Стоя у ворот, я сразу обратил внимание на нескольких сверстников и сверстниц, в сопровождении старших родственников волокущих чемоданы ко входу. Вряд ли все они простолюдины с проснувшимся даром, тем более, что блеск перстней у некоторых виден и отсюда, стало быть, на территории академии таскать свои вещи дворянам не зазорно. Ну, и ладно. Разве что три единицы груза в двух руках плохо помещаются — надо будет учесть, когда в конце месяца приеду заселяться для учёбы.
Я пристроился за парой будущих студенток — не то сестёр, не то подруг. Шли они слишком медленно, как с моей привычной скоростью сравнивать, но обгонять их никакого желания не было. Нет, поймите меня правильно — я молодой парень, впереди красивые, во всяком случае — с этого ракурса, девчонки, могу я хоть полюбоваться⁈ Мог и любуюсь, ещё бы груз как-то сделать чуть удобнее. Нужно было не баул «потерять», а этот вот мягкий чемодан, который бабушка решила назвать сумкой, только вещи переложить.
Вообще-то вопрос с девушками он такой, сложный, хоть и интересный. В гимназии что-то затевать — ни-ни, только «чисто эстетическое удовольствие» по выражению моего приятеля Сашки Поползнева. Нет, конечно, были и такие одноклассницы, что не против более близкого знакомства, но дело портил один существенный недостаток: они все очень хотели замуж. Наши же кумушки не упустили бы возможности распустить сплетни и раздуть до масштабов пожара любой намёк и любую искорку — вон, как про меня и Розу Брусникину наговорили, хотя мы ни сном, ни духом вообще.
В «весёлые дома» или к не менее «весёлым вдовушкам» гимназистам заход был категорически запрещён. Более того, даже по улице мимо пройти могло вызвать вопросы на тему: «А что гимназист делал в этом месте, да ещё и в вечернее время»? Так что предпочитали порой крюк сделать, но обойти «опасный район». Не успел закончить гимназию — начался траур по отцу. Да, я действительно горюю по нему, пусть стараниями Рысюхи, спасибо ей, боль ощущается как старая, уже пережитая, но она есть. Но — ни в каких увеселительных мероприятиях я не участвую (и не надо), даже на выпускной вечер в гимназию не явился. И походы к девочкам — тоже под строгим запретом. Нет, если бы у меня была официальная невеста (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не накаркать), то отношения с ней прерывать никто бы не потребовал, но… Может, в Академии что-то сладится?
За размышлениями о девушках в целом и любованием двумя конкретными дошёл до стойки регистратора. Оказывается, мест уже не хватает, отдельные номера ещё не закончились, но каждая кровать на счету и снять одному двухместную комнату нельзя, только с подселением. Пришлось соглашаться жить с соседом — с другой стороны, в общежитии будет так же, можно считать это тренировкой. Заодно узнал, где и кому можно сдать костюм для приведения его в порядок.
Соседа по комнате на месте не оказалось. Оно и не удивительно — сам не собираюсь сидеть взаперти, тем более что дел много. Быстро разобрал вещи: чемодан — под кровать, сумку — на кровать, костюм в одну руку, саквояж — с другую и тоже убежал.
Выяснилось, что на услуги по приведению в подобающий вид одежды тоже спрос ажиотажный, но полтинник сверх обычной ставки позволил найти местечко в очереди. Думаю, если бы дал рубль, то забрать можно было бы уже сегодня вечером, край — завтра с утра, а не после обеда. Так или иначе, в гостинице пока что ничего больше не держит. Десять утра, ну, пара минут сверх того. Что мне нужно сделать сегодня?
Зайти в академию, уточнить время, место и порядок проведения церемонии зачисления, что иметь при себе, чего не иметь и так далее. Съездить в город, в местное управление Корпуса — по давешней договорённости, надо отметиться у Мурлыкина. Оно бы лучше, конечно, дождаться зачисления и заехать по дороге домой, но кто его знает, сколько у меня будет времени перед поездом и будет ли он сам на месте? Кстати, насчёт поезда — голова утром у меня явно не работала, как надо, не зашёл в кассу, даже с расписанием не ознакомился. Так что ещё одно дело в центре. Там же где-то надо будет найти место и пообедать.
В академии немного задержался — чуть было не забыл досдать документы — из гимназии табель, характеристики и прочее, чего в прошлый приезд на руках не было, потому как ещё не выдавалось, хоть я экзамены все и сдал досрочно. Пока узнал, что именно и кому сдавать, пока нашёл принимающих, пока сдал — полчаса как не бывало.
Перехватить пролётку, на которой приехал очередной поступающий с родственниками, труда не составило, сегодня здесь возчиков было больше, чем желающих уехать. Проблемой оказалось то, что я не знал адреса управления, пришлось пока ограничится простым «в город». Я, видимо, так до конца ещё и не проснулся, или беготня по кабинетам так меня пришибла, но минут двадцать, не меньше, сидел и гадал, где и как узнать адрес жандармерии, пока не понял, что я веду себя как дурак. У меня же перед носом извозчик, который просто обязан знать город!
— Любезный, вы случайно не знаете, где у вас в городе губернское управление отдельного корпуса жандармов расположено?
Возчик вздрогнул и как-то затвердел спиной.
— А вам туда зачем, вашбродь⁈
— Встреча у меня там рядом назначена.
— Аааа… Да, знаю, конечно! Вас там куда?
— Давай к главному входу, там разберусь.
Лихач выдохнул и успокоился, но время от времени всё-таки косился в мою сторону, а когда доехали назвал сумму меньше ранее запрошенной и мгновенно скрылся. Странный какой-то.
Внутри здания я подошёл к дежурному. Предъявив документы, включая удостоверение внештатника, спросил, где найти четвёртое отделение и конкретно старшего следователя Мурлыкина, Василия Васильевича. Тот внимательно проверил все бумаги, вписал меня в журнал посетителей, где пришлось расписаться, после чего рассказал куда пройти, где повернуть и как потом через внутренний дворик добраться до того крыла, где размещались коллеги Мурлыкина и он сам. Прошёл, повернул, вышел, даже нигде не заблудился. Но следователя на месте не оказалось: очередной дежурный, на входе уже в это здание, позвонил куда-то по телефону, с кем-то там поговорил и заявил:
— Оне вышедши, и когда вернутся не сказамши. Что-то передать их благородию?
— Передай, что заходил Рысюхин из Смолевичей по ранее оговорённому делу. Зайду снова часа через полтора-два.
Назад шёл другим путём: стоило только нырнуть в арку, чтобы попасть на тихую узкую улочку, по которой вышел на более оживлённую. Там поймал очередного лихача и попросил отвезти к вокзалу. Тот покосился странно, но повёз. Катал минут пятнадцать, пока высадил около уже знакомого здания. Когда он отъехал, я обернулся и над крышами домов буквально в полутора-двух сотнях метров увидел приметную башенку на том доме, около которого садился в коляску! Вот же прохиндей — увидел приезжего и решил на мне заработать. В расписании нашёл ещё один странный поезд, Могилёв — Рига, через Минск и Вильню. Немного смущало то, что в Минск он приходил за сорок минут до отправки последнего поезда на Смолевичи, если будет опоздание — придётся ночевать где-то в Минске или пытаться выдумать ещё что-то. Отправление в восемь утра, выехать из гостиницы придётся не позже половины седьмого — рановато, опять не высплюсь, но, может, в поезде удастся подремать?
Купив билет, решил пообедать в вокзальном ресторане, чтобы не бегать по городу в поисках источника пропитания. Ну, что сказать? Очень похоже на столовку в нашей гимназии, только ещё менее вкусно, как мне показалось, и при этом вдвое дороже, чем в минской ресторации, где обычно кормятся жандармы. Фу, короче, явно рассчитано на проезжих, которые поедят и уедут.
После обеда я немного передохнул на лавочке и сделал то, что давно хотел, но в пролётках было неудобно, в гостинице не подумал, а в жандармерии счёл неуместным. А именно: вынул из саквояжа свой револьвер с кобурой и пристроил его на бедро. Портфель разом стал как минимум вдвое легче и намного худее, так носить гораздо удобнее, без сомнений. Сойдёт за признак статуса, вместо клинка.
Обратно в жандармерию решил пройти пешком: и прогуляться, и начать изучение города. Свернул от вокзала направо и стал исследовать все проходы, ведущие в нужную сторону. Дважды заходил в глухие дворы, не имеющие иного выхода, один раз забрёл в тупик, воняющий собачьими испражнениями, откуда поспешил уйти как можно быстрее. С четвёртой попытки, наконец, вышел на параллельную улицу — ту, где ловил лихача для поездки на вокзал. А на подходе к нужному дому встретил Мурлыкина.
— Василий Васильевич, здравствуйте!
— О, Рысюхин! Добрый день! Вы здесь проездом, или как?
— Приехал поступать в хозакадемию, документы все там, зачисление послезавтра, пятого. Приехал сегодня, забросил вещи в гостиницу и решил к вам заехать, как договаривались.
— Сразу к нам? Похвально.
— Да ладно… Всё равно делать нечего: номер снял, документы сдал, костюм в чистку отдал. Города не знаю, знакомых, кроме вас, нет…
— Да уж, разные причины прийти к следователю слышал, но чтобы со скуки — первый раз! Ладно, не обижайся, помню, что договаривались. Шучу я так.
Что-то он расшутился — раньше такого за ним не замечал, наоборот, он Евгения Мироновича одёргивал, если тот излишне увлекался. Видимо, настроение у него хорошее, даже очень. За разговором дошли до входа в здание. Дежурный покосился на кобуру с револьвером, но сдавать оружие не потребовал — хватило присутствия сопровождающего и наличия у меня какого-никакого, а удостоверения сотрудника.
В кабинете Мурлыкин пригласил «располагаться», сам же зашёл за стол и вытащил из открытого большим ключом шкафа несколько укладок с документами.
— Минские коллеги прислали мне ваши документы. Кстати говоря, очень хвалят, с упором на аналитические способности. И последнее большое дело, что с вашей подачи закрутилось, тому доказательством. Кстати, за подсказку с солью и керосином отдельное спасибо. Правда, вы ещё спички упустили из списка «чувствительных» товаров. Но и так неплохо вышло, можно даже сказать, хорошо получилось.
Мурлыкин довольно зажмурился, став на какое-то мгновение до невозможности похожим на кота, настолько, что даже мелькнула шальная идея почесать за ушком. Но он сразу же открыл глаза, встрепенулся и наваждение мигом исчезло, как не бывало.
— Основные итоги будут подводиться ближе к концу месяца, но предварительные уже есть, и, могу сказать, они приятные, в том числе и для вас, разумеется. Нет, просто замечательно всё, благодаря вам вышло! Побегать, конечно, пришлось, но основная суета досталась СИБовцам, главные шишки — МВД, поскольку проспали полностью. А мы и выявили, и доложили, и участие приняли, со всех сторон красавцы.
Василий Васильевич хлопнул ладонями по столу и подытожил:
— Ладно, хватит мечтать и делить тот макр, что ещё по изнанке бегает. Вы, конечно, молодец, и высшие баллы по логике, математике и натурфилософии доказательством, что это не какое-то случайное, разовое озарение. Но давайте к делу. Сейчас давайте я вас познакомлю с руководителем и сотрудниками местной лаборатории, а пятого, после зачисления, к вам начальник службы безопасности академии или сам подойдёт, или вызовет невзначай через кого-то из сотрудников, для знакомства.
— Вы так всё планируете… А если я не поступлю?
— С чего бы? Успеваемость на уровне, даже выше требований. Характеристики хорошие. Ну, и мы заинтересованы в некоторой степени. Так что если ничего катастрофического или сверхъестественного не произойдёт, то переживать не о чем. Так, «дяди» уже все должны с обеда вернуться и даже послеобеденного чаю напились, пойдём.
Если минская лаборатория, при всём налёте лёгкого раздолбайства сотрудников, стараниями Пруссакова всё же выглядела как солидное казённое учреждение, то могилёвская обладала каким-то уютом, что ли? Заведовал лабораторией относительно молодой начальник, чуть старше тридцати, которого представили мне как Пескарского Сергея Михайловича. Выпроводив Мурлыкина (тут оба заведующих были на редкость похожи) он начал знакомство с коллективом и лабораторией:
— Коллектив у нас молодой, старшему, его сейчас нет на месте, в отпуске — тридцать четыре года, младшему, не считая вас — двадцать пять, остальным двадцать восемь — тридцать. То есть, все почти одногодки, все выпускники двух ВУЗов, все нетитулованные дворяне — поэтому обстановка у нас тут простая и своеобразная. Ещё нюанс: у нас тут четыре Сергея, пять Геннадиев и три, то есть — четыре, Светланы. Так вот совпало. По имени друг к другу обращаться — запутаешься, по фамилии — слишком официально, поэтому в ходу всякого рода прозвища. Поначалу непривычно и, возможно, даже шокировать может, но потом, наоборот, почти семейная обстановка получается. Может, поэтому, а может ещё из-за чего, никто уж не помнит, все называют друг друга, да и себя в третьем лице «дядями».
Как бы в подтверждение этому из-за приоткрытой двери раздалось раздосадованное:
— Дядя Гена, дядя Гена! Сундук ты с клопами, дядя Гена, а не химик-эксперт! Пробирки мыть надо, тщательно мыть, а не вот это вот всё! Ладно, образец ещё есть, повторим…
Заведующий аккуратно прикрыл дверь и повёл дальше:
— А вот тут у нас самое светлое помещение в городе!
Комната оказалась вотчиной трёх Светлан, из которых на месте была только одна, и тем источником, из которого по лаборатории расползались уют, зелень и всякие украшательства.
Я задал очень важный для меня вопрос:
— Скажите, насчёт оформления бумаг. В Минске есть специалист с помощниками, которому можно поручить за долю от стоимости экспертизы. А у вас с этим как? Просто я не понимаю, как можно выучить все эти правила и не свихнуться!
— У нас для этого есть Светлана Мефодьевна. Она числится у нас на полставки, вторые полставки у неё в бухгалтерии, там и размещается в отдельной комнатке. Дама монументальная во всех смыслах, с ней знакомиться надо отдельно. Зато и спорить с ней никто не рискует, не говоря уж о том, чтобы её документы на доработку возвращать.
После обхода Пескарский отвёл в «главное помещение лаборатории» — выделенную небольшую не то кухню, не то гостиную, с большим чайником, запасом чая нескольких видов, сахара, печенья и прочего. Сотрудники закупали это частично вскладчину, частично за счёт «представительских расходов», выделяемых на лабораторию. Нас там уже ждали все имеющиеся на месте сотрудники числом шесть человек.
— Так, предлагаю чуть-чуть отметить появление у нас нового человека, хоть и не Сергея, и даже не Геннадия! — это Пескарский. — Кто чем хочет, хоть даже чаем! А у меня есть коньячок, подарили на днях…
Сергей Михайлович вынул из одного шкафчика красивую плоскую бутылку и шесть разнокалиберных рюмок. Одновременно кто-то начал резать ранние яблоки, кто-то ломал шоколадку — все оказались при деле, кроме меня.
— Извините, мне так неловко… Я не думал ни о чём таком, не приготовился, с собой ничего нет… Может, я сбегаю куда-нибудь?
— Успокойтесь, ещё набегаетесь, как младший. Мы и не предупреждали, со своей стороны. Приедете в сентябре на постоянной основе — проставитесь, если так хотите.
В этот момент Заведующий вскрыл бутылку и стал разливать по рюмкам светло-коричневую жидкость. Я посмотрел на неё и не смог сдержаться:
— Извините, Сергей Михайлович, но вас, похоже, обманули. Это не коньяк.
— Ну, бренди, какая разница⁈
— И не бренди тоже, — я вздохнул. — Это, как-никак, моя работа, химанализ подобных образцов делать, плюс семейное дело. Это — самоделка. Самогон, но хороший, очищенный, как для себя сделанный, настояли на дубовых опилках для вкуса и луковой шелухе для цвета. Никакой отравы в составе нет, если спирт не считать, но при этом явная подделка, и довольно грубая: самогонка даже не ягодная, не говоря уж о том, чтобы виноградная.
— И что, вот так вот, на глаз⁈ — судя по голосу это тот же самый Гена, который именовал себя «сундук с клопами».
— Почти. Родовая способность, плюс ещё кое-что. Ну, и родовая же тайна, извините. Господину Пескарскому я расскажу то, что нужно для нормальной работы… — я виновато развёл руками.
— Никаких «господин Пескарский» чтобы я здесь, по крайней мере — без посторонних если, не слышал. Можно «Михалыч», можно «дядя Серёжа», как мои оболтусы меня за глаза называют — они сами расскажут. Нет, я-то знаю, но это как-то совсем уж дико будет!
Сергей Михайлович с сомнением понюхал рюмку:
— Говоришь, безопасно?
— Вполне, дубильных веществ и прочих примесей от описок и лука немного, ядовитых нет, основа — для самогонки вполне приличная. Крепость где-то сорок два — сорок пять.
— А что насчёт семейного дела?
Я достал из саквояжа несколько буклетов:
— Вот, через три года двести лет предприятию. Это официально, с момента получения лицензии и начала легальной работы.
Листовки пошли по рукам и вызвали искренний интерес. А затем началось «приветствие нового коллеги», которое затянулось часа на полтора, в конце которых я на самом деле начал чувствовать себя своим и даже не дёргался, услышав в свой адрес «дядя Юра».
Во время посиделок я улучил момент и рассказал Пескарскому о своих возможностях и ограничениях. В ответ он попросил завтра подъехать по возможности в первой половине дня, сказал, что есть для меня работа — планировал Гену «Сундука» нагрузить, но у того и так две экспертизы висят, с которыми он проводится дней пять.
В общем, в начале пятого я ловил извозчика для поездки в Буйничи будучи уже почти полноправным сотрудником Могилёвской лаборатории, разве что удостоверение менять не стали — сказали, что буду числиться тут «прикомандированным» из Минска.