- Не взорвется, - повторила Хатия, - не было никакого пороха...
И тогда взорвались мы. В припадке смеха мы катались по земле, кувыркались, вопили, дрыгали ногами и становились на головы. Учитель долго сдерживал себя и наконец захохотал так, как, наверно, не смеялся никогда в жизни...
...Когда все успокоились, он подошел к Хатии и сказал:
- Ты думаешь, мне жалко для них папирос?
- Нет, Леван Петрович;, этого я не думаю, - ответила Хатия. - Просто мне хотелось доставить мальчикам это удовольствие... Простите меня, Леван Петрович...
Учитель погладил Хатию по щеке, обнял ее за плечи и медленно повел к дороге.
- Мамаладзе! - крикнул он, не оборачиваясь, - Собери класс и следуйте за нами!
- Класс, стройся! - гаркнул я. - Равняйсь! Смирр-р-но! К колхозной плантации ша-а-агом... марш! Раздва-три!.. Раз-два-три!..
Я побежал вперед и встал во главе отряда.
- Молодцы, орлы!.. Молодцы!.. Строевым шагом!..
Запевай!
И затопали опять по долине Супсы наши орлы - кто в отцовских, кто в дядиных брюках и блузах, кто в лаптях, кто в калошах, а кто и босиком... И огласились опять берега реки нашей веселой, задорной песней:
Я в тебе души не чаю,
Повелительница чая.
Если замуж пожелаешь,
Сам тебя я обвенчаю...
...В ту майскую ночь Советская Армия перешла в генеральное наступление по всему фронту,
ТАКОВА ЖИЗНЬ
Наступили каникулы. Июнь - самая пора купания, футбола, лело [Лело грузинский национальный вид игры в мяч], борьбы, лапты. Но июнь сорок третьего мало похож на довоенные каникулы... Какой там футбол!..
Ребят словно подменили.
- Бондойя, сыграем в лапту!
- С ума сошел! А кукурузу полоть?
- Пошли, Нодар, погоняем мяч!
- Некогда, Сосойя, иду за дровами...
- Отия, зови своих, поборемся!
- Не до борьбы мне, еле ноги волочу...
Мы отлично понимали, что сейчас нам не до игр и забав, но привычка брала свое. Кроме того, очень хотелось хоть на один день забыть про наши нужды и горести, вернуться к счастливым дням беззаботного детства. Бывало, мы собирались на лужайке, разбивались на партии, уже подбрасывался в воздух мяч, но тут то один, то другой из ребят вспоминал про неотложное дело и, помявшись, .уходил. За ним уходили второй, третий, и постепенно лужайка пустела... Иными глазами смотрели теперь мы на жизнь своего села, иными глазами смотрело на нас село.
Однажды утром зашла к нам соседка Мака и попросила тетю:
- Кето, дорогая моя, сегодня у меня нади [Нади - народная традиция: коллективная помощь, оказываемая сельчанами одному из соеедей в той или иной хозяйственной работе]. Одолжи, пожалуйста, твоего Сосойю!
- Иди, Coco! - сказала тетя.
И я, как взрослый, работал у Маки с утра до позднего вечера, за ужином ел и пил, как взрослый, и напился, как взрослый... И тетя перед сном помыла мне ноги теплой водой точно так, как когда-то бабушка мыла ноги возвращавшемуся с поля дедушке.
...Теплый июньский вечер сорок третьего... Тетя на кухне собралась испечь мчади. Она взяла кадку с мукой, встряхнула, опрокинула ее над корытом. Высыпалось несколько горстей муки. Тетя налила в корыто теплой воды и стала одной рукой месить тесто. И вдруг я увидел, как в тесто одна за другой капнули слезы...
- Почему ты плачешь, тетя? - спросил я, хотя прекрасно догадывался о причине ее слез.
- Это все, Сосойя, больше нет... - показала она комок теста.
Я промолчал. Тетя вытерла руки и тихо сказала:
- Как нам быть, Сосойя?
- Тетя Кето! - раздалось вдруг со двора.
- Заходи, Хатия! - крикнул я.
Вошла Хатия.
- Здравствуйте!
- Здравствуй, детка! - ответила тетя. - Сосойя, подай Хатии стул!
Я принес треногий стульчик, усадил Хатию, а сам поднялся в оду, прошел в заднюю комнату и остановился у нашего старого семейного сундука. Долго стоял я и раздумывал, потом решительно ухватил сундук за ручку и поволок его вниз по лестйице, затащил на кухню и поставил перед очагом.
- Что это, Сосойя? - удивилась тетя,
- Здесь одежда папы и мамы.
- Ну и что?
- А то, что я продам ее!
- Ты с ума сошел?! - испугалась тетя.
- Сошел. Отвезу в Набеглави и обменяю на кукурузу!
- Слышишь, Хатия, что он говорит?