Он не подумал о том, что черепашка будет перепачкана грязью.
«Гордыня, — упрекнул себя Димитос. — Я-я-мое, предназначено, узелок судьбы…»
Жидкая ледяная глина затекала под манжету куртки, черепашка недовольно ворочалась в ладони. Возвращаться за тряпкой или салфеткой к машине, оставленной возле центрального входа, не хотелось, и Димитос осторожно оттирался снегом, стараясь не привлекать внимания к своей ноше — редкие бегуны скользили по нему равнодушными взглядами, но никогда нельзя исключать того, что попадется особо бдительный гражданин.
Дорожки сами ложились под ноги. Аллеи с разбитым асфальтом привели его к потрепанной каменной лестнице. Спуск по раскрошенным ступеням — к технической зоне. Димитос уткнулся в огромную свалку, окруженную глубокой колеей. Сюда сбрасывали обрезанные ветки и стволы деревьев, свозили куски старого бетона с торчащей арматурой, части демонтированных фонтанов и мелкий строительный мусор.
Он пошел по заснеженной обочине, разрываясь между разочарованием и надеждой. Возможно, схрон устроили до того, как тут появилась свалка. Хотя, вряд ли. Вот какое-то техническое строение — то ли руины насосной станции, то ли демонтированная щитовая. Прятать что-то важное там, где работают люди? Черепашка больно впилась коготками в ладонь. От неожиданности Димитос споткнулся, чуть не упал в грязный снег, удержавшись второй рукой за обложенную диким камнем стену — выше, над головой, еще одна аллея уводила посетителей к детской площадке.
Облицовка была обычной, без магической оплетки. Никакой волшбы — ни на свалке, ни под ногами.
«Или я ее не чувствую. Перекинуться бы… — Димитос машинально коснулся ошейника. — Пробежаться на лапах, хорошенько все обнюхать».
Он медленно обошел свалку по кругу, пытаясь понять или вспомнить, как выглядел этот кусочек парка до запустения. У «Привала» он бывал, еще маленьким — отец пару раз привозил сюда дары, игнорируя храмы. Кажется, сюда они не спускались. Димитос закрыл глаза, переждал мельтешение искорок, увидел черно-белые фотографии и начал мысленно листать семейный альбом. Одно-единственное фото — он стоит на бортике фонтана, прижимая к себе огромный надувной мяч.
«Спускались, один раз. Уже тогда в фонтанах не было воды, облицовка падала на дорожки, все было перегорожено шнурами с табличками «Осторожно!» и мы быстро ушли к комнате смеха и детской площадке».
Круг замкнулся. Димитос подошел к полуразрушенному техническому строению, заглянул внутрь. Потрескавшиеся бетонные стены. Ступеньки, уводящие под землю. Как ни странно, бункер не был загаженным — хотя подобное использование прямо-таки напрашивалось. Черепашка завозилась, поползла по ладони. Димитос опустился на корточки, уверился, что подарок Чура хочет спуститься по ступенькам, принюхался, присмотрелся — нет, не видно ни одной магической нити — и понял, что придется идти вниз. Или отказаться от попытки истолковать знаки судьбы.
Подземный ход был довольно высоким — скорее всего, Димитос попал в систему обслуживания ныне исчезнувших фонтанов. Часть ступенек перекосились, ушли в землю, по бетонной стене змеились провода — когда-то здесь было электрическое освещение. Зрение оборотня позволяло видеть в темноте. Чуть расплывчато, без цветов, но и этого достаточно, чтобы не споткнуться по дороге. Черепашка топталась по ладони. Димитос добрался до нижней ступеньки и сделал несколько шагов. Понимание, что одряхлевший свод может обрушиться, подталкивало к немедленному бегству. Димитос умел заставлять себя делать неприятные вещи — как и усмирять льва — и после пары вдохов и выдохов пошел вперед, в густеющий мрак.
Бетон под ногами стал мягче.
«Мягче?»
Димитос опустил голову и с удивлением увидел, что он наступил на что-то белое, похожее на клок ваты. Шаг, еще шаг, и клочья слились в упругую дорожку, пружинящую под подошвами ботинок. Из глубин памяти всплыло вытертое прожитыми годами воспоминание — привет из далекого детства.
«Неужели? — он замер, догадываясь, куда его вывели перекошенные ступеньки. — Кромка? Наставник говорил, что ни разрушение лестниц, ни проклятие Свечана не может закрыть все пути. Но выйти, а тем более покинуть наш мир, стало втройне непросто. Какая злая насмешка судьбы — я нашел выход, но не смогу уйти, потому что беспокойство о сыне привязывает меня крепче любого якоря».
Впереди раздался журчащий звук. Димитос прищурился. Скала? Родник?
Вода стекала по боку замшелого утеса, впитываясь в облака. Некоторое время ничего не происходило, а потом камень расступился, выпуская на поверхность тонкий росток. Зеленый стебель вытянулся, окреп — как будто перед глазами мелькали кадры ускоренной съемки. Первый цикл жизни уложился в три минуты — куст из трех прутьев покрылся листьями, тут же сбросил пожелтевший наряд, отдохнул и снова зазеленел. Зрелище было завораживающим, и Димитос боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть незнакомую волшбу. На третьем цикле заметно разросшийся куст покрылся крупными белыми почками. Запах распустившихся цветов разочаровал — затхлость, сырость, плесень, живущая на прелой древесине.
Он сделал шаг вперед, чтобы рассмотреть диковинные плоды четвертого цикла. На ветках выросли крохотные стеклянные пузырьки с притертыми пробками, внутри которых тускло поблескивали то ли рыбные чешуйки, то ли плоские бусины.
— Нравится? — голос был хрипло-вкрадчивым. — Выберешь? Возьмешь?
Из-за дерева вышло существо, внешне напоминавшее здоровенного кота — серо-полосатого, дворовой расцветки, с угрожающими когтями, царапавшими камень. Димитос присмотрелся и опознал бродячего кладовика. Те, кто нарушал условия службы — терял клад из-за лени или проигрывал — приговаривались к изгнанию на Кромку. И, конечно же, пытались передарить свою судьбу доверчивым путникам, вышедшим на облачную дорогу.
— Что это? — не приближаясь, спросил Димитос.
— Дерево несбывшихся желаний, — с кошачьей усмешкой сообщил кладовик. — Сам знаешь, иногда от желаний отказываются — за минуту до их исполнения. А я их собираю. Не пропадать же добру? Выбирай! Вдруг тебе попадется несметное богатство или принцесса?
— Или очнусь возле трупа врага с окровавленным ножом в руках, — вернул ему усмешку Димитос. — Или увижу, как сбывается сказанное в сердцах проклятие.
— У-у-умный? — мяукнул бродяга. — Тогда пр-р-р-ова-а-а-ливай, не мешай жда-а-а-ть!
— Когда надо, тогда и уйду.
— Пр-р-рова-а-а!..
Черепашка, которой надоела перебранка и топтание на месте, спрыгнула с руки, прокатилась по пружинистой дорожке. Кладовик заткнулся на середине звука, отступил, почтительно склонился перед подарком Чура. Черепашка шустро вскарабкалась по камню и исчезла в неприметной трещине, словно хотела добраться до корней деревца. Димитос ждал продолжения, затаив дыхание. В какой-то момент возникла догадка, что его миссия выполнена — избрали для того, чтобы доставить черепашку в нужное место. А бродяга-кладовик — случайная встреча-помеха.
Он ошибся. Из расселины показался сначала хвост, потом панцирь. Черепашка, пятясь, тащила за собой какой-то шнурок, и Димитос подошел, чтобы ей помочь. Деревце несбывшихся желаний растаяло. Кладовик что-то пробормотал и исчез, прокопав ход прямо посреди облачной дороги.
Димитос подцепил шнурок на палец, поднял черепашью добычу на уровень глаз.
Проволочные кольца оплетали разноцветные нити, перемежаемые бусинами и ракушками. Несведущему человеку могло бы показаться, что перед ним безделушка, сувенирная продукция или поделка усидчивого ребенка. Колдун-человек или оборотень, обучавшийся в храмовой школе, понимал, что это узелковое письмо. Рык-ко.
Димитос держал в руке редкость — дорожник, или, как его еще называли, хожень. В центре дорожника болтались два камушка-башмачка на вощеных нитях, по кругу змеились узелковые надписи: «Иди, куда охота, от Ярышника до Летнего Солнцеворота», «Манит папоротный цвет, угольками рдея, заберешь его себе, ежели сумеешь». Осторожное движение отправило подарок судьбы во внутренний карман. Димитос подхватил черепашку и отступил назад, надеясь, что ступеньки остались на месте. Клочья Кромки стремительно редели. Уже не было не только кладовика — ни скалы, ни родника, ни расселины. Только бездонный провал, в котором лениво кружились светлячки.
Он беспрепятственно покинул подземелье и парк. Забрал сына, долго извинялся за задержку перед матерью, нахмурившейся при виде грязной куртки, ботинок и брюк. По дороге домой, при взгляде на полицейские посты, по спине пробегали мурашки — прежде Димитоса если и останавливали, то не обыскивали. Тогда вероятность досмотра не беспокоила — он не возил с собой запрещенных предметов. До сегодняшнего дня.
«Пугает неопределенность. Арестуют, изымут хожень, отдадут на экспертизу. Можно отделаться штрафом, а можно заработать реальный тюремный срок. По статье "Открытие пути для магических существ из других миров" светит от пяти до пятнадцати лет тюрьмы строгого режима».
Добравшись домой, он припрятал дорожник в крохотном палисаднике на заднем дворе, прекрасно понимая, что в случае обыска это не спасет. Отдал дань бытовым и гигиеническим заботам, разогрел суп, подаренный матерью, и принес в гостиную две коробки конструктора — сын захотел собрать грузовик и подъемный кран. Черепашка, протертая тряпкой, бродила по дому сама по себе.
«Надеюсь, Маруш на нее не наступит с размаху. Говори, не говори, а все равно под ноги не смотрит. Купить ей аквариум? Или не ограничивать свободу? Надо подождать. Вдруг сама какое-то убежище выберет».
Накатывала плохо преодолимая дрема. Вернулась усталость после работы с проклятым перекрестком, помноженная на неожиданный выход на Кромку. Димитос растянулся на циновке, кивая сыну, комментирующему каждое соединение деталей, и прикрыл глаза. Перед внутренним взором тут же появилась ветка деревца, увешанная запечатанными пузырьками. Уверенность пошатнулась, шевельнулся червячок досады — «а вдруг упустил свое счастье?». Зацепилась репьем, проросла в душе чужая наживка, рассчитанная на дураков. Димитос разозлился на себя — до клокочущего рыка в горле. И тут же услышал знакомый голос.
«Ничего не случилось? — спросил человек-снайпер. — Все в порядке? У меня такое чувство, что произошло что-то важное… трудно объяснить. Такое же было, когда в армии получил от мутер письмо, где она сообщила, что заявление в посольство отправила. И неизвестно было, дадут ли визы. А прочел и понял — все, другая дорога. Прежней жизни не будет. И сейчас такая же ботва. И почему-то кажется, что это не от моих развлечений пена поднялась. Все время тебя вспоминаю».
«Все сложно, — уклончиво ответил Димитос. — Может быть, и важное. Наверное. Пока не знаю. Но документы на выезд я пока не подавал. Это на самый крайний случай».
«Как у тебя дела? Не хочешь рассказать?» — Вопрос прозвучал мягко, без нажима, без примеси пустопорожнего любопытства. — «Мы давно не разговаривали. Ты сказал, что боишься стать проводником для неведомого зла, я помню. Не знаю, как убедить тебя в том, что я не замышляю ничего плохого».
«С неведомым злом я погорячился, — признал Димитос. — Это на меня накатило в какой-то момент. От страха. Кстати, потом мне один старый волх сказал…»
«Кто?»
«Слишком многое надо объяснять. У тебя есть свободное время?»
«Пока час. Сработала пожарная сигнализация, провели эвакуацию из здания, и тут же приехала полиция — кто-то позвонил в участок, сообщил, что в школе заложена бомба. Сидим, ждем, пока проверят с собакой. Мне удалось сбежать в кафе. Наслаждаюсь чашкой кофе и теплым весенним днем».
«У нас холодно, — переворачиваясь на спину, пожаловался Димитос. — Только-только сошел снег. Крокусы зацвели».
«Крокусы уже отцвели. Тетки на работе каждый день друг другу цветочные фото показывают, я и не хочу, но все знаю. Уже деревья цветут — вишня и прочая слива. Говорят, что рано в этом году. Здесь теплее, чем…»
Димитос понял — его собеседник запнулся на слове «дома». Не смог произнести даже в мыслях. И это отозвалось ноющим сочувствием. Похоже, волх был прав. С чего начать? С последних лет, с трагедии, с ограничений или с конкретного момента, который может быть непонятным в отрыве от всего остального? Они никогда не обсуждали миры — сначала были слишком малы, чтобы говорить о религии и общественном строе, потом отдалились и перебрасывались мыслями о текущем положении дел. Димитос помнил далекий детский голос, уверявший его в том, что оборотней не бывает, и называвший его жизнь сказкой. Непонятно, что об этом думает человек-снайпер. Верит ли его словам?
«Я не знаю, с чего начать», — пожаловался он.
«Начни сначала. Если не уложимся в час, продолжим вечером. Я тебе маякну, когда доберусь домой с работы. Если твоя жена возражать не будет. Моему кролику точно все равно, главное его покормить вовремя».
«Жена уехала. Эмигрировала на другой континент, — сообщил Димитос. — Мы с Марысем остались. Да, ты прав, придется начинать с самого начала, иначе будет непонятно, куда и почему она уехала. И на что я обрек себя, устроившись на государственную службу».
«Я слушаю. Уже заказал вторую чашку кофе и прислонился к стене. Глаза закрою, и никто меня трогать не будет. А когда полиция все проверит, директриса мне позвонит, и я тебе об этом сразу скажу».