И я с удивлением обнаружил, что лицо той «фигуры», на постаменте, округло-расплывчатое и простодушное (этакий фонвизинский «недоросль», Митрофанушка: «Нуль да нуль — нуль»), и лицо Ползунова, что стоял сейчас в двух шагах от меня, продолговато-строгое, умное, с жестко выступающими скулами («Мы, все те, кто сын Отечества»), совсем не похожи — как будто лица двух разных людей.
Меня это крайне смутило еще и потому, что лицо Ползунова, стоявшего рядом, отнюдь не совпадало и с тем обликом и портретом, который пытался и я воссоздать. Там, в повести, он голубоглаз, с «пшеничной розвязью» волос, а этот, настоящий, как мне думалось в тот миг, скорее шатен, чем блондин… Увы, схема рушилась!..
И все же нахожу в себе силы и говорю, что памятник этот благодарные потомки установили ему, великому русскому теплотехнику, дабы имя его увековечить… Похоже, его это тронуло, взволновало, и он спросил: «Неужто помнят, не забыли меня потомки?» Да, да, поспешил я заверить, помнят… хотя было время забвенья, но теперь его имя не только на слуху, но и в названиях улиц, железнодорожной станции близ Барнаула, научно-исследовательского института в Санкт-Петербурге, Колыванского камнерезного завода и горно-металлургического техникума на родине его, в Екатеринбурге, есть теплоход его имени, Ползунова сегодня чтут, пишут о нем…
Он усмехнулся смущенно и перебил: «Порато много для одного человека». И я опять поспешил уверить его в обратном. Но он более ничего не сказал, круто повернулся и стал удаляться, все ускоряя и ускоряя шаги — и разом исчез, словно растворился в текучей утренней дымке…
Открываю глаза и пытаюсь понять — что это было? Обычный сон? Или сон «исторический», вещий? Вдруг возникает желание, острое нетерпение — тотчас вернуться к рукописи и многое переиначить, исправить, привести в соответствие с настоящим обликом Ползунова… Но внутренний голос останавливает: а где же «настоящий» портрет? Ведь это всего лишь сон, игра воображения, мистика… Да и в том ли суть? Правда истории не во внешних чертах и сходствах, кои безжалостное время затушевало и скрыло от нас, а в тех глубинных связях, без которых нет настоящего и немыслимо будущее.
«Бесчисленное множество прекраснейших подвигов не оставило по себе ни малейшего следа, — заметил однажды Монтень, — и только редчайшие из них удостоились признания…»
Вот к этим редчайшим и относится жизнь-подвиг Ивана Ползунова, оставившего по себе столь глубокий след… Аминь.