Спасла положение, понятное дело, Комарова. Когда они, все вместе, включая шофера, ввалились с этой шуршащей горой в маленькую квартирку на седьмом этаже — Марина Николаевна застыла, с непониманием разглядывая вошедших, сложив руки на груди.
Здравствуйте, Марина Николаевна, — важно сказала красавица Ирина. Голос у нее звучал как-то странно. Как будто она наелась до отвала очень сладких конфет. — А мы тут решили сюрприз устроить, на день рождения.
Какой день рождения? — не понимающе выдавила из себя Марина.
У Ани же был день рождения, а мы не успели ее поздравить, — с маленькой ноткой извинения произнесла Ира. — Вот мы с Маратиком собрали с наших остолопов в классе денежку, и вот… Прошли по магазинам. Тут мы вам халатик подобрали, посмотрите, на него сумасшедшая просто скидка была. Аня носить не будет, наверно. Но вам подойдет. Или я могу его забрать…
И с этими словами Комарова ловко достала из горы толстый пакет и вытащила из него настоящее чудо, серебристый, гладкий розовый шелк, развернула, встряхнула. У Нечаева аж дыхание перехватило, как он представил Марину Николаевну… вот в этом…
Мам, я тебе тушь взяла, смотри, — вмешалась Травина. — Там сегодня если покупаешь, вторую в подарок.
Настоящая Шанель, — подхватила Комарова. — У меня такая есть, но не деменшион, а маскара. Я думаю, себе тоже такую возьму…
Красавица четко отыгрывала роль прилипалы-жадинки, которая попала под водопад неслыханной щедрости, и готова воспользоваться ситуацией по полной программе. Она тоже понимала, что у матери Ани непременно возникнут вопросы по поводу всех этих покупок, на умопомрачающую сумму.
Если бы Ира и Аня пошли вдвоем, то они бы не купили и половины этих богатств. Комарова в полной мере воспользовалась расцветающей славой Марата. Она, вращаясь в довольно высоких сферах со своим ухажером Сергеем — прекрасно слышала разговоры о персоне Нечаева. К ней даже подходили пару раз — спросить, правда ли она одноклассница Зуболома? Если бы девушка не знала ситуацию, то она тоже бы недоумевала, и строила догадки.
Такие, что Марат внебрачный внук или даже сын всемогущего Деда. Что Дед собирается со временем передать этому отличнику бразды правления, пусть не все, но значительную часть. Сам ведь Марат ничего не рассказывал — просто потому, что ничего не знал.
Конечно, он наверняка догадывался, но пока все укладывалось в рамки мальчишеского мировоззрения. Да, он долго тренировался. Он превратил свое тело в идеальный механизм для борьбы, а мозг — в совершенную вычислительную машину, способную решить самые невероятные задачи. И поэтому его все вокруг знают.
Это далеко не шутка, выигрывать на протяжении двух лет зачин перед битвой. Ну, честно говоря, не выигрывать, а «не проигрывать». Ведь так и было установлено в условиях — не проиграть. Не крикнуть «Сдаюсь» или «Хватит». Не стукнуть рукой по земле в извечном жесте позорной сдачи. Не попасть на болевой прием, не упасть без сознания, не побежать на свою половину. И он не просто ни разу так не сделал — но более того — все его одиннадцать соперников по всем уличным, пацанским и даже взрослым понятиям — проиграли, сдались. Ему, маленькому уличному бойцу!
Конечно, это приносит любому человеку серьезную славу. Для Марата то, что его знают все и везде — было как нечто само собой разумеющееся.
Ира с Аней, сообразив, что никто не собирается их выгонять из дома и сдавать все богатства обратно — прошмыгнули в маленькую комнатку, вместе с пакетами. Шофер, который помог ребятам все это донести — учтиво кивнул головой, и исчез.
Марат и Марина остались в прихожей одни.
Юноша смотрел на Марину Николаевну, и слова застревали в горле. Их было так много, этих слов, что он не понимал с чего именно начать.
В какой-то момент он понял, что банально боится. Он и раньше испытывал некую робость в общении с девушками, но как сам считал — давно сумел это преодолеть. Но это же совсем не девушка. Это женщина, почти вдвое его старше! Наверняка опытней, и намного.
Марина Николаевна тоже смотрела на мальчика, стоящего перед ней. В какой-то момент она поняла, что ещё секунда — и зальется краской, как неопытная девчонка. Настолько пристально и внимательно этот мальчик ее рассматривал. И, похоже, прямо через одежду.
Я прошу прощения за прошлую ситуацию, — вдруг сказал этот юноша, и Марина поразилась глубине этого спокойного голоса. — Я вас просто перепутал. Но это и не мудрено. Вы поразительно красивая женщина.
Сказав эти заранее заготовленные, отредактированные и отрепетированные фразы, Марат почувствовал, что его щеки загорелись. В голове же у Марины Николаевны промелькнула мысль, что впервые в жизни она слышит столь прямой, и тем не менее — чрезвычайно изящный комплимент.
Спасибо, — растерялась она. В голове промелькнула мысль, что мальчика неплохо бы напоить кофе…
Там девчонки разной помады накупили, просто ужас, — как ни в чем ни бывало продолжал Марат (кто бы знал, чего стоило ему это показное спокойствие!). — У вас какой цвет любимый?
Выдав эту, уже совершенно неподготовленную фразу, Марат своим инстинктом борца вдруг понял, что сделал что-то очень правильное и верное. Все его чувства просто кричали: ты молодец! Правда, что делать дальше, и что означает его "правильное" действие, и как им воспользоваться — Марат не понимал.
Марина Николаевна, поняв, что диалог завязался, с облегчением вздохнула:
Даже не знаю. Мне всегда нравились спокойные тона. Но сейчас бы с удовольствием попробовала что-то…
"Необычное", — закончил про себя Марат. Она сейчас попробовала бы что-то, необычное… Сейчас.
Это, как понял юноша, какая-то чрезвычайно важная информация, он узнал нечто очень ценное. Сейчас бы развить успех, и просто понять, что именно необычное хочет попробовать эта женщина. Опробовать одну из покупок? Или попробовать… его?
Знаете, я столько сейчас помотался по магазинам, и все настолько… странно… Что, знаете, я бы с удовольствием что-нибудь выпил. Например, кофе, — тотчас уточнил юноша.
О, да, конечно, — тотчас согласилась Марина. — Сейчас поставлю чайник.
Она скользнула на кухню, взяла почти пустой чайник в руки, и пока наливала в него воды — обессилено прислонилась плечом к стене. Что происходит? Этот сильный, глубокий, мощный голос, который как будто говорит слова, а на самом деле в каждом звуке слышится: я тут хозяин… Этот спокойный, пронизывающий взгляд, который пошел бы больше сорокалетнему мужчине. Эти уверенные, спокойные, гибкие и исполненные мощью движения. Да у нее руки дрожат! Если он сейчас войдёт, и обхватит ее за талию, то она растает и обмякнет в его руках как теплое мороженное. Да она просто мечтает об этом…
С вами все в порядке? — раздался за спиной все тот же голос с завораживающими интонациями. Марина чуть не подпрыгнула от этого вопроса. Все ли в порядке? Далеко всё не в порядке, мой мальчик…
Марат же, судорожно вспоминая, что он читал по психологии общения и допроса, судорожно пытался выстроить стратегию. Этого самого общения. А лучше — допроса. Допросить эту женщину, с пристрастием, что она чувствует, что она хочет, как она хочет? Но как, черт побери, это сделать? Стандартным способом, как в учебниках-пособиях? Три-четыре ничего не значащих вопроса, и потом основной? Ваше имя, фамилия, место проживания…, а не хотите ли потрахаться со мной? Черт!
Кто бы научил! Кто этому вообще может научить — узнать, что человек думает, и притом, чтобы жертва даже не догадалась, что именно ее спрашивают. Ведь это возможно, совершенно верно, и многие это умеют делать. А что делать ему, шестнадцатилетнему пацану?
Да, со мной все в порядке, — ответила Марина Николаевна. — Просто на работе немного устала…
Они сидели на кухне, разговаривали о пустяках, Аня и Ира время от времени забегали, поодиночке или вместе, чтобы похвалиться очередной обновкой.
Одно было ясно — бури не будет. Марина Николаевна не будет задавать лишних вопросов: что это, откуда и зачем. Их маленькая шалость — удалась.
Марат же, чувствуя, что сегодня он сделал еще один шаг к пониманию женщин, быстро сообразил, что ему пока не хватает знаний. Он не стал форсировать ситуацию, просто немного посидел, через десять минут попрощался, и скоро стоял в дверях.
Я как-нибудь еще зайду? — спросил он хозяйку квартиры.
«Обязательно», — чуть не выкрикнула Марина. Но сдержалась:
Да, конечно, — сказала она вслух, и подала руку.
Марат поймал тонкую ладонь. Глядя прямо в глаза женщине, он накрыл эту хрупкую ладошку своей рукой. И почувствовал, что никто и не пытается вырваться из захвата, а скорее всего — и наоборот. И будет совершенно уместно (пока никого нет) — притянуть эту женщину к себе, обхватить за талию, и поцеловать, без всяких языков, но чуть-чуть прикусив ей губу, как учила Алёна…
До свидания тогда, — сказал Марат, и вышел в темноту подъезда.
Марат чувствовал себя художником, осваивающим новые и новые приемы искусства. Он давно прочитал Фромма, и тоже был уверен, что любовь — это не предмет и не наука, а искусство. Если раньше, как начинающий, он владел только базовыми приемами, то теперь постепенно улучшал их, стремясь к совершенству. Его арсенал пополнялся новыми знаниями и умениями — и они тоже совершенствовались, сначала в воображении юноши, а затем и в реальности. Словно в той же живописи…
Марат поставил себе цель — научиться понимать, что говорят женщины. Не пытаться самым банальным способом отгадать их мысли, нет. Научиться задавать правильные вопросы. Как тот, что он задал Марине Николаевне, про её любимый цвет.
Проштудировав гору источников, он, наконец, напал на нужный.
Это были так называемые тесты по Фрейду. Имел ли к ним отношение сам Зигмунд — неизвестно, но метод казался вполне рабочим.
Суть в том, чтобы спросить у человека так, чтобы ответ формировался в глубинах подсознания. А человек вынужден отвечать осознанно, то есть сознанием и человеческой речью формировать правдивый ответ. Просто потому, что не очень понимает — что именно его спросили?
Например, спроси у человека цвет — и узнаешь его настроение. Но… На самом деле важно то, с чем именно тестируемый человек этот цвет ассоциирует. Что именно он говорит об этом цвете.
То есть, тогда Марина Николаевна совершенно определенно ответила, что у нее сейчас необычное настроение. И можно было уточнить — какое именно «необычное». Уточнить прямо по цвету помады! Надо было только спросись почему именно красный!
Конечно, спросить подсознание можно не только по поводу цвета. Животное (не обязательно любимое) — обозначало, как человек воспринимает себя. Как относится к себе? В своих глазах? Это мог быть тот же лев, тигр или волк. Но, опять же, главное — не сам зверь, а что с ним ассоциируется.
Человек мог сказать, что его любимое животное — мышь. Сейчас эта мышь была робкая, пушистая, беззащитная. Через пять минут — этот мышонок был храбрецом со шпагой, этаким Рипичипом из Хроник Нарнии. Как человек меняет свои настроение и ощущения — так и подсознание выдает правдивые и достаточно четкие определения, но только на текущий момент.
Затем Марат узнал, что обозначают ассоциации с дорогой, домом, сундуком, стенами, лесом.
И, наконец, добрался до самого восхитительного — до воды…
Это было необыкновенно. Юноша чувствовал, что он освоил совершенно необычную технику. Как мудрый и опытный психолог, он мог теперь с отсутствующим незаинтересованным видом задавать как будто ничего не значащие вопросы, и узнавать чуть ли не подноготную о собеседнике.
Все это он прочитал и изучил через планшет, постоянно находясь на мостике «вперед» или «назад». О да, он прекрасно понимал, что последняя схватка не за горами. И противник у него более чем серьезный. Гораздо сильнее его, быстрее в реакции. Может быть даже более ловкий. Куда более опытный, например, в размене ударами. Марат понимал, что никакого размена быть не должно. Что он упадет — после первого же удара. Руку соперника, и даже ногу — ему теперь поймать не удастся. Оставалось только одно — держать его как можно ближе. В захвате, в клинче. Бить головой, как и сказал Стром. Это единственный вариант, других нет.
Поэтому он качал на мостике шею. Мог стоять, уперевшись головой в паркетный пол, без рук, — не минуту, а десятки минут. Кости черепа скоро станут такими твердыми и прочными (хотя они уже и были такими), Марат это чувствовал, что, даже ударив головой в кирпичную стену — еще неизвестно кто выдержит — его череп, или стена.
Когда шея и лоб уставали — он висел на одной руке. На правой он мог провисеть уже десять минут. На левой — только восемь…
Каждый вечер они отрабатывали клинч-захват со Стромом. Огромный Стромов двигался удивительно быстро и пластично, иногда ему удавалось высвободиться.
Он боксер, — говорил Стром. — При этом гораздо сильней тебя. Поэтому примет твой рывок грудь в грудь. Не попытается убежать, скорее всего, еще и шаг вперед сделает. Даже руки твои не попытается откинуть. Потому что знает, что выдержит любой твой удар. Вот на этом мы и сыграем, мелкий. На этом мы его и подловим…
Все это время Марат читал, впитывал как губка, проигрывал ситуации в голове, снова и снова. В школе у него недостатка в подопытных не было. Очень скоро он узнал о своих одноклассниках много интересных вещей. Что худющая волейболистка Ольга Чуланова ассоциирует себя с коровой — толстой и неповоротливой, с грустными глазами. Что весельчак Алексей с очень веселой фамилией Любимый — видит свою будущее как дорогу через лес, со многими препятствиями, а его веселье — лишь попытка заполнить пустой сундук, в затянутом паутиной доме… Что сексуальность красавицы Ирины Комаровой — похожа на озеро, в лесу, отгороженная ото всех, на берегу которого можно расслабленно лежать, но не залезать, потому что вода очень холодная…
В тот день было все как обычно. Как будто — обычно…
Подъем, утренняя пробежка, домой, под душ.
В ванной Марат заметил, что дышит как-то неглубоко, и слишком часто. Он заставил себя успокоиться, и дышать полной грудью. В школу он шел в какой-то странной тишине. Как будто люди смотрели ему вслед, но без малейшего слова и звука. И даже веселые синицы переставали чирикать, когда он проходил мимо. Перед входом в вестибюль стояла толпа — но она распалась, расступилась, тоже без единого звука, в молчаливом почтении — образовала широкий проход. С ним сегодня не здоровались, старались вообще не подходить, чего Марат и не заметил сначала. Девчонки глядели с испугом. А парни — как то чересчур нахмуренно. Учителя не задавали никаких вопросов мрачному Нечаеву, который пересел сегодня за последнюю парту.
После уроков, уже по дороге домой, Марату преградила путь тройка друзей: Граф, Комбат и Мурый.
Юноша остановился, вглядываясь в хмурые лица.
Готов? — спросил внезапно Граф.
Я же пионер, — отозвался Марат. — Последний чертов пионер в этой гребанной школе. Я всегда готов…
Друзья молча расступились, и Марат пошел дальше.
В шесть вечера он был на заднем дворе. Все как обычно. Вот только вывернув из-за угла школы, Марат чуть не вскрикнул от удивления.
Здесь собралось человек двести, не меньше. Бойцы стоят кружочком. Вокруг них — взрослые ребята. Несколько дорогих машин. Стайки девушек. Малышня какая-то. Их классная руководительница, Вера Борисовна — она тоже здесь!
Все, как только Марат появился — затихли. Только десятки глаз вглядывались в его лицо.
Взгляд Марата стал каменным. Он без какого либо страха посмотрел в эти глаза. Всем, каждому. И увидел то, что не доступно остальным.
Они в него — верили!
Они пришли не прощаться, не пожелать удачи, не пожалеть. Они пришли потому что верили в маленького уличного бойца.
Он не должен их подвести.
И он не подведет.
Давай, мелкий. Не подкачай. Устрой им там всем, — проворчал в тишине Стром, который стоял с какими-то квадратными мужиками ближе всех. — Кто сильней?
Мы — сильней, — отозвался Граф, но не криком, а вполголоса, чуть ли не шепотом.
Мы — сильней! — взвился голос Комбата.
Мы — сильней!! — заорали на все басы мужики около дорогих иномарок, за ними взвизгнули девчонки, подхватили бойцы.
Мы!!! Сильней!!!