Далеко за полночь, когда мертвенная тишина легла плотным одеялом на деревню, а луна висела над дальним лесом громадным фонарем, от одного из домов отделилась маленькая фигурка.
Это был мальчик, пятнадцати лет. Он передвигался в темноте и тишине очень уверенно, потому что знал здесь каждую кочку. Да и сегодняшний ночной маршрут юноша проходил днем не один раз, и даже не два. Чтобы случайно не влететь в заросли крапивы, и чтобы ни одна доска или ветка не нарушили своим треском его беззвучного шага.
Одет был мальчик довольно необычно для теплой летней ночи. В толстую брезентовую куртку, и такие же толстые штаны. За плечами — рюкзак. В этом рюкзаке лежало все, что необходимо, для сегодняшнего убийства.
Юноша миновал огороды и вышел в поле. Луна светила ярко, но только сгущала тьму, играя зыбкими тенями, и шелестел легкий ветерок, что давало ощущение нереальности происходящего. Еще больше таинственности и жути добавляли сами движения нашего героя. Если бы кто-то мог видеть, как он идет по полю, то удивлялся бы странному эффекту. Мальчик то свободно шел по открытому пространству, ясно и явно видимый при неверном лунном свете. То вдруг и совершенно внезапно исчезал из поля зрения. Нет, он не пригибался, и не ускорял шаг. Он просто шел, но каким-то непонятным способом, как только ветерок начинал дуть посильней — колыхался вместе с травой и движением воздуха. И тогда словно исчезал, даже для самого внимательного взгляда.
Очень скоро его ночной поход закончился. Сейчас он стоял чуть ли не посередине поля, напротив самого центра деревни. Юноша проверил свое оружие — трехгранный нож, сделанный из напильника. Покрепче запихнул его за ремень, чтобы не дай бог не потерялся. Снял рюкзак. В нем оказались несколько камней, которые мальчик распихал по карманам штанов.
Ножовку по дереву, и другой, обычный кухонный нож — оставил в рюкзаке. Натянул тонкие рабочие перчатки. Потом снял брезентовую куртку, и стал наматывать ее на левую руку. Аккуратно и не торопясь, пока рука не превратилась в толстый обрубок, в этакий брезентовый щит. Закинул рюкзак снова за спину, и, напружинившись, на этот раз — не слишком таясь, но напряженно, готовясь к самому худшему и внезапному — двинулся в сторону железного домика на колесах. Того самого, который стоял в самом центре деревни, рядом с бревенчатым магазином.
В этом железном фургончике обычно ночевал пастух. Рядом с входом, положив голову на толстые лапы, сейчас спала громадная собака, восточно-европейская овчарка. Черная, с рыжими подпалинами, с громадной зубастой пастью. Машина для убийства весом более полусотни килограмм. Она еще не подозревала об опасности, которая ей грозила, просто и мирно спала. Ее тревожный слух уловил шаги, но она не проснулась. Но когда первый из камней прилетел из темноты ночи и упал в нескольких метрах от нее — собака подняла голову, шумно несколько раз втянула воздух.
Юноша подошел с подветренной стороны — его запах не доносился до собаки. Именно для этого он взял камни, и в пятидесяти метрах от сторожки начал их бросать, предварительно тщательно протирая в руках тканью перчаток. К слову говоря, бросить камень на такое расстояние — не так то просто. Но мальчик легко забросил первый голыш прямо к вагончику. Он еще не видел собаку в темноте, но уловил движение. Подступил еще на шаг, и бросил второй.
Собака вскочила на ноги, зарычала. Когда третий камень ударил землю буквально в полуметре от нее, она, наконец, увидела противника, и даже узнала. Тем более что человек начал говорить.
Страх — это незнание, — тихо сказал юноша в темноту. — Вот в кустах что-то шевелится, и тебе страшно. Увидел кошку, получил знание — и куда только страх девался…
Марат глубоко вздохнул и сказал, ровно и спокойно:
Иди сюда, тварь…
Но… все-таки, начнем по порядку.
У нашего героя звучное имя — Марат. Да-да, в честь того самого знаменитого французского революционера. И фамилия не менее знаменитая — Нечаев. И только звёздам известно, имеет ли отношение семья Марата (и он сам, естественно), к тому самому революционеру Нечаеву. Вполне возможно, что имеет…
С самого детства Марат отличался худобой. Но не мальчишеской, а именно жилистой худобой хорошо и быстро развивающегося тела. Многие его сверстники уже к четырнадцати годам обзавелись пухленькими животиками — но только не он. И вообще Марат был на удивление гармоничный и здоровый мальчик. Читать, например, он начал в пять лет, и уже в семь прочитал многое из Жуля Верна, Марка Твена и Джека Лондона. При этом зрение его оставалась острым, без какого либо изъяна. В семь лет, пойдя в школу, второго сентября сам записался в библиотеку. А через день, третьего сентября — в спортивную школу, в вольную борьбу. Вот так, очень обычно, и одновременно очень странно складывалась его жизнь. Она постоянно состояла из каких-то крайних противоречий. Борьба и чтение — эти занятия не мешали ему, а словно бы дополняли друг друга.
Учился он легко и непринужденно. В классе сидел за одной партой с самой красивой девочкой, которую провожал после школы домой — им было по дороге. Несколько раз она приглашала его к себе домой — на чай. Он сидел в ее комнате и смотрел, как она переодевается в домашнее — ничуть не стесняясь присутствия постороннего. У Марата не возникало никаких особых чувств, кроме восхищения — он реально восхищался этой девочкой, ее красотой, и веселой непринуждённостью.
Но, к сожалению, их дружба была недолгой, и прервалась уже на следующий год — семья девочки переехала в другой район города, и она стала ходить в другую школу. Марат к тому времени уже умудрился получить юношеский разряд, хотя это было крайне сложно, потому как противников в его весовой категории (менее двадцати восьми килограмм) — просто не существовало, и ему приходилось выигрывать поединки с куда более взрослыми и тяжёлыми соперниками.
Школа их была довольно странной, сейчас таких нет. Но тогда, каждый день после занятий, на заднем дворе постоянно собиралась толпа мальчиков. Что они делали? Дрались. По настоящему. Хотя и по детским правилам: «до сдачи», «до первой крови», «до первого крика». Многие, кто побывал в драках — получали прозвища. Получил его и Марат. А заодно заимел несколько серьезных врагов, которые постоянно пытались отравить ему жизнь, и показать свое превосходство в возрасте и весе.
Вечное противостояние держало его тело и ум в постоянном напряжении. Природа подарила ему крайне странную способность — трудности и невзгоды его только закаляли, и делали гораздо сильней. Даже мышцы, которые были постоянно напряжены в ожидании опасности — со временем сделались каменными. На секции он тоже был постоянно насторожен — юность не знает жалости, и «мелкого» разрядника всегда старались толкнуть, пнуть, лишний раз бросить через плечо. Иногда даже не на мягкие маты, а просто на пол.
И только дома Марат позволял себе расслабляться — за очередной книгой, которые глотал с неимоверной скоростью.
Он еще не смотрел «Бойцовский клуб», но жил жизнью Тайлера Дердена. Только еще более жесткой и насыщенной. Он дрался не один раз в неделю — а каждый день. После чего боролся на тренировках, открытых коврах, соревнованиях. Тело, поставленное в такие условия, становится даже не деревянным. Оно становится железным.
И одновременно, находясь в том же сознании — жил жизнью Джека, проглатывая книгу за книгой. Не делая различий между классической литературой и современной фантастикой, серьезными научными книгами и откровенным псевдонаучным стебом и стимпанком, где на паровых машинах спокойно летали к другим планетам…
Пока гибкое, сильное и быстроразвивающееся тело — запоминало всевозможные умения, то мозг, ищущий и пытливый, планомерно заполнялся всевозможными знаниями. Марат равномерно тренировал и то и другое, стремясь к недосягаемому совершенству. Сесть на шпагат — конечно! Это как минимум два месяца упорных тренировок. Улучшить быстродействие ума — обязательно! Вот тебе тренировки, перемножать двузначные числа, а потом и трехзначные. В уме, на скорость… Нужна улучшенная память? Стихи наизусть в помощь. Без принуждения, без учителей — сам по себе, сам для себя. Иногда он сравнивал сам себя с машиной, с неким терминатором, который самосовершенствуется, и только от личной воли будет зависеть — насколько это будет быстро.
Как бы это ни казалось странным — Марат терпеть не мог в себе недостатки. Они его по настоящему злили. Буйный дух соперничества постоянно заставлял его исправлять в себе то или иное. Прочитав «Белого Клыка» от Джека Лондона, он познал насколько важно равновесие, насколько важно то, что тебя невозможно сбить с ног. Повысить устойчивость? И вот возле школы появилось кольцо кирпичей, поставленных стоймя, на торец. По которым Марат пробегал как можно быстрее — и до школы, и после. Стараясь не уронить ни одного кирпича. На глазах у всей школы. Что? Разве это не победа, над собственной робостью? Над физической и психологической неустойчивостью?
Как то слишком рано Марат понял, что не надо менять мир. Надо менять себя, и тогда мир вокруг изменится сам собой. Надо измениться. Раньше ты проходил мимо ребят, которые обижали младшего. Ты выглядел трусом, как минимум. Но стоит измениться, стоит выступить против, пустить в ход руки и приемы, — и из труса ты превращаешься в карателя малолетних хулиганов. Ты изменился, что-то сделал — и мир принял тебя таким, поменял к тебе отношение.
И еще он понял, что мир этот не надо делать лучше. Да и что такое — «лучше»? Лучше чем что? Какой другой мир еще есть?
Марат не стал угрюмым волчонком — наоборот, острый ум, глубокие размышления и постоянная практика противостояния привели его к тому, что он всегда отвечал на угрозу едкой шуткой, легко приводя любого в состояние ярости. Это помогало.
И ещё странно — учителя его любили. Особенно учительницы. Они как то быстро угадывали в худощавом мальчике лидера класса, которого все побаивались, и который одним взглядом мог утихомирить разбушевавшегося хулигана. Любили его за этот открытый взгляд, за ровную внятную речь, невероятный кругозор и лёгкое усваивание любого материала. А он просто так жил. Открывая глаза, он чувствовал вызов, который бросает ему новый день — и с удовольствием, даже не осознавая этого — принимал его.
Он рано познал что такое тяжёлый труд и трудовая копейка, заработанная потом. Однажды весной, когда ему было всего девять, его окликнула бабушка, которая шла из магазина с продуктами. Снег в тот день был мокрый, тяжёлый, и превратился в месиво, по которому даже юношеские ноги передвигались с трудом.
Старая женщина с трудом дышала и буквально волокла за собой сумку с картошкой, молоком и батоном хлеба. В этот момент Марат обогнал ее и собирался идти дальше.
Эй, молодой лоботряс! — вдруг прозвучал за его спиной злобный старушечий голос. — Хоть бы помог, сволочь! Видишь же, помираю. И мимо шлёпает, ублюдок.
Марат остановился как вкопанный. Ругательства не задели его. Слышал и пожестче. Но ведь он и так хотел помочь. А тут его — просят.
Он подошёл, протянул руку:
Бабушка, давайте я вам помогу.
Взял сумку (тяжеленная, зараза!), и, с трудом разгребая мокрый снег, двинулся за старой женщиной.
Как хоть тебя зовут, соколик? — спросила совсем уже незлобно старуха.
Марат…
Тут недалеко, только вот что-то утомилась я, по такой то каше…
Оказалось, действительно, совсем рядом. Но из-за тяжести на плече и мокрого снега — мальчик и сам взмок к концу их недолгого путешествия.
Вот, — старуха протянула к мальчику руку и разжала ладонь. В руке у нее был рубль — по тем временам сумма совсем маленькая, если не сказать — крошечная. Чтобы просто мороженное купить, самое дешевое — надо было десять таких монеток.
Бери, — твердо сказала старушка. — Ты трудился, а значит заслужил. Любой труд должен быть оплачен. Это — правило.
И Марат взял монету. Старуха повернулась, и исчезла в подъезде, а он все стоял. Мальчик испытывал глубокое чувство какой то странной удовлетворенности. Все произошло как то очень правильно, так, как и должно быть.
Его попросили — ничего не обещая, и даже с руганью. Он помог, от чистого сердца, и потому что это было правильно и нужно. Но и человек, которому помогли, не забыл что за помощь — платят. И доброй улыбкой, и денежкой.
Марат зарабатывал и до этого. Совершенно честным трудом. С шести лет!
На каникулах в деревне сдавал на грибоварню дары леса. Чтобы купить себе: настольный хоккей, потом — настоящие механические часы. И каждый раз он оставался в разочаровании. Деньги, которые он зарабатывал, а потом и тратил на такие желанные (казалось бы) — вещи… Это были просто деньги. Бумажки. Без всякого чувства, без удовлетворения работой и приобретением. Но то, что произошло сегодня — это было что-то не совсем обычное. Это было хорошо, замечательно даже… И Марат стал помогать бабе Мане (так звали ту старуху). Когда родители посылали его в магазин (а это случалось часто) — мальчик всегда заскакивал в соседний подъезд. Он был абсолютно честен со старой женщиной, приносил сдачу до последней копейки, и старуха неизменно отдавала ему этот рубль. Он их копил, а потом покупал большую шоколадку… и шел опять к бабе Мане — пить чай…
У нее была совершенно безумная коллекция полных собраний сочинений. Целый огромный шкаф: Герберт Уэльс, Марк Твен, Джек Лондон, Шишков, Толстой, Тургенев, Берроуз, Жюль Верн, Дюма, Конан Дойль…
А потом произошло то, что случается с каждым пожилым человеком. Была опять зима, за гробом бросали еловые ветки. А баба Маня возвышалась над всем этим — бледная и спокойная. Марат думал, что увидев вот так вот близко мертвого человека — он испугается, и будет плохо спать по ночам. По крайней мере, так утверждали взрослые. Но ничего такого — сон его остался так же крепок, и никто нигде не мерещился.
Может это был коренной перелом. А может быть — один из моментиков. Одна из ступенек. Но произошло именно так. Марат Нечаев перестал ценить деньги. Нет, конечно, он понимал их важность. Но блеск и шуршание бумажек стали для него не более чем скрипом песка под ногами.
В четырнадцать лет Марат обнаружил, что ему ужасно хочется…
Да, именно хочется. Именно секса. С красивой девушкой постарше. С опытной дамой. С юной девочкой, его ровесницей. По большей части — всё равно с кем. Желание его просто сжигало. На тот момент он был девственником, но опыт с противоположным полом у него был. Небольшой, конечно, как и у любого четырнадцатилетнего.
Желание было жутким. Это было что-то вроде голода, или жажды. Но не утолить ни едой, ни водой. Естественно, как и большинство представителей мужского пола, он быстро открыл мастурбацию, при этом чуть не захлебнувшись в ванной (где он в момент «открытия» находился).
Марат прекрасно понимал, что с ним происходило. Под мышками, на груди и в паху волосы у него начали расти еще год назад (хотя первоначально он принял все это за какую-то сыпь).
И тут — такое! Он вообще минуты не мог прожить, чтобы не представить в воображении, как прижимает к своему телу чье-то еще. Мягкое, податливое, с большой грудью, с дурманящим и волнующим запахом длинных волос.
Девушки, которых он встречал на улице — вводили в ступор. Он смотрел на них тайком, и если бы они знали, какие похабные мысли роятся у него в голове! Одноклассницы, повзровслевшие чуть раньше — вообще сводили с ума. Юные и свежие, они приходили к нему чуть ли не каждую ночь, зачастую далеко не по одиночке.
Его юное, сильное тело, перенасыщенное гормонами, желаниями и фантазиями — требовало удовлетворения.
Он постоянно и внимательно следил за сверстниками. Постоянно его грызла мысль: у них что, все то же самое?
И каждый раз убеждался — да, то самое. Кто-то становился агрессивней, уже не просто дергал, а драл одноклассниц за волосы, задирал юбки, подкарауливал под школьной лестницей, когда девчонки взбираются наверх. Кто-то становился угрюмым, замкнутым. Вероятно из-за постоянной мастурбации, которую они считали постыдной и недостойной. Кто-то наоборот — пускался во все тяжкие, разрисовывал туалеты женскими половыми органами, писал на парте непристойности, демонстрировал друзьям разные порнокартинки из интернета, и рассказывал всевозможные небылицы из свой и чужой жизни.
Каждый сходил с ума по-своему.