - приказал шепотом побледневший учитель и встал. Он подошел к висевшему на дереве кителю, достал из кармана коробку папирос, внимательно осмотрел каждую папироску и, не заметив ничего особенного, повернулся к Хатии:
- Порохом, говоришь, начинили?
- Порохом, Леван Петрович!
- Прекрасно... Теперь слушай мою команду! - Учитель подошел ко мне. Coco Мамаладзе! Закуривай! - и протянул мне раскрытую коробку.
- Что вы, Леван Петрович!-Не хочу!
- Не хочешь? Бери сейчас же!
- Хотите взорвать меня, Леван Петрович?
- Говорю тебе, закуривай!
"Черт с ним, - подумал я, - закурю с закрытыми глазами, в худшем случае опалю себе нос!" Протянул руку, достал из коробки папироску, закурил и жадно затянулся,
А учитель продолжал обходить ребят:
- Ну-ка, закуривай, Яго Антидзе!.. Бери папироску, Отар Тавадзе!.. Не стесняйся, Кажура Гагу а!.. Посмотри мне в глаза, Отия Каландадзе! Возьми папироску!
- Я не курю, Леван Петрович!
- Что-о-о?
- Не курю я!
- Закуривай, если тебе дорога жизнь!
Отия закурил и закашлялся.
- Убиваете меня, Леван Петрович? - прохрипел он.
...В коробке осталась одна-единственная папироска.
Учитель отошел в сторону и стал наблюдать, кто же станет жертвой нашего неслыханного вероломства. А мы курили - осторожно, небольшими затяжками и тем не менее с огромным наслаждением.
- Быстрее! Что вы тянете? - торопил нас учитель.
- Между прочим, никуда я не спешу... - заявил Отия.
- Мда-а-а... Отличный табак! - добавил Нодар, затянулся последний раз и бросил окурок.
- Прекрасные папиросы! - подтвердил Яго Антидзе.
Вслед за ними бросили докуренные папиросы Отар Тавадзе, Ромео Чануквадзе и другие.
Остались я и Отия Каландадзе. Вскоре Отия тоже избавился от адской машины, и теперь весь класс с затаенным дыханием смотрел на меня. Учитель сгорал от нетерпения. Я взглянул на свою папироску - ее оставалось всего на одну затяжку. Я зажмурился, медленно затянулся, набрал во рту ароматный дым, проглотил его и... открыл глаза. Папироска догорела до мундштука.
Взрыва не произошло. Я вздохнул полной грудью и щелчком далеко отбросил окурок.
Класс ахнул. Теперь начальник объединенного штаба и его войско стояли друг против друга и не знали, как поступить дальше. Наконец учитель приблизился ко мне и произнес голосом, от которого дрогнули сердца даже самых отчаянных наших головорезов:
- В коробке лежит одна папироска, и ее выкуришь ты, Coco Мамаладзе!
- Не могу больше, Леван Петрович! Благодарю вас!
- Мамаладзе...
- Эту папироску можете выкурить вы, Леван Петрович, она не взорвется! сказала вдруг громко Хатия, Всё обернулись к ней.