Когда Роберт вернулся, озабоченное выражение его лица прояснилось.
— Ну вот что, — сказал он, — эта добрая женщина заняла мне денег. На билет хватит. Я лечу, поскольку ждёт Манаджаров. Ты у неё останешься заложником. Прилетев, я высылаю ей долг, а тебе — сумму на возвращение.
— Как это тебе удалось? — восхитился Георгий.
— Некогда, некогда, давай собираться.
На улицах их ожидало чудо. Выпал снежок и осел мягким пухом на кипарисах и пальмах.
— Зима приближается, — сказал Георгий и поёжился.
— Вот это сюрприз. — Роберт достал из кармана берет.
Снег был неуверенный, невесомый, кажется — дунь и улетит. Но бело-зелёные кипарисы казались строгими и торжественными.
Они долго ехали в автобусе и чем дальше отъезжали от города, тем всё мрачней и тревожней становился осенний пейзаж. Роберт подумал, что чем роскошнее юг летом, тем сиротливей и беззащитней он в холодные дни.
В аэропорту они легко достали билет, и, так как до посадки ещё оставалось несколько минут, они провели их в мирной беседе и воспоминаниях.
— Интересно, — сказал Роберт, — зачем я понадобился Манаджарову?
— Скоро узнаешь, — сказал Георгий. — Возможно, ему нужен твой совет.
— Как только ты приедешь, мы встретимся все трое, — посулил Роберт.
— Буду очень счастлив, — сказал Георгий.
Потом спросил:
— Ты говорил с матерью по телефону? Ты собирался…
— Нет, — сказал Роберт, — я хотел узнать номер рейса.
— Может быть, ещё успеешь? Здесь есть междугородный.
— Лучше я ей дам телеграмму, — решил Роберт. — Она очень любит подробности, разговор может получиться долгий.
— Но телеграмма придёт позже самолёта.
Роберт задумался.
— Тогда я позвоню соседке и сообщу номер рейса ей. Скажу, что матери не смог дозвониться.
Так они и поступили. Соседка сказала, что немедленно передаст все сведения.
— Хорошо, что ты мне напомнил, — сказал Роберт. — Иначе она могла обидеться.
— Родители часто обижаются, — заметил Георгий.
— Причём они сами во всём виноваты, — вздохнул Роберт. — Если б они не так любили учить, с ними б гораздо охотней общались.
— Когда они мне что-нибудь говорили, — сказал Георгий, — я про себя считал до тысячи. А сам кивал. Ещё когда я был дитя, я сам придумал. Они говорят, а я считаю себе и киваю. Ни единого слова не слышу.
— Моя мать очень хорошая женщина. — Роберт махнул рукой. — Всё мне готова отдать, я знаю. Но это, знаешь, сильнее её. Возможно, родители не виноваты в своём занудстве, очень возможно. Я допускаю, что они так биологически закодированы. Как у тебя появляется младенец, в тебе происходит какой-то акт, какой-то особый обмен веществ, и ты становишься занудой и недалёким существом. Искренне начинаешь верить, что стоит слово тебе сказать, и твой ребёнок станет таким, каким тебе хочется. Смех, да и только!
— Но хорошо, что ты позвонил, — сказал Георгий.
— Конечно. И я тебе благодарен. — Роберт потрепал его по плечу.
— Жаль, что ты уезжаешь, — сказал Георгий.
— Ничего, скоро увидимся.
Было видно, что Георгий растроган.
— Очень славно мы с тобой пожили.
— Что и говорить.
— И в работе я сильно подвинулся, — сказал Георгий. — Я просто чувствую, как во мне что-то зреет.
— И я тоже, — признался Роберт. — Подспудно идёт большой процесс.
Объявили посадку. Роберт взял чемодан и пошёл к турникету. Георгий шёл рядом.
— Ну, счастливо.
— Счастливо.
Они пожали друг другу руки.
— Поклон Манаджарову, хотя мы и не знакомы.
— Считай, что вы уже познакомились.
— И Нонне передай мой привет.
— Передам, но не сразу. Ей придётся помучиться за своё молчание. Несколько дней я её выдержу.
— Это, конечно, не помешает, — сказал Георгий.
— Но если правду сказать, я по ней соскучился. Всё-таки я к ней очень привязан.
— В том-то и дело, — вздохнул Георгий. — Привязчивость — наша ахиллесова пята.
— Она славная, — заметил Роберт. — Я бы даже сказал, лучше многих.