Через десять минут Марат уже звонил в домофон квартиры Шишкиной.
Наташка, открывай. Это я, один…
Зайдя в квартиру, он тотчас оказался в объятиях Наташи и Ани.
Слушай, Нечаев, ты прямо как полярный лис, — с восхищением сказала Травина.
Сам же Марат повернул голову к имениннице:
Шишкина, в общем… с тебя голая женщина. Одна штука. Не знаю, где ты ее возьмешь, хоть сама ложись…
Да ну тебя, — со смехом отвечала одноклассница. — Мы знаешь, как перепугались? Они ведь прямо сидят и переговариваются, кого из нас и как сейчас трахать будут. И что делать — не понятно. Родители у меня вообще в другой области, у знакомых на даче. Даже не позвонить. Знакомых парней? Кого? Видал, какие эти здоровые?
Ладно, Шишкина, расслабься. Не понимаю, чего уж так пугаться. Охмурила бы себе этого, который в кресле. Получила бы удовольствие…
Да ну тебя…
Травина, — обратился теперь уже к Ане Марат. — А ты чего здесь высиживаешь? Чуланова, наверно, сразу после нас ушла. Вот она молодец. А мне тебя теперь чего, провожать?
Так страшно же… Вдруг они там?
Ну, ты даешь, они же в чужом районе, — улыбнулся Марат. — Я их и гаражами, и рощами, и тропинками провел. Хрен они чего запомнили. Там в магазине и бросил. Да они к тому же и пьяные. Бояться нечего.
Ну, а вдруг?
Ладно, давайте потихонечку бардак убирать, раз уж я здесь, — Марат снял куртку. Он, честно говоря, здорово рассчитывал, что Шишкина останется в квартире одна, и уж он то отыграется, на тычках в спину. На полную катушку. Так утыкает девочку, что та свои шестнадцать лет вспоминать до конца жизни будет. Но Травина опять все планы спутала. Хотя, если подумать, можно и сразу двоих попробовать… а почему бы и нет… проверить, так сказать, навыки, полученные от Алены, да на практике.
Но судьба как всегда решила по-своему.
Пока же он включил обаяние на максимум. Что ни говори — все они втроем были под градусом. Комплименты обеим девушкам сыпались как из рога изобилия. Копирование движений и интонаций, как в танце. Легкие, как будто случайные прикосновения. По телевизору шли фривольные песенки. Пошлые двусмысленные намеки, и вот уже обе красавицы порозовели, и поглядывают друг на друга с неким вызовом.
Но вот зазвонил телефон, и Аня с вытянутым лицом начала отвечать на вопросы матери, а потом прозвучало, твердо и непреклонно: «Домой».
Марат усмехнулся на полный надежды взгляд Ани.
Да, провожу, конечно же, — сказал он. — Какое «одна дойду»? На дворе уж полночь…
Они собрались, попрощались с Натальей. Марат напоследок не только обхватил ее за талию, но и скользнул ладонью по бедру, причем внутрь, отчего прямо уловил явную дрожь в девичьем теле.
Вместе с Аней они оказались на пустынной улице, и не прошли и полусотни шагов, как столкнулись с Стромом.
Не бойся, это мой друг, — сказал Ане Марат, когда та, чуть ли не инстинктивно, попыталась спрятаться за его спиной.
Здорово, мелкий, — пробурчал особенно страшный в темноте Стром, когда они поравнялись. Встретить такого ночью в спальном районе — можно заикой на всю жизнь остаться.
Здорово, — отозвался Марат. — Ты где хоть был? Я тебе два раза звонил примерно час назад, а у тебя «вне доступа». Сообщения посылал…
Да получил я твои сообщения. Вот стою, жду. Как дурак. Чего надо было? — напрягся боксер.
Два придурка чуть девочкам праздник не испортили, нужна была помощь…
Да я всегда готов, — проворчал Стром.
Я разобрался. Закопал обоих в гаражах, — пошутил Нечаев. — Кровь отмыли. Вот чересчур нервных девушек развожу по домам, даю инструкции как себя вести.
Вместо смеха наступила пауза. Марат с изумлением увидел, что эти двое, Аня и Стром, смотрят друг на друга. Причем смотрят очень странно и напряженно.
Вы знакомы? — спросил он осторожно.
Нет, — ответила Анна.
Нет, не знакомы, — сказал и Стром, и Марат по настоящему удивился перемене в голосе и интонациях старшего друга.
Пойдем тогда, проводишь нас, — предложил Марат, желая разрядить странную ситуацию.
Всю дорогу Марат не затыкался, похваляясь, как он здорово обвел вокруг пальца сексуально озабоченных дембелей. В какой-то момент юноша вдруг осознал, что идёт один, впереди их маленькой компании. Озабоченно он оглянулся, и чуть не присвистнул. Стром и Аня шли практически вплотную, но не касались друг друга. Даже наоборот, у обоих движения были скованными. Словно они боялись задеть друг друга, даже случайно. Шли, уставившись под ноги, и вообще не реагировали на рассказ Марата.
Ну, вот мы и пришли, — сказал Марат наделано весело. — Дальше провожать, до квартиры? А то вдруг там маньяк какой притаился? — спросил он, втайне надеясь, что Аня выберет его, они поднимутся на нужный этаж и там, в полумраке, у них получится поцеловаться и даже пообжиматься. Черт с ним, что от нее пахнет, как от доярки. Адреналин и тестостерон требуют…
Я провожу, — вдруг сказал Стром.
Чего? — не понял сначала Марат. — Ты чего?
Провожу, — повторил Стром.
И тут Марат почувствовал, что готов взорваться.
Да что же это такое? — сказал он сердито. — Сначала одних дураков оттаскиваешь. Так сразу же другие прилипают… Стром, ты мне друг, конечно. Но вы знакомы пять минут. Отпустить тебя с ней я не могу.
Чего тебе надо всё, мелкий? — с досадой спросил Стром.
Да ничего мне не надо, — чуть погромче отозвался Марат. — Я Аню знаю с детского сада. В школе учимся вместе с первого класса. Я для неё друг, товарищ, почти брат.
Ну и чего? — угрюмо спросил Стром.
Да ничего, — голос Марата стал еще громче. — Я тебе вот что скажу. Если что случится там, в подъезде, между вами… как я Ане в глаза смотреть буду?
Да не случится ничего, — в славах Строма уже послышались раскаты грома. — Ничего я не буду делать. Просто провожу.
Да развелось вас тут, провожальщиков, — уже кипел Марат. Он чувствовал, как закипает адреналин в крови. Его аж колотило от переполняющих эмоций. Его позвали — как защитника слабых — и сегодняшним вечером он будет выполнять эту роль до конца.
— Вот что я тебе скажу, Стром, — прорычал Марат. — Теперь, сейчас прямо, я беру эту девушку под свою защиту. Да, именно так. Нечего мне здесь слюни распускать. Теперь любой, кто покусится на ее тело и …… скажу прямо, будет иметь дело со мной. Точка. Нет, не совсем. С сегодняшнего вечера любой, кто захочет тронуть ее пальцем, помимо ее желания, должен будет пройти через меня. И это, Стром, будет ….. как непросто, я тебя уверяю. Вот теперь — точка.
Блин, да чтоб вас всех, — с досадой, и уже громко сказал Стром. — Да что ты знаешь обо мне, мелкий? Что ты знаешь? — и Стром шагнул вперед, к Марату.
Но тот и не подумал уступать, а лишь чуть сдвинул ногу, принимая борцовскую стойку. Марат понимал, что драки, скорее всего, не миновать. Только вот это будет скорее не драка, а избиение. Хотя… посмотрим еще…
Ничего ты не знаешь, — прорычал Стром. — Ты вставал в пять утра каждый день? Годами? Ты тренировался сутками, так что кости трещат, и мышцы как один синяк? Ты спал на камнях, чтобы не чувствовать боли? Ты ломал руку в семи местах от одного удара? Ты что, думаешь, что я это ради того, чтобы побеждать? Ради медалей ваших долбанных?
Видно было, что Стром не на шутку разошелся.
А я хотел, чтобы меня любили! Любили! Понимаешь ты, мелочь? Чтобы мною гордились. Чтобы меня по голове погладили и сказали что-нибудь ласковое, ободряющее. Хоть что-нибудь. Ты знаешь, что это такое, жить как в стакане? В абсолютном равнодушии? Когда с тобой не говорят? Когда тебя не замечают? Или когда тебя боятся, или презирают? А я вставал, — Стром уже не сдерживал голоса. — Я вставал, Мелкий. Каждый раз, каждый день. Проигрывал, но вставал. И побеждал. На ступеньку каждый раз, все выше, думал, там меня полюбят. А еще хуже, каждый раз! Думаешь это просто? И под конец меня вышвырнули, как больную собаку. Из спорта, и из жизни. Бросили, все! Живи как хочешь, урод.
Ты не урод, — вдруг тихо сказала Аня. Разъяренный Стром взглянул на нее, и словно подавился, так и продолжал стоять, напряженный, но не в силах сказать и слова.
— Ты хороший, — еще тише сказала Анна.
Но Марат не сдавался. Он тоже повысил голос, и тоже шагнул вперед.
А ты меня на жалость не бери, — сказал он очень громко. — От меня ты ее не получишь. Ты, провожальщик хренов, знаешь ли хоть, что Аня за матерью обувь донашивает? Что у них в холодильнике мышь с тараканом повесились? Что у нее день рождения был две недели назад, и она никого не пригласила? Никого! Знаешь, почему? Потому что нечем даже угостить, разве что водой из-под крана. Понятно дело, что ты, папенькин сынок, которому каждый месяц по сто штук на проживание присылают, легко можешь ей и в трусы залезть, и куда угодно. Она с радостью всю себя отдаст, лишь бы из нищеты вылезти. Но я свое слово, Стром, дал. И держать буду. Ты не пройдешь сегодня. И никто не пройдет, пока не докажет, мне в первую очередь, что достоин. А жалобки свои сверни в клубочек, и запихни куда поглубже, понял?
Они стояли, лицо к лицу, разгоряченные, разгневанные, на последнем пределе…
Не присылает мне отец больше ничего, — вдруг сказал Стром глухо, но спокойно. — Вот уже год как. Разорился, а его любовница остатки забрала, и свалила. За границу. Пьет он, сам денег просил, даже квартиру предлагал продать. Но я не дал. Работаю я, мелкий, полгода уже как. На заводе, рабочим, простым. Сам живу, не на подачки… Вот иду сейчас с вечерней смены, а тут твои сообщения… Но ты, раз слово дал, держи его. Правильно делаешь. Идите уже, школьники. Я тебя, мелкий, здесь подожду. Поговорить надо, хоть с кем-нибудь. Ладно?
Ладно, — сразу успокоился Марат. Все-таки перспектива быть избитым его мало устраивала.
Юноша проводил перепуганную Аню до квартиры, что-то буркнул на прощание, и пешком побежал по лестнице вниз. Стром ждал на скамеечке.
Присаживайся, мелкий, поговорим…
Да мне так-то домой пора, — отозвался Марат.
Полчаса раньше, полчаса позже. Время только наше, Маратка, — задумчиво пробормотал Стром. — Вот скажи мне, кто ты?
В смысле? — не понял юноша.
Ну… вот кто ты, Марат? — продолжал спрашивать Стром. — Ты вот отличник, спортсмен. Тренируешь себя, как я понимаю — и мозги, и тело. Это хорошо. Но для чего? Вот хочешь жениться на этой Ане, или на ее подруге? Хочешь ведь? Получишь хорошее место, достойную зарплату, не как я. Родятся у тебя дети. Найдешь любовницу. Тебе, такому — нетрудно будет. И потом спросишь себя — кто я?
Стром замолк.
Ну и кто я? — осторожно спросил Марат.
Да никто, — вдруг раздраженно отозвался Стром. — Кусок мяса. Тренированный обрубок человека. Робот, четко следующий заданной программе. Один из миллиардов. Обыватель. Бесполезное тело, ни на что не влияющее.
Марат только головой помотал. Ну, начались пьяные разговоры и самокопания.
Я, братишка, тут в коммунисты подался, — сказал вдруг Стром. — Такие вот дела. Надоело никем быть. Безликим, ни на что не влияющим. Может быть, люди так ко мне и относятся…
Как относятся? — спросил Марат.
Никак не относятся, — спокойно ответил Стром. — Потому что я никто. Точнее, был — никто. Молекула в обществе. А теперь — нет, я в команде. Не в спортивной, в другой…, могу на что-то влиять. И на общество тоже, получается…
Тебе Стром, жену надо, — осторожно сказал Марат. — Хорошую.
Вот ты блин, — проворчал Стром. — Я ему про Фому. Он мне про Ерёму… Вот что я тебе хочу сказать, Мелкий, — продолжал он. — Понимаешь, я справедливости хочу. Вот от каждого по способностям. Думаешь, у тебя одного есть способности? Думаешь, у меня их нет?
С чего ты взял, что я так думаю? — возмутился Марат.
Да и черт с тобой, — продолжал ворчать Стром. — Конечно, есть у меня способности. И труда я в них вложил немало. И вот получается, справедливости то и нет. От каждого — по способностям. Каждому — по труду. Слышал про такое?
Слышал, конечно…
И так уж получилось, что труд мой и способности никому не нужны оказались. И ладно бы только я. Твои способности тоже никому не нужны. И вот этой девочки, Анечки — тоже.
Марат здорово удивился словам, а точнее тем интонациям, с которым прозвучало имя его школьной подруги.
Ты не влюбился ли часом, милый друг? — спросил он с улыбкой.
А чтобы даже если и влюбился? — с вызовом спросил Стром. — Она видал, какая? Чистая, гордая…
Анька то? — уже неподдельно удивился Марат.
Ты молчи, мелкий. Слушай, что тебе старшие говорят, — Стром поднялся со скамейки. — Ты пойми, мелочь пузатая. Подумай над моими словами. Вот когда у тебя есть способности, и ты вкладываешь труд по способностям — этот труд должен быть оплачен. И оплата это — разная. Понимаешь, мелкий? Не деньгами даже. Добрым отношением. Любовью, в конце концов. Вот она, Аня. Нежная, милая, чистая и гордая. Это ее способности. И ей и награда должна быть… за это. Ничего в этом мире не должно быть просто так. Просто так — рабы работали. Потом крестьяне крепостные. Теперь тоже крепостные, но думают что свободные… И будут крепостными до тех пор пока не поймут — все в этом мире имеет свою цену. Всё, понимаешь. И даже любовь за любовь…
Ты, по-моему, нажрался в сиську, дружище, — мягко сказал Марат.
Я трезв как стеклышко, — проворчал боксер. — Пошли уж домой, мелкий. И вот еще что, — остановился Стром. — День рождения у нее, говоришь? Какого числа?
Семнадцатого, — отозвался юноша.
Ну, вот через пару недель, как раз семнадцатого, мы и устроим Анечке день рождения. Лучше поздно, чем никогда, правильно ведь? Скажи ей, прямо скажи. Что жду. Стол будет. Друзья, поздравления. Подарки. Все с меня. В лепешку разобьюсь, но кто-то должен чувствовать, чем меня обделили. Ладно, Маратка? Сделаешь?
Сделаю, — вздохнул Марат.
«Точно, влюбился наш Стром, — подумал он про себя в это же время. — С первого взгляда, как говорится. Ну и дела…»
Погода была замечательная. Не смотря на то, что кое-где еще в подворотнях лежал снег — в воздухе уже вовсю чувствовалось весеннее тепло. Ветерок, шелестя газетами и пакетами — налетал теплыми клубами, и настроение от этого поднималось. Хотелось снять куртку, почувствовать весну всей кожей.
И еще, вот что скажу, — остановился вдруг Стром. — Тебе в мае опять с этим Слоном встречаться. И теперь это не просто чемпион. Полгода его лучшие уличные бойцы тренировали. Теперь руку ему просто так не заломаешь. Поэтому тебе надо головой работать.
Да я понимаю…, - протянул Марат.
Не понимаешь. Реально головой работай, — терпеливо объяснил Стром. — Головой его бей. Войдешь в клинч — и бей, со всей силы. Шея и голова у тебя должны быть крепкие, ты же борец, всю жизнь на мостике стоял. Удар головой я тебе поставлю. И целыми днями тренируйся, чтобы ему и нос разбить, и лоб, и губы, и глаза. И все это головой надо будет сделать. Я на него похож?
Марат невольно отступил, и посмотрел на Строма внимательно. Слон, конечно, будет повыше, сантиметров на десять, но в принципе Стромов прав — они похожи, очень сильно.
Да, — сказал Марат. — Похож.
Вот и будешь на мне тренироваться, — объяснил боксер. — Именно тренироваться в клинч входить. Да не в обычный, а с захватом обеих рук, специальный такой прием, полицейский… Его и разорвать трудно. Но руки все равно тренируй, чтобы они у тебя как у обезьяны были. По две минуты на одной руке ты должен висеть точно. Хоть на левой, хоть на правой. И желательно — с утяжелением. Понял?
Понял, — отозвался юноша.
Ну, тогда, пошел, чего стоишь?
И Марат мгновенно вошел в нужный захват.
Молодец, — одобрительно сказал Стром. — Неплохо. Еще раз…