Иона нахмурился, как следует прочистил горло, затем улыбнулся проходящему мимо мужчине. Попробовать ещё раз?
— Слушайте-слушайте! — Иона стоял на порожнем деревянном ящике и призывно махал руками. — Пророк! Пророк Калех будет говорить завтра в полдень! Приходите на лекцию! Завтра в полдень!
В глазах воззрившихся на него людей застыла надежда, смешанная с растерянностью. Иона прилежно учился у дядюшки Калеха, так что даже в свои одиннадцать лет подмечал такие вещи.
— Багровые десятки…
Багровые десятки появились всего три-четыре месяца назад, но уже успели стать угрозой для жрецов, зажиточных торговцев-одиночек, свободных артелей и всех, кого подозревали в связях с ними. Они устраивали погромы при свете дня, и никто с ними ничего не мог сделать — жандармы исчезали с улиц, словно птицы перед бурей.
— Завтра годовщина кровавой среды! Калех будет говорить о жертвах и скорби! Приходите на лекцию!
Иона всегда умел внимательно слушать и смотреть по сторонам. Ни одна беда в Алулиме не возникала на пустом месте.
Иона хорошо знал причины беспокойного настоящего.
— Год назад оборвалась жизнь! — Он сжал кулачки. — Злодеи не наказаны до сих пор! И слово должно быть сказано!
— Может, и дело пацан говорит…
— Завтра в полдень! У Белого зиккурата пророк Калех будет говорить! Приходите!
Да много ли кто на самом деле придёт? Люди запуганы погромщиками и не сдвинутся с места, даже если наобещать им гору сладких пирогов. Они точно превратились в маленьких мышей. Иона и сам начал хотеть стать мышью.
Но дядюшка Калех обещал, что это пройдёт… Ни одна ночь не может длиться вечно.
Иона театрально поклонился и ловко спрыгнул с ящика, заменявшего ему трибуну. Он принялся разминать ноги и плечи, когда заметил в сотне шагов уверенно прогуливающиеся тёмно-красные силуэты. Иона сообразил, что пора бежать. Вероятно, кто-то донёс о его выступлении. Соглядатаи плохих людей, без сомнения. Теперь, если его поймают, то обязательно побьют. Может, даже бросят в темницу. Как Гафура, бесстрашного друга Ионы…
Вот только его самого не словят. Он быстрый и юркий, как сокол.
Переулок вёл к кварталу бедных учителей и чудаковатых академиков. Последние, по слухам, собирали в своих тесных жилищах магические штуковины и проводили над ними опыты. Иона остановился, услышав громкие раздражённые голоса. Тут всегда с полуслова заводились жаркие споры, но сейчас происходящее на спор похоже не было. Мальчик осторожно выглянул из-за угла. Напротив старого разбитого крыльца стояли трое, пока четвёртый, высокий как фонарный столб, копошился под дверью. Одним из тройки оказался старый друг семьи — Артахшасса Тубал, однако, к большому удивлению Ионы, он носил бордовое. Всё это не сулило ничего хорошего, но сейчас любопытство перевесило чувство опасности.
— Что тут, колдовская защита? — спросил Артахшасса.
— Дерево слабое, — ответил долговязый парень в багровой куртке. — Тут если под замок ногой хорошенько пнуть…
— Я про колдовство спросил! — рявкнул Артахшасса и гневно глянул на запертую дверь.
Долговязый виновато уставился себе под ноги. Кажется, он не мог понять, где успел провиниться.
— Мы же не… Командир, я…
Артахшасса с явным отвращением мотнул головой. Взгляд его ледяных глаз вонзился в Иону. Беда.
Иона стрелой метнулся на другую сторону улицы и помчался по проходам между старыми двухэтажными домами. До ушей не доносилось ни топота сапог, ни бранных выкриков — только недовольная болтовня стоящих на балконах обитателей квартала да шелестение бумажных листов и мётел. Один раз мальчик обратил внимание на разноцветные вспышки в окнах и не удержался от соблазна заглянуть внутрь. Не успел он как следует всё разглядеть, как хозяин дома повернулся в его сторону, но Иона скрылся прежде, чем его заметили.
Вестник Пророка должен быть на виду лишь пока это необходимо.
Идти по улице Уруг-Михра он не рискнул, опасаясь столкнуться с адептами, и пошёл в сторону Гора-города. Какое-то время он шагал вдоль стен гостиницы, построенной когда-то для купцов. Словно впервые, Иона изумлялся огромными размерами похожей на дворец постройки, в которой не стыдно было бы заночевать даже шаху, обводил взглядом каждый завиток на фасаде и фантазировал, как могло выглядеть здание, укрась его цветами и лозами. В тени пыльно-бежевых колонн стояли хорошо одетые мужчина с женщиной и вполголоса обсуждали свежие слухи: президент Бабилим собирается одобрить ряд указов, ужесточающих контроль над не-горожанами.
Миновав торговые ряды, Иона с удивлением отметил, что на широкую Театральную улицу отовсюду стекается народ. Постоял, пытаясь сообразить, в какую сторону идти дальше, с трудом оторвал взгляд от витрины со сладостями и принялся глазеть на разодетых и разукрашенных артистов, что с весёлым свистом маршировали по неровной брусчатке. Вероятно, в Алулиме отмечали какой-то праздник. Повсюду звучали оживлённые крики сверстников Ионы, задорный хохот и невпопад играющая музыка. Мальчик и сам невольно развеселился.
Иона решил, что может позволить себе немного повеселиться вместе со всеми. Последние несколько месяцев отличились особой серостью и мрачностью, так что, шагая в весёлой толпе, он мог ощутить себя причастным к оживающему в городе чуду.
И отчего все встреченные до этого люди были такими хмурыми?
Впереди, на импровизированной сцене из ящиком и покрышек, показались фокусники, размахивающие цветными лентами, и Иона захотел понаблюдать за этим зрелищем. Коренастый фокусник взмахнул красной атласной полоской — и она исчезла, но едва публика успела задаться вполне уместным вопросом, как его тощий коллега достал ту самую ленту у себя из штанов. Иона завыл от смеха.
Когда стоять на месте наскучило, мальчик нырнул в людской поток и, стараясь никого не задеть, перебежал к домам напротив. Иона решил ненадолго время отдохнуть от шума, и теперь он двигался по разветвлявшимся переулкам, держа в голове направление на центр города. Он расслабился настолько, что резко выскочил на перекрёсток и чуть не врезался в одинокого молодого адепта. Колдун что-то буркнул, а Иона, поборов мгновенный испуг, тихо рассмеялся. В конце концов все эти игры во врагов и шпионов — обычная детская шалость.
Некоторое время он, пританцовывая под далёкую музыку, шагал по узкому проходу. Затем полупустой живот напомнил о своём существовании, и Иона принялся между делом искать, где его можно по-быстрому набить. В воздухе пахло свежей выпечкой. Окончательно сдавшись, Иона забрёл в пустую лавку, где суетливый хозяин-пирожник раскладывал пироги по полкам. Завидев мальчика, тотчас забросил свои дела и достал из-под прилавка мягкую маковую булочку. Иона принял угощение и с удовольствием съел, наслаждаясь сладким послевкусием.
— Передавай привет Калеху, — шепнул пирожник и заговорщицки подмигнул. — Скажи ему, что я помню.
С набитым ртом Иона не мог ответить и только кивнул. Не закончилась ещё одна геройская игра, как началась другая.
Ненароком взгляд упал на часы над головой пирожника: стрелки показывали половину второго, или «скоро начнутся домашние уроки».
— Мне пора! — воскликнул Иона.
Он выскочил на улице и побежал обратно к толпе. Две красноволосые девочки заприметили его и попытались затянуть в свои беспорядочные пляски, но Иона увернулся и, показав на прощание язык, заскочил в толчею людских тел. Он ещё не настолько стар, чтобы развеивать скуку с девчонками. Тем более, а вдруг это ловушка? По мнению Ионы, никакие радости от слюнявых объятий не стоили риска попасть в плен к врагу. Лучше жить, как вольный сайгак, и наслаждаться весельем окружающих. На то ведь и нужны праздники?
Но что-то в поведении людей вокруг заставило Иону потерять прежнюю уверенность. Что-то заставляло чувствовать себя чужим — будто забредшим не в свой кабак музыкантом. Неуютно, неестественно.
Он вспомнил, как вёл себя папка, когда перебирал с выпивкой на праздники. Смеялся и пел песни. Однако не от души, а словно пытался утопить в притворном веселье вечную усталость и боязливость. Похожим образом вели себя люди вокруг.
Иона попытался протиснуться сквозь вой и толкотню к маленькому скверу, но, услышав в свой адрес недовольное шипение и ругань, отказался от этой идеи и отодвинулся к краю улицы. Напор опьянённого праздностью народа никто не сдерживал, так что по улице текла непрерывная и плотная живая река. И каждая капля в ней хотела быть впереди.
Фырча от негодования на неуклюжих взрослых, Иона вскочил на пятнистый от дешёвой краски парапет и посеменил вперёд, обгоняя толпу поверху. Вскоре он оставил за спиной шумную Театральную улицу и вышел на окраины Лазурного города. Только сейчас пришло осознание, что на пути не встретилось ни единого жандарма, и вызвало лёгкую тревогу на душе. Конечно, будучи не самым послушным мальчишкой, Иона побаивался стражей порядка, однако и тайно восхищался ими. Красивая тёмно-синяя форма с блистающим атласным шитьём захватывала дух, дарила ощущение покоя…
Иона погрузился в светлые фантазии, вспоминая все варианты, кем бы он хотел стать, когда подрастёт. Он тоже мог стать жандармом и охранять покой города, мог надеть балахон архивариуса и изучать загадочные рукописи, мог уехать за город и разбить большущий сад, в котором выращивал бы фрукты… Тонкую оболочку мира грёз прорвали панические возгласы:
— Багровники! Багровая десятка идёт!
— Где?
Никто не ответил.
Раздались душераздирающие крики. Иона обернулся в сторону, откуда нарастала паника, и попятился к стене ближайшего дома. Он стоял, прижавшись спиной к прохладному камню, и смотрел, как толпа на маленькой площади разбегалась по подъездам и примыкающим улочкам. Шум сотен голосов усиливался, и Ионе почудилось, что сердце вот-вот лопнет. Багровая десятка! Здесь! А он даже не знал, куда бежать.
Люди продолжали кричать, некоторые уже сорвали голос. Иона попытался успокоить себя — может, они ошиблись и только напрасно устроили балаган? — но вдруг заметил вдалеке тёмно-красные фигуры…
Багровая десятка.
Грозные мужчины в плотных куртках с топотом и свистом вышли из переулка, которого люди сторонились как бури. Затем показался их предводитель — высокий, бородатый, с длинными руками. Бледно-коричневые космы волосы выбивались из-под старой чёрной фуражки. Он шёл без спешки, но его приспешникам всё равно приходилось ускоряться, из-за чего они походили на свору собак. Иона собак побаивался и вжался в стену, пытаясь не привлекать к себе лишнего внимания.
Командир тяжёлым взглядом осматривал закрытые подъезды. Хищник, выслеживающий добычу. Затем он указал рукой на одну из дверей, и двое громил в считанные секунды вышибли её и с диким улюлюканьем ворвались внутрь.
Никогда ещё Иона не был так напуган. Отчего-то сильно захотелось в уборную.
Он не отводил глаз от командира десятки, а сам багровник всматривался в зияющую темноту на месте выломанной двери. Приспешники выжидающе стояли рядом, ещё больше напоминая голодных псов. Людей на площади почти не осталось.
Наконец погромщики выволокли на улицу жреца в изорванном одеянии. Вслед выскочила женщина в одном исподнем.
— Не-е-ет! — завопила она, вцепившись в рукав багрового здоровяка, который тянул жреца. — Отпустите его!
Иона нервно сглотнул. Не желая больше смотреть на насилие, он развернулся и побежал в тёмный проулок.
На пути возник высокий человек и зловеще навис над мальчиком. У него были густые каштановые волосы и худое вытянутое лицо. От него пахло железом. Но хуже то, что тёмно-серое облачение выдавало в нём адепта, и Иона хорошо его знал.
— Кажется, ты заблудился, отрок, — прошелестел Абрихель с добродушием гюрзы.
Ситуация не сулила ничего хорошего. Люди вокруг словно испарились, а багровые десятки едва ли были меньшим злом.
— Мм, нет. Я уже… уже иду домой! Да, иду! — затараторил Иона, медленно пятясь к боковому проходу. Он ощутил давление в мочевом пузыре.
— Боюсь, сперва ты пойдёшь со мной, — ухмыльнулся колдун, схватив Иону за руку. — Мне нужно кое о чём поговорить с твоим… дядюшкой.
Иона попался! Угодил в смертельный капкан!
Теперь, медленно идя и тщетно пытаясь увернуться от тычков Абрихеля в спину, он думал о том, как спастись. Сбежать самому не получится, но если о случившемся прознает дядюшка Калех, то обязательно придёт на помощь. И тогда Абрихелю мало не покажется. И Иона выберется из ловушки колдуна…
Нет. Это Иона завёл колдуна в ловушку.
Осталось только придумать, как дать об этом знать дядюшке.
***
— Худой мальчишка, с хвостиком, — пояснил Куова и наспех рассказал, куда должен был пойти Иона.
На первый взгляд лицо Артахшассы не выражало ничего. Однако Куове хватило одного взгляда на бывшего жандарма, чтобы понять: известие об исчезновении мальчика взволновало его. В нескольких шагах позади переговаривались багроводесятники, подпирая спинами стену дома и фонарные столбы.
— И что? — спросил Артахшасса, вяло скрестив руки на груди.
— Я вижу, тебе теперь не приходится прозябать на месте. Быть может, он попадался тебе на глаза?
Голубые глаза впились в Куову.
— А даже если и попадался?
Слова таили в себе иной смысл. «Ты оставил меня наедине с отчаянием, а теперь приходишь с просьбой?!» — вот что читалось в тоне Артахшассы. Куова кивнул.
— Помоги мне.
Бывший жандарм посмотрел поверх его плеча, взглянул на стоявших поодаль подчинённых. Куова ощутил колебания Артахшассы, его участившееся дыхание и рвавшийся наружу вопрос, слишком болезненный, чтобы быть легко подавленным: «Правильно ли я поступаю?»
— Мы могли бы объединиться, — предложил Куова. — Как когда-то. Если ты или твои люди его видели, то…
— Не будет «как когда-то», — резко сказал Артахшасса. Злость на его лице смешалась с болью. — Твоя ложь уже погубила многих, и вот — очередная жертва.
— Вот как? Во мне всё дело?
— Своими речами ты нажил себе много врагов, Калех. И не у всех так связаны руки, как у нас. Абрихелю ты точно небезразличен.
Он поправил ворот куртки, глубоко вздохнул.
— Ладно.
Он коротко взмахнул рукой, подзывая своих людей, приказал оставаться на месте. Затем его лицо вновь обратилось к Куове, и на нём не было ни следа сомнений.
— Я делаю это ради парня, не ради тебя.
***
Жёлтые полуразваленные стены Гора-города скрылись за спиной в вечерней дымке. Небо медленно розовело. К закату город оживал заново, на улицах воцарялся весёлый шум… Так было раньше — сейчас Куова с Артахшассой шли в мрачной тишине.
За час они ещё не успели далеко продвинуться, а теперь остановились. Над ними нависала выцветшая вывеска закрытого кабака.
— Люди напуганы, — сказал Куова.
— Это всё хаос, который ты посеял.
Несколько секунд он задумчиво смотрел на Артахшассу. Невысказанные слова наполнили воздух невидимыми разрядами. Куова не сомневался, что сможет без особых усилий переубедить мятежного юношу, вернуть на свою сторону. Он мог бы рассказать ему, как мир уже едва не погиб. Возможно, ещё одна порция правды вновь вызвала бы приступ ярости, которая затем обратится пониманием. Но события — точно слова в чудесной поэме — складывались лучше, чем можно было представить. При всей жалости Куове с трудом удавалось представить потерю такой чистой и пылкой души, как у его спутника. Нет, Артахшасса слишком ценен для будущего.
Куова повернулся и побрёл по тротуару, сплошь усыпанному осколками стекла и бумажными обёртками. Но вскоре Артахшасса обогнал его и встал посреди дороги, не давая пройти.
— Ответь мне, — тихо, почти с мольбой, произнёс бывший жандарм.
В этот момент, казалось, замолкли даже звуки мотора и голоса с соседней улицы. Или это снова пробудился глас милосердия, заглушая все шумы вокруг?
Артахшасса стоял на месте, точно сторожевая вышка.
— Чего ты хочешь добиться?
Куова покачал головой.
— Сейчас это не важно. Ты сам узнаешь, когда придёт время.
***
Артахшасса, словно опытный охотник, скользил в тени старинных зданий Лазурного города, ориентируясь на донесения наблюдателей из Багровых десяток. Куова следовал за ним.
«Его уверенность несомненна, но верит ли он?»
Он остановился и прислонился плечом к стене.
— Тубал?
Бывший жандарм развернулся.
— Что? — спросил он и фыркнул. — Только не вздумай снова лезть мне в сердце.
Снова злость, но больше вынужденная. Будто ему больше нечем защититься.
Куова задрал голову, зацепившись взглядом за округлые купола дальних башен.
— Почему ты встал на этот путь? — спросил он.
Артахшасса сперва уставился туда же, куда смотрел Куова. Видимо, не найдя в том ничего примечательного, он опустил взгляд. Его лицо сделалось бесцветным и хмурым.
— Не тебе задавать такие вопросы.
— Ты пытаешь заполнить пустоту в душе.
Артахшасса вздрогнул.
— Я прав?
На губах Артахшассы появилась снисходительная улыбка.
— Пустоту? Никогда ещё я не был так полон, Калех! Просто одной ночью я очнулся ото сна и увидел свой путь. Он вёл к искуплению!
— Ты хороший человек, — сказал Куова после короткой паузы. — Будь подобных тебе больше, мир преобразился бы до неузнаваемости.
***
Тубал отвернулся и пошёл дальше. Подолгу смотреть на лжепророка было выше его сил. Тусклые фонари над головой замерцали. Старые балконы домов зловеще накренились. Спустя мгновение зрение вернулось в норму, багроводесятник замер и уставился на пустую улицу, уходящую далеко вперёд.
— Ты что-нибудь увидел? — спросил он.
Шаги Калеха за спиной стихли. Тубал осмотрелся по сторонам, ища его, и увидел, что проповедник стоит на перекрёстке, а с боков к нему подбираются фигуры в длинных плащах. Первый адепт держал в руках чётки, и в тишине было отчётливо слышно, как он постукивает ногтем по каждой бусинке. Другой вертел вокруг пальца тонкий ремешок с нанизанным на него ярко-красным камнем. Они надвигались на Калеха, точно тени.
— Назад! — вскричал Тубал, выхватив из-за пояса револьвер, и навёл ствол сперва на одну из фигур, затем на другую. «Он мой. Мой!»
Адепты остановились, задумчиво топча землю, и с их стороны донеслась неразборчивая ругань. Калех не двигался. Тут Тубал осознал, что всё их внимание было сосредоточено на лице проповедника, но со спины не мог понять, в чём дело. Тем не менее, адепты отступили и скрылись в темноте переулков.
Багроводесятник решил, что лучше не ждать, пока они передумают.
***
Тубал шёл вперёд. Калех мягко, но настойчиво подгонял его вперёд, впрочем, сам Тубал на этот раз не возражал. После встречи с адептами в душу когтистыми лапами вцепилась тревожность, не отпускала, словно настигший жертву орёл. Взгляд невольно скользнул вправо. По тёмным кирпичным стенам пятнами расползался желтоватый электрический свет. Тубал скорчился, поглощённый болезненными воспоминаниями.
Ему почудились звон цепей и сквозящий холод тюремной камеры.
«Нет, это невозможно…»
Он пошатнулся и опёрся рукой о холодный фонарный столб. Тяжёлый кованный фонарь казался центром всего, опорой, не позволявшей рухнуть в небытие. Над Тубалом появилось вытянутое лицо с горящими глазами и кривой ухмылкой на губах, но спустя миг морок развеялся — и он узнал проповедника.
— Тубал, — окликнул его Калех. — Что случилось?
Какой позор! Позволить себе проявить слабость перед этим человеком…
— Колдун, — проговорил Тубал, ощущая нехватку дыхания. — Я не хочу…
Бородатое лицо проповедника посуровело.
— Нам нужно спасти дитя, Тубал, — сказал Калех, положив руки ему на плечи. — Ты помнишь свой долг защитника?
Тубал попытался взять себя в руки, хотя от низа живота по всему телу начала растекаться морозная волна страха.
— Что… что это за улица?
— Сандаловая. Мы свернули на неё с Ишфанской.
Тубал оттолкнулся от столба и выпрямил спину. Его сердце по-прежнему бешено колотилось. Он закашлялся и огляделся.
— Здесь бы… бы-бы… — Тубал запнулся от охватившей тело дрожи. — Здесь была оранже-жерея…
Он завидовал спокойствию Калеха.
— Мы должны найти мальчика.
— Вп-переди! — выдохнул Тубал.
Он снова привалился к столбу, не отводя взгляда от лица проповедника. Ему уже было плевать на слабость. Этот человек, Калех, всё равно всех видел насквозь.
— Н-нужно идти пря-прямо, до к-конца улицы, — продолжал он, судорожно глотая воздух. — Там заб-брошенный с-склад. Т-т-там он мог бы сп-прятаться!
Мир перед глазами завертелся колесом. Тубал зажмурился.
— Да, он т-точно здесь, ошибки бы-быть не должно.
Открыв глаза, Тубал обнаружил, что остался один посреди сумрачной улицы. Ошеломлённый, он дрожащими руками достал револьвер. В нескольких шагах впереди он разглядел фигуру Калеха и прицелился ему в спину. Занемевшие пальцы не слушались, зрение застлала полупрозрачная пелена, а проповедник уходил всё дальше.
«Ну же! Давай…»
— Н-ненавижу! — всхлипнул Тубал, опуская револьвер.
«Будь ты проклят! Ну и уходи!»
— В пос-следний раз… — прошипел он.
Фигура лжепророка растаяла вдали.
***
Тёмное и сухое место. С потолка медленно оседали крупные клубки пыли. Что-то в них привлекло внимание Куовы, и он замедлил шаг. Клубки светились приглушённым оранжевым светом, словно крошечные лампочки. Потом раздался хриплый шёпот. Призрачные голоса окружили Куову со всех сторон, обволакивая разум подобно паутине. Пылевые шарики вспыхнули ярче, на них проявились вопящие гримасы, но Куова разогнал их, точно мух, и двинулся вперёд. Колдовская трясина. Ноги увязали в чернильно-чёрных тенях. Пророк продолжал идти, хотя каждый шаг давался с трудом.
Ловушки не могли причинить вреда плоти. Они были только испытанием для воли. И всё же Куова будто наяву чувствовал то же жжение внутри, что и столетия назад, когда вместе с братьями закрывал разрывы…
Шёпот утих, тени растворились в темноте. На несколько мгновений установилась тяжёлая тишина — следом послышался топот; навстречу выскочила маленькая фигурка, неряшливо одетая и подпрыгивающая через шаг. Куова терпеливо выжидал, пока Иона мчался к нему. Он не позволял себе расслабиться раньше времени.
Оглушительный крик.
Куова наклонился к мальчику, который, тяжело дыша и уперев ладони в колени, остановился напротив. Чумазое лицо Ионы сияло от радости.
— Дядюшка Калех! Он там! Я поймал его!
Пророк потрепал Иону по волосам. Не успел сказать ни слова, как мальчик прошмыгнул мимо и скрылся за дверями склада. Куова вздохнул и пошёл вслед за ним.
«Ну что за непослушный…»
За спиной заскрипели половицы, воздух заметно похолодел. Куова резко развернулся и чуть подался вперёд.
На расстоянии нескольких шагов в полумраке человек казался просто тонким вытянутым силуэтом. Куова, замерев в оборонительной стойке, следил, как тот медленно приближался; образы безудержной нечестивой магии в голове вновь дали о себе знать. Человек был одет в серое одеяние адепта, на плечи спадали густые волосы. В левой руке он держал позолоченный жезл в форме креста, отливающий синевой в редких проблесках света. Вслед за колдуном тянулся еле заметный шлейф теней. Абрихель заговорил на старокашадфанском:
— Вижу, ты всё-таки пришёл.
Куова не ответил. Сделал вид, что не понял ни слова. В дальнем углу склада кто-то шуршал.
Колдун держался на расстоянии, словно оценивал возможную угрозу. Он пристально смотрел на Куову, изредка бросая взгляды по сторонам.
— Прекрасно, — сказал колдун на привычном языке, подходя ближе. Куова увидел загоревшиеся жёлтым светом глаза и тёмный дымчатый нимб над его головой. — Ты ответишь на мои вопросы.
— Я ожидал более изящного выражение того, что ты ко мне неровно дышишь, — с насмешкой ответил пророк.
Абрихель хмыкнул. Казалось, случайная шутка застала его врасплох. Пошатнула серьёзность момента.
— Шутки шутишь… — буркнул наконец колдун. Он подступил ещё на шаг, не отрывая взгляда от Куовы. — Кто ты?
Куова не шевельнулся.
— Некоторые адепты позавидовали бы твоей выдержке…
Разглядывая его, Куова обратил внимание на крестообразный жезл в руках колдуна: тот был покрыт формулами заклинаний и инкрустирован ярким лазуритом, что свидетельствовало о наградном характере артефакта. Не исключено, Абрихель заслужил фокусирующий жезл как ветеран одного из локальных конфликтов — не стоило его недооценивать.
— Я долго следил за тобой. Ты не бродяга-горец, правда же?
Этого следовало ожидать. Удивляло лишь, что колдун так долго выжидал.
Вновь послышалось шуршание, теперь уже более громкое, почти паническое.
— Ты знаешь, что я могу испепелить тебя одним щелчком пальцев? Почему ты не боишься? Только не рассказывай мне сказки про Спасителя.
Колдун начал обходить Куову, переступая с ноги на ногу так, будто ходил по упругим пружинам.
— Незримая нить роднит тебя со мной! Но не пойму, какая… Даже если ты неудавшийся адепт, я не почувствовал древнего дара в твоей крови. Искусство формул. Неужто ты… Ты в самом деле пришёл ко мне с пустыми руками?
Куова в ответ только пожал плечами.
— Что ж, быть может, меня взаправду хранит воля Спасителя.
Колдун громко цокнул и раздражённо покачал головой:
— А ты упрям, погляжу. Впрочем, другого я от тебя не ждал.
Увиливания Куовы не принесли желаемого эффекта — пожалуй, время для шуток осталось позади. Лицо Абрихеля внезапно посветлело, сделалось до неузнаваемости открытым и дружелюбным.
— Да, в этом мы схожи. Не мог бы я, как и ты, стоять на площади, кормить толпу сладчайшими посулами, не мог бы?..
Он раскинул руки в стороны и блаженно улыбнулся, грубо копируя позы провозвестников с храмовых барельефов.
— О, я восхищён! Разнести вдребезги храмовые догматы! Надо же… А всё потому, что некто вложил тебе в голову знания…
Он выставил кулак перед собой и провозгласил:
— Знание — сила!
Куова вдруг вспомнил главный принцип, движущий колдуном. «Сила, верно. Ведь собственная слабость тебе противна, как ничто другое».
Абрихель медленно и почти торжественно воздел фокусирующий жезл к потолку. Жезл ярко вспыхнул лазурным светом во мраке и тут же потух. Затем колдун несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, как будто ему нужно было настроиться на другое состояние. Его глаза слегка потемнели, приобрели более естественный оттенок.
— Одного не пойму. Вот этот юнец — Артахшасса — чуть ли не в рот тебе заглядывал, а теперь? Вместе с другими отщепенцами из жандармерии примкнул к реакционерам. Что же случилось?
Он постучал пальцем себе по виску.
— Ты взрастил диву. Думаешь, сумеешь с ним справиться?
Он печально вздохнул, не отрывая взгляда от Куовы.
— По правду говоря… мне его даже жаль.
Хороший момент. Куова решился на провокацию.
— Жаль? — переспросил он. — Детей ты похищаешь тоже из жалости?
— Я никак не навредил ему! Хоть сам у него спроси.
Колдун помотал головой.
— Мне всего-то нужен был предлог, чтобы выманить тебя подальше от лишних ушей. Чтобы ты раскрыл свой секрет!
Он провёл ладонью по лицу, снова вздохнул.
— Я сильно недооценил тебя при первой встрече. Тогда! Тогда я думал, что ты просто сумасшедший бродяга. Поверил в байку о просвещённом отшельнике с гор. Но ты никогда не жил в горах.
Абрихель хрипло рассмеялся.
— Конечно же, нет, — продолжал он. — То, как ты говоришь, как держишь спину, как смотришь… ты человек степи, как и я. Горы стары, но истинная сила кружит в степях, вот где настоящий колодец — понимаешь? О, по глазам вижу, что понимаешь! Ты ведь тоже адепт, или был им когда-то, признай наконец. Ты отказался от древнего дара? Или научился мастерски скрывать его? Как это возможно? Ответь мне!
Клубы тёмной магии начали скапливаться вокруг навершия его жезла. Колдун сплюнул.
— Похоже, я только зря трачу с тобой время! Первосвященник, президент, жрецы, багровые десятки — пыль, что исчезнет во времени. Но знание хранит силу, и я добьюсь его от тебя.
Колдун взмахнул жезлом в сторону Куовы. Тот отступил на шаг, чувства обратились внутрь, пробуждая копившуюся годами энергию на случай, если Абрихель атакует.
Положение уже не подразумевало иного исхода.
— Я — старший адепт Храма, Калех. Это не пустая похвальба. — Он протянул ладонь, сжал худые пальцы, и над кулаком ярко вспыхнули золотые искры. — Этими заклятьями я сжигал мятежные аулы и развеивал их пепел на ветру. Ты слышал про зачистку в Незарве? Мне уже доводилось обращать жизнь в ничто. А тебе?
— Не мелко ли с такой мощью набрасываться на бродягу вроде меня? — насмешливо откликнулся Куова.
Довольная ухмылка. Сама поза колдуна кричала о мнимом превосходстве.
— Не бойся, мне нет смысла убивать тебя, но кое-что новое о боли ты узнаешь!
Абрихель атаковал первым, с его пальцев сорвались мерцающие оранжевым фрагментированные струи энергии. Куова наскоро выкрикнул защитный напев, ощутил знакомое чувство приятного головокружения, когда сила изнутри сформировала перед ним перламутровый щит. Барьер пронзительно зазвенел от удара, но устоял. Абрихель расхохотался.
— Так ты всё же что-то умеешь! — воскликнул он и сплёл новое заклинание.
Ситуация для Куовы стала практически патовой. Колдун обрушивал на него поток за потоком. Вся концентрация уходила на то, чтобы сдержать натиск нечестивой энергии. В полумраке склада ярко вспыхивали огни от столкновения двух сил. Абрихель был сильнее; он выбрасывал заклятия без слов, только водил пальцами по поверхности пылающего синим креста-жезла. Однако Куова обладал вековым опытом и большей изобретательностью: улучив нужный миг, он толкнул колдуна щитом, заставив того пошатнуться.
Секундное замешательство позволило Куове перехватить инициативу, и он, поглотив остатки магического барьера, громко зашептал атакующие напевы. Три искривлённых луча протянулись на несколько метров и с треском обрушились на фасеточный щит Абрихеля. Пол под ногами качнулся.
— Как?! — не скрывая ужаса, вскричал колдун.
Это было столь же естественно, как воспламеняющее ночь солнце…
Куова пробормотал ещё одно слово, сверкающей белой линией врезавшееся в незащищённое тело колдуна. Удар рассёк серый плащ и глубоко порезал кожу — из раны заструилась кровь.
Куова ударил снова. Абрихель попятился и упал, фокусирующий жезл отлетел в сторону и со скрежетом заскользил по полу.
Пророк стоял над поверженным противником и из последних сил старался дышать ровно. Несколько секунд они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Пора заканчивать.
— А мана ом… Хаво’и… Ша’аньх… Орташ! — запел Куова, ощущая, как иссякающая магия наполняет его конечности. — Уфбат, уфбат а мана!
Абрихель со смесью восторга и страха смотрел на появляющиеся вокруг Куовы полупрозрачные стихийные метки.
— Это то, что ты желал увидеть, Абрихель?
Перед глазами блеснула лазурная полоса, прежде чем метки полетели к цели — и две волны энергии столкнулись.
Склад озарила радужная вспышка. Куова подлетел к потолку, будто отскочивший от твёрдой земли мяч. Он воспользовался последними крохами магических сил, чтобы стабилизироваться, и, всё ещё ослеплённый, плавно приземлился на ноги. Постепенно чернота в глазах сменилась расплывчатыми бликами. Откуда-то сверху падали ледяные капли воды. Сквозь рассеивающийся мрак и тёмный дым Куова безучастно наблюдал, как колдун встаёт на ноги и поднимает с пола свой жезл. Изнутри отозвалась лишь пустота.
«Больше ничего не осталось. Всё кончено».
Однако Абрихель, едва дым рассеялся, бросился бежать. Он споткнулся о выступающую доску, кувыркнулся через плечо, с трудом поднялся на ноги. Раздался тонкий, точно от детского колокольчика, звон — и помещение вновь заволокло дымом, скрыв колдуна из виду. Куова ощутил сухой жар в воздухе и, кое-как переставляя ноги, поплёлся к выходу.
— Беги, Абрихель. — Куова шептал, но собственный голос отзывался хором в пульсирующей от боли голове. — Беги. И не приближайся впредь.
Следом из груди Куовы вырвался кашель, подобный собачьему лаю, и он повалился на колени. Горло связало какой-то терпкой густой жидкостью. Мир вокруг затягивало мраком, но Куова не прекращал движения, даже когда мог только ползти.
«Мне действительно стоило так поступать? Как поменяется всё, когда они узнают?»
Подул морозный ветер. Сверху кружились чьи-то голос. Кажется, они говорили о доме, но Куова знал, что дом слишком далеко, чтобы в него можно было вернуться.
***
Наступило холодное утро, и Куова, скрестив ноги, сидел на кровати, прислонившись спиной к стене. Его сознание переживало то, что было прежде. Бессчётное количество лет назад он, ещё будучи ребёнком, любил наблюдать за причудливым ритуалом жрецов. Они поднимались на высокий холм и после долгой молитвы сталкивали вниз широкое деревянное колесо — то был знак для всех, что грядут великие перемены.
Даже сквозь склеившиеся веки Куова продолжал видеть образы — хаотические, но слишком реальные, чтобы быть галлюцинациями.
Прошлое слилось с будущим, скрепилось настоящим…
Вот мир, уже переживший немало встрясок, из века в век казнимый человечеством за своё гостеприимство, сжавшийся перед неотвратимыми жерновами истории.
Вот Гольяс, робкий библиотекарь, который с годами не утратил юношеского любопытства, однако всё больше погружающийся в пучину пессимизма.
Вот Иона, с его живым, достойным отца, умом и вечной неспособностью усидеть на месте.
Вот Гафур, честный мясник, мечтающий о судьбе мученика и обречённый на заточение в сырой камере.
Вот Абрихель и тревожное затишье после столкновения.
Вот Артахшасса, чьё стремление к чистоте и справедливости несёт его, точно бабочку к огню. А рядом — рука, держащая факел над сброшенными в кучу храмовыми книгами.
Вот Кашадфан, обедневший наследник величественного Киэнги.
А в центре вихря образов — сам Куова.
«Верный ли путь я избрал?»
Предсказания стали неотличимы от фантазий, они, словно в калейдоскопе, разбивались на осколки, чтобы сложиться в новую безумную мозаику.
Холодная страна на западе, молодые люди на марше, одурманенные пропагандой. Суровое бородатое лицо и воодушевляющие крики с трибуны. Жестокие идеи. Нерождённый мальчик с прекрасными глазами. Жертва. Священные слова на золотистой коже. Призраки на сером от пепла поле битвы.
Жар пылающего костра.
Куова глубоко втянул в себя прохладный воздух, пахнущий деревом, пряностями и ожиданием.
Пришло время столкнуть колесо с горы.