А поступим мы вот как.
Травина, — сказал он спокойно и серьезно. — Я очень тебя хочу. Как мужчина женщину. Это так, и ты наверно, это чувствуешь. Но я бы хотел, чтобы у нас все получилось хорошо. А я сегодня с утра пробежал три километра, потом побежал в школу, занимался там, и на переменах тоже, ну ты в курсе. Я воняю как драный козел и не допущу, чтобы твой первый раз… И мой тоже… был такой, как будто между нами этот самый драный козел пробежал.
Аня повернулась и смотрела на него с доверчивой улыбкой.
Поэтому вот что, Анечка… Я свое хотение приторможу на десять минут и пойду в душ. Там, как сумею, надеюсь что приведу себя в порядок. Родители у тебя в ближайшее время не заявятся?
Мама работает до восьми и будет здесь полдевятого, — ответила она с готовностью.
У нас куча времени и спешить мы не будем, — с облегчением сказал Марат. — А вот ты, пока я буду в душе, хорошо все обдумаешь. Хочешь ты того же что и я? Или нет? Если хочешь — то тоже идёшь в душ, и приходишь ко мне, в спальню. Там у вас есть балкон, я хоть постою, покурю. Если не хочешь, просто зайдешь, без всякого душа, и я буду знать, что ты не готова сегодня, чтобы нам…
Марат осекся. Что "нам"?
Чтобы нам лучше понимать друг друга без всякого выяснения отношений, — сказал Марат. — Как тебе план?
Очень хороший план, — ответила Аня со вздохом. — От меня что, воняет?
Твою мать!
Анечка, ты пахнешь просто божественно, — не моргнув глазом соврал Марат. Ещё не хватало бедной девочке комплекс повесить.
Просто я так хочу… Звучит двусмысленно, знаю. И у меня никого до сих пор не было, это правда, — сбивчиво объяснял он. — Давай торопится не спеша. Ты пойми, я тут кое-чего поднабрался, за лето. Смотреть умею теперь спокойно, улыбаться, комплименты делаю, только в путь. Вы, девушки, от этого заводитесь, это понятно, когда за вами умеют ухаживать и показывать, что вы нравитесь. Я даже стихи выучил, и про тебя тоже. И потом, я же гораздо сильней. Я могу тебя вот прямо отнести, и сделать все что захочу, а ты и пискнуть не сможешь… Но будет по другому. Как именно — я и сам не знаю. Первый раз, ты пойми. Если я научился заводить машину ключом, то это не значит что вот сел, и поехал. Поэтому я пойду в душ, и буду ждать. А уж ты сама решишь. Как придёшь ко мне? Тоже после душа… или просто придёшь, и мы продолжим нашу увлекательную беседу.
Стихи? — весело спросила Аня. — Про меня? Ты сочинил?
Да не я. Александр Блок. Про донну Анну. Считай что про тебя. Я только выучил.
Выучил? Наизусть? А расскажи!
Вот ты какая торопыга, — покачал головой Марат. — У тебя полотенце есть?
Марат стоял на балконе, смотрел на заходящее солнце и курил. Да, он курил. У него в потайном кармане сумки всегда была открытая пачка. Обычно это были сигареты с мятной капсулой. Как и сейчас. Вообще он не мог понять — это привычка или нет? Иногда пачки хватало на месяц. А в другой раз всё уходило за вечер. Но вообще сигареты сами по себе — удобная вещь. Особенно в тяжёлом разговоре. Всегда есть секунд двадцать. Пока достанешь, вытянешь, найдешь зажигалку. Дым создаёт причудливые узоры, прямо жизнь в миниатюре, хрупкая и полная хаоса. Огонек тлеет, бумага превращается в прах, табак — в пепел. Как человек. Вроде бы живёт, тлеет, но после него лишь прах и пепел. И окурок — как маленький гробик, никому не нужный.
Блин, надо что-то решать. В конце концов, он сюда пришел не носом нюхать, а членом трахаться. Вонзить гигантский твердый ствол в узкую влажную щель. Ага. Титан секса. Профессионал с огромной теоретической подготовкой. Десятки часов просмотра порнографии и сотни влажных фантазий под одеялом. Ничего. Нормально. Как-нибудь…прорвёмся… Не впервой. Точнее, впервой, но где наша не пропадала? Вот Аня входит, он слышит, как она возится около дивана, хлопает шкаф. Может — раздевается? Вот он сейчас бросит сигарету, и зайдет в тьму спальни, слепой от солнца, а она там лежит, раскинув руки как морская звезда, абсолютно голая и даже бритая в интимном месте. Его маленькая послушная девочка.
Пора!
Марат резко развернулся, отметил во мраке комнаты — где находится силуэт в халатике. Она все-таки решилась. Пошла в душ, Марат даже бесшумно пробрался к двери, словно она могла его услышать сквозь шум воды, и попробовал эту дверь открыть. Было заперто, естественно, и после этого он и пошел курить…
Резко открыв балконную дверь, он отбросил тюль в сторону, ворвался, хорошо заученным движением слегка наклонился, обхватил ее за бедра, поднял вверх. Сейчас она пахла обалденно. Просто высший пилотаж. Вот только она не ожидала такого напора, и отчаянно била его невесомыми кулачками по плечам, голове. Потом попыталась расцепить ему руки… Боролась молча, но отчаянно, даже неожиданно как-то, вроде бы не должно быть так.
Молодой человек, немедленно меня отпустите! — прозвучал с высоты незнакомый, строгий и приглушённый голос.
Марат оторопел. Он секунду стоял неподвижно, а потом перехватил женщину левой под колени, правой — под спину. Она упёрлась обеими руками ему в грудь. Глупо, надо за шею, группироваться, и контрблок с захватом — пронеслось в голове. Вслух же он сказал:
Тихо, не кричите, я нечаянно, — потом подумал и добавил:
Ребенка перепугаете…
Отпустите…, - женщина орать вроде не собиралась.
Очень аккуратно он поставил ее на пол, как хрупкую китайскую вазу тончайшего фарфора. Надо говорить, сбивать ее с мыслей. Не дать набраться гневу.
Я Марат Нечаев, одноклассник Анны, напросился на кофе…
Дверь в спальню отворилась, и в ней показалась Аня, в точно таком же халате. Выжимая полотенцем мокрые волосы.
Ой, мам, привет. А я слышала — ты пришла. Знакомься, это Марат Нечаев, мой одноклассник. Я его на чай пригласила, а он кофе купил…
"Умница", — похвалил Марат подругу взглядом.
Мама Ани посмотрела на чадо. Потом на Марата. Ещё раз на Аню.
Чайник то горячий? — сказала она совершенно спокойным голосом. — Пойдемте, напоите меня кофе, я сегодня пораньше отпросилась…
Марина Николаевна считала себя достаточно опытной женщиной. Это раньше она была — дура-дурой. Выскочила замуж в шестнадцать, за одноклассника, сразу после девятого класса, едва выпустившись из школы. Любовь, морковь, и все дела. Уже была беременной Анечкой. Муж исчез через два года. С тех пор она была с мужчинами еще три раза. Последний — шесть лет назад. Это было просто невероятно, но это так. Это было еще более невозможно, так как выглядела Марина прекрасно. Тридцать два года. Сорок девять килограмм. Минимум морщин. Прекрасные волосы, и тонкие черты лица — они с дочкой были почти как две копии, за двадцать шагов и не отличить.
На последнем вечере встречи выпускников её «снял» другой одноклассник, которому она давно нравилась. Он и тогда, в юности, отличался немалыми габаритами, а уж сейчас…
Марина даже не поняла — побывал он в ней, или нет? Огромное жирное туловище недолго прижимало ее к простыням в каком-то дешевом номере мотеля, потом Игорь подергался, откинулся на спину — и заснул.
Это была жуткая жуть. Она с отвращением поглядела на безобразное тело на смятой постели — и поскорее, кое-как одевшись, покинула это место.
Да и остальные, честно говоря… Любовнички, мать их… Марина испытывала слабость к мужчинам крупным, высоким. А на поверку они оказывались жирными, как будто напитанные клейстером или теплым студнем.
Но то, что произошло сегодня…
Руки, которые схватили её бедра — были железными. Стальные крючья, перевитые канатами сухожилий и мышц. Ее прижимали к груди, которая, казалось, была выкована из стали. Этот милый мальчик, который сейчас сидел напротив неё — вертел её в руках как куклу, абсолютно не ощущая тяжести и сопротивления. Да если бы даже она рвалась изо всех сил — он бы этого не заметил…
Марат у нас спортсмен. Чемпион города, — меж тем говорила Аня. — Сколько ты занимался борьбой?
С первого класса, — с готовностью отозвался Марат.
Уж кто-кто, а он прекрасно заметил изучающие взгляды…
И еще отличник. Представляешь? Две четверки всего по итогу, сказали, чтобы он их исправлял, и выйдет через два года с серебряной медалью. А может — и золотой. А он не хочет.
Сколько есть, столько и есть, — простодушно отвечал Марат.
Эх, Анька его сейчас захвалит. Точнее, это она вовсе не его хвалит. Это она своей добычей перед матерью хвастается.
А маман у нас очень даже ничего. Очень и очень. А любовника нет.
Марат продолжал много читать, особенно по интересующим его вопросам. А в книгах можно найти много чего интересного.
Как вообще распознать мысли женщин? Это же вообще — темный лес. Она может улыбаться тебе, делать разные движения, говорить разные слова — а в голове черт знает что…
Вот как сейчас. Явно, что у Марины Николаевны никого нет. Ногти коротко подстрижены — раз. На безымянном нет обручального. Но на указательных, средних пальцах обеих рук — по колечку. Как доспехи, своеобразная защита. Цвет волос — обычный, не агрессивно рыжий. Как будто — чтобы сливаться с толпой.
И седина. Едва заметная, два-три волоска всего. Давно не красилась, а если бы кто-то был — она эту седину бы вмиг убрала, под любой цвет.
Туфли в прихожей — как кроссовки у Ани — старенькие, к тому же поцарапанные. Женщина из кожи выпрыгнет, но если есть любовник — купит себе красивые туфли, пусть дешевые, только для особых случаев. Конечно, это можно списать на бедность, с одной стороны… Но…
Дальше.
Мужчины в этом доме давно не было. Очень давно. Спиртного ни в одном шкафчике на кухне не обнаружилось… Нет чего-то похожего на вазу, куда можно поставить букет… Отпустили с работы — и она сразу пошла домой… Сколько уже — девять пунктов?
И, десятый, самый главный — взгляд. Не просто оценивающий. Не просто любопытство. Да она его раздевает, буквально, по-настоящему. Оценивает. Какой он под одеждой? Не только как мужа для дочки. Но больше… для себя?
Марина Николаевна непроизвольно сглотнула слюну. Уф, да она горит вся, стук сердца в ушах отдается. Он что, догадался? Она только что представила, как это молодое, железное тело вжимает ее в глубину дивана, как она вскрикивает от безумного напора. Как он ворочает ее, практически невесомую, в своих железных борцовских руках, яростно рычит как дикий зверь, и она жалобно скулит ему в ответ. Господи, что за похабщина? Это же мальчик, обычный мальчик, одноклассник ее дочери! Но сколько в нем дикой необузданной силы, он ведь даже не пошатнулся от ее рывков…
Марат поднял на нее горящий взгляд зеленых глаз, зафиксировал. В голове Марины Николаевны раздался звон. Мальчик напротив пропустил чайную ложку между пальцами, опустил голову, и (зная, что она наблюдает) — поднес эту ложку к своим губам, и облизал. Кончиком языка. Нет, так дальше продолжаться не может, это невероятно. Уши небось тюльпановым цветом горят… И Анька глупая, ничего не замечает. Марина вскочила, отнесла кружку в раковину.
Марату, наверно, надо домой, — сказала она, пытаясь, чтобы голос звучал не хрипло. — Уроки надо готовить. Да и родители наверно…
Она не удержалась. Рука просто сама собой, бесконтрольно — легла на его плечо. Пальцы чуть сжались. Камень. Чистый, гладкий и теплый камень…
Да, конечно, — легко согласился Марат, и тоже встал.
Они попрощались, очень тепло. Анька, явно смущаясь, чмокнула юношу в подставленную щеку. Женщине он протянул руку.
Было очень приятно, — сказал он ровным, спокойным голосом, когда ее рука оказалась у него. Он, словно в знак уважения (что, честно говоря, и было) — придержал тоненькую кисть второй рукой. Чуть дольше, чем положено. На какую-то миллисекунду. За которую успел указательным пальцем ее погладить. Как будто… случайно… так получилось.
Как только дверь захлопнулась, Марина Николаевна встряхнула головой. Потолок слегка кружился. Головной боли, по которой она отпросилась с работы — не было вообще.
Так, я в душ, — скомандовала она больше сама себе, нежели констатируя факт.
Наверно, стоит рассказать, как складываются дела у Марата на утреннем любовном фронте.
Психологически здесь ему было гораздо проще. Во-первых, это даже не совсем его желание. Первая красавица класса поручила ему: завлечь и соблазнить. Найти и ликвидировать. Завалить и обезвредить. Это придавало уверенности — что нужно не только тебе одному. Во-вторых, придавало самому действу еще больший оттенок профессионализма. Утренние пробежки — это то, с чего начинается утро профессионального спортсмена. И плюс к этому профессиональное задание…
Вообще, Марат терпеть не мог любительства. Его просто коробило на всех этих школьных мероприятиях. Когда люди, слабо понимающие что такое голос, ритм, шарм и актерское мастерство — вдруг лезут на сцену с микрофоном. Караоке было для него мучением, сродни добровольному садомазохизму. Фотографии в школьную стенгазету — зря потраченное время, усилия на клочках бумаги, смотреть на которые можно только с закрытыми глазами. Да и сами заметки… Марата чуть не стошнило, когда он прочитал парочку.
Можно понять взрослых — они то наверняка считали, что так дети тренируются.
Да, действительно, если не умеешь — тренируйся. И не пытайся выставить свои тренировки — что это какой-то промежуточный результат. Там до результата, даже промежуточного — как до Луны на корячках.
Поэтому сам Марат подошел к своему заданию как только мог профессионально. Нашел дома наушники с микрофоном, проверил как пишется звук. Вышел на свою подъездную площадку и несколько раз отработал ситуацию, движения и слова.
Утром, как они и договорились с Аленой — зашел за ней. Они отбегали пять кругов, размялись. Проводил до подъезда.
Погоди, разговор есть, — сказал он, и как будто выключил музыку на телефоне. Хотя на самом деле — включил запись.
Пошли в подъезд. Три минуты всего.
Алена ничего не сказала, и пропустила его.
Уличный шум просыпающегося города и ветер — довольно серьезные помехи для записи.
Слушай, — начал Марат в подъезде. — Мне бы ситуацию прояснить. Вы с Сергеем вроде как встречаетесь, мне сказали. Типа даже там… Ну сама понимаешь. Тыц-тыц, — Марат старался, чтобы фраза звучала как можно более похожей на непонимание младшеклассником взрослых отношений.
— Спите там, вместе, говорят. А я тут вклинился, как клоп. Пойдут разборки — скажут: ведь я не прав. Ну, я и буду не прав. Увел девушку, да с угрозами. Что за такое полагается? А если вы вместе, я просто извинюсь, и все…
Что-о? — в вопросе Алены было столько недоумения и злости, что впору прятаться. — Да чтобы я? С таким убожеством? Ты за кого меня принимаешь? Это он что ли, язык распускает? Вот уродина, позорник…
Да что ты, ну это я так, краем уха. Вы же вместе пришли. Ты на него вешаешься, он тебя проводить пытается. А я вообще ни в курсе, что там у вас, да мне и наплевать, если честно, меня больше последствия интересуют.
Ничего между нами не было, нет, и не будет. Никогда, — фыркнула Алена и поспешила по лестнице наверх.
Вешаюсь! — послышалось сверху фырканье. Да, похоже, девушку здорово пробрало. — Спите… Тварь безмозглая!
Ну и хорошо, — сказал Марат, и выключил запись.
На уроках он переслал запись Комаровой. Та слушала напряженно, несколько раз. А потом посмотрела на Марата. Так тепло, что реально можно было растаять. Показала большой палец — вверх.
Да не проблема, — ответил Марат вслух, чем вызвал маленький переполох в классе.
Жизнь прекрасна и полна приключений.