Это походило на сон: десятки свечных огоньков, подрагивающих в такт моему беспокойному сердцу; огромное ложе, по сравнению с которым соломенная кровать в гостевой комнатушке — колыбель для новорожденного; большой сосуд с вином для утоления жажды после плотских утех. Прекрасные нимфы, сопровождающие меня.
Суетливые слуги впустили нас и закрыли дубовую дверь. Тревога наконец отпускала мой разум. Весь день она не давала мне покоя, шептала об опасности, таящейся повсюду, но теперь все иначе. Я и подумать не мог, чем закончится встреча с графом.
И без того скудные одежды наложниц соскользнули с их плеч, миновали манящие бедра и упали на пол. Любоваться на открывшийся моим глазам вид можно бесконечно, но не только зрение я хотел сегодня порадовать. Я торопливо распутывал завязки на рубахе. В голове проскочила мысль, что веду я себя как юнец: меня не слушаются пальцы, движения становятся неловкими. Пришлось тут же взять себя в руки. Мне не хотелось изображать из себя похотливое животное — девушки должны видеть во мне опытного и чуткого любовника. В конце концов, впереди у нас целая ночь.
Я полностью разделся и лег в центр ложа, увлекая за собой прелестниц. Поглаживая изящные изгибы их тел, бросая взгляд то на одну, то на другую, спросил:
— Значит, все вы понимаете, о чем я говорю?
Нардарийка с роскошными волосами засмеялась и кивнула.
— Даже ты? — обратился я к раскосой красавице.
— Гораздо лучше, чем два года назад, — с заметным акцентом произнесла она.
— Как же тебя зовут, чужестранка?
— Боарика.
— У тебя нежный голос. Надеюсь, губы твои столь же нежны, — я одарил девушку страстным поцелуем.
Нардарийка тем временем перешла к активным действиям. Она явно была смелее прочих. Ее руки исследовали мой возбужденный детородный орган, а губы скользили по моей груди и шее. Ходить вокруг да около можно хоть час, хоть два, но зачем откладывать вещи, которых мы жаждем оба? Я притянул нардарийку ближе, обхватил ее бедра и отстранил от своей груди. Она все поняла и оседлала меня, словно жеребца. То, что надо: свои силы я пока должен беречь.
Несмотря на это, свободной правой рукой я ласкал девушку с Пансеги. Третья, смуглая, вела себя робко и явно была чем-то расстроена. Что ж, угодить всем невозможно, и я не собирался каким-либо образом менять ее мнение обо мне. Работы у меня и так навалом.
Нардарийка с прерывистым стоном рухнула подле меня. Я сделал глубокий выдох, взглянул на нее и поднялся с ложа. Нужно перевести дух, к тому же мне захотелось вина и прохладного воздуха. Я налил себе полный кубок и лукаво произнес:
— Пейте, мои красавицы. Свое вино я осушу быстро.
Я подошел к высоким ставням и открыл их. Ночной воздух тут же коснулся моей разгоряченной кожи. Подействовал на нее, как поток воды на красные угли.
Вид из этих покоев открывался замечательный — светлая ночь позволила рассмотреть внешние стены замка, с большой высоты кажущиеся игрушечными. Словно бы построены они из песка. Скала, приютившая это творение человеческих рук, пропадала в чернеющей бездне, а далеко внизу мерцали огоньки у десятка домов. Неудивительно, что граф Балинт считал себя вершителем судеб. Находясь под небом, трудно всерьез воспринимать проблемы маленьких людей. Их отсюда попросту не видно. Вполне вероятно, что в туманное утро лишь донжон Вековой Вершины возвышается над долиной, и граф Балинт, взирая с него на свои владения, видит завораживающее озеро водяного пара, окруженное изломанными гранями лесистых гор.
Мои мысли о прекрасном пейзаже были бесцеремонно прерваны. Но не теми, кто находился в покоях или поблизости от них. Тишину чудесной ночи разрезал чей-то кошмарный крик. По своей силе, протяжности и звучанию он никак не мог принадлежать человеку, но отчего-то сердце мое похолодело. Среди зверей я тоже не знал никого, способного на такое. Самый же неприятный факт заключался в том, что грозный крик раздавался из замка. Спустя полминуты клич повторился. Меньшей надрывности, но все равно я пребывал в уверенности, что его слышит вся долина. Граф держит в подземельях замка какое-то существо, что ревет громче медведя. Ревет голосом, отдаленно напоминающим человеческий.
В растерянности я оглянулся на девушек. Нардарийка спокойно пила вино, а Боарика смотрела на меня. Прямо в глаза. Молчала. Смуглая девица, в свою очередь, зажала уши ладонями.
— Что это? — осторожно спросил я. Ответом мне послужило молчание. — Мигом забыли нардарский?
— Зверь, — ответила черноволосая наложница после глотка вина. — Господин любит всякие диковинки.
— И что же это за зверь такой?
Нардарийка лишь пожала плечами, а Боарика продолжала сверлить меня взглядом.
— Ты что-то знаешь? — я обратился именно к ней, и она наконец соизволила ответить:
— Иди к нам, воин из Скалистого Края.
Я захлопнул ставни и лег меж девиц. Они начали ласкать меня, однако любопытство мое никуда не делось.
— Неужели никто из вас не видел этой «диковинки»? Молчунья, может, видела ты?
Смуглая наложница поспешно замотала головой. Проку от нее сегодня мне не будет.
— Это медведь, — вдруг произнесла Боарика. Ее немигающий взгляд вновь пересекся с моим. Она меня будто околдовать пыталась.
— Медведь?
— Да. Но не такой, которого ты себе представляешь. Огромный.
— Когда я услышал этот рев, я как раз и представил себе огромного медведя.
Губы Боарики дрогнули. Она тихо произнесла:
— Оборотень.
Да уж, эта новость не из рядовых. Если сказанные девушкой слова — правда, то Балинт Ханфа является самым интересным человеком, повстречавшимся на моем пути. Пытаться убить того, в чьем услужении околдованное войско из безжалостных убийц и оборотней, — очень плохая затея. От этого замка стоило держаться подальше, а мы с Алабелью намеренно пришли сюда. Да еще и стремимся одурачить хозяина.
Впрочем, если чего-то не видишь собственными глазами, то не стоит верить лишь ушам. Меня беспокоил тот факт, что Лексо Уховертка ничего не говорил ни про ночные крики, ни про оборотней, но всему могло иметься объяснение. Подливать масла в огонь не хотелось.
— Не говори господину, что я тебе рассказала. — Выражение лица красавицы с Пансеги стало взволнованным. — Он накажет нас. Мы можем разделить судьбу Аники.
— Что же с ней стряслось?
— Она заговорила с одним из стражей Балинта. Подумала, что в нем осталось что-то человеческое. Попросила помочь ей сбежать. Страж вместо ответа вонзил ей кинжал в живот и вывесил ее, еще живую, перед воротами замка.
Я посмотрел на других девиц. Нардарийка нехотя отвела взгляд, не выпуская из руки кубок с вином, а вот другая наложница искренне сопереживала тому, что сказала Боарика.
— По-моему, твоя спутница — Адринн — выбрала именно его. Именно этого убийцу. Спаси ее. Спаси ее и вытащи нас отсюда, умоляю!
Я глядел в широко раскрытые глаза Боарики и пытался уловить в них проблеск истины. Что она знает обо мне? Странник, пришедший в Вековую Вершину по важному делу. Суровый житель не менее сурового края, считающий рабство неотъемлемой частью государства. Такие, как я, грабят деревни и храмы, не испытывают жалости к побежденным и воспевают насилие. А наивная Боарика доверилась мне через час после знакомства. Ее слова об убитой подруге и беспечном выборе Алабели на мгновение взбудоражили меня, но я сдержался. Не поддался эмоциям. Я и без того понимал, что для Алабели все может закончиться плачевно, но она каждый чертов раз знает, на что идет. Чем рискует. Я волновался о ней, однако не забыл собственного вывода — не стоит верить лишь ушам.
— Повернись, я войду в тебя сзади, — сказал я Боарике. Взгляд ее серых умоляющих глаз стал холоден, как зима в Альгелагских горах.
Час рассвета еще не пробил, а в мои покои уже стучались. Я разлепил веки — темнота не была абсолютной. Я лежал, раскинув руки и ноги в разные стороны, на огромном помятом ложе. Лежал один. Девицы ускользнули, пока я пребывал в бессознательном состоянии.
Ночка выдалась бурной, так что нежданному гостю пришлось стучать еще. Хотелось выкрикнуть какое-нибудь ругательство, однако я сдержался, чтобы не прослыть неблагодарным гостем. В конце концов, слуги лишь исполняют приказ. Я надел чистое исподнее белье, натянул кожаные штаны и открыл дверь. За ней никого не было.
Я вышел из покоев и подошел к широкой винтовой лестнице. Никаких посторонних звуков — шагов, вздохов — я не расслышал. Стук не был плодом моего воображения. Видимо, слуга не дождался ответа. Лишь бы его из-за моей медлительности оборотням не скормили.
— Кто тут? — крикнул я в темноту и, плюнув, зашел обратно в покои.
Стоило мне повернуться к двери спиной, как на меня напали. Оттолкнули к стене и попытались к ней придавить. Я сжал кулаки и собрался дорого продать свою жизнь, пока не разглядел лица нападавшего.
— Какого черта ты делаешь? — процедил я сквозь зубы. Передо мной стояла Алабель.
Она промолчала и внезапно вытащила из-за спины короткий кинжал.
— Алабель?
— Лексо обманул нас, — пробубнила она.
— Убери нож от моего лица, — возмутился я. — Я чуть не решил, что ты выпила зелье Балинта.
— Нет никакого зелья. И никогда не было.
— Откуда такая уверенность?
— Оттуда, что я несколько часов провела в компании его стражника.
— Ну и как, он хорош в деле?
— Я бы так не сказала.
— А я сразу так и подумал. Колдовство способно на многое, но у этих истуканов полностью отсутствуют элементарные человеческие потребности. Где сейчас твой горе-любовник?
— Мертв.
Я было усмехнулся, но тут же понял, что Алабель не шутит. Пришлось задержать дыхание и потихоньку выпустить воздух через ноздри, чтобы не взорваться от ярости.
— Зачем ты его убила? — тщательно проговаривая каждое слово, поинтересовался я.
— Это вышло случайно. Я сама удивилась.
— Он спятил и пытался тебя прикончить?
— Нет.
— Ну, так скажи, зачем?
— Кто я, Фосто? Я ведьма, что умеет воздействовать на сознание людей. Я вцепляюсь в него, как невод в рыбью стаю. Кто-то ускользает из сети, а кто-то становится моей добычей. Но никто не вел себя так, как этот воин.
Я молчал, и молчание мое было гнетущим.
— Сила моих чар должна была пересилить эффект от коварного зелья. Я хотела привести воина в чувство, возможно, подчинить его себе. И чем легче я смогла бы это сделать, тем проще нам было бы расправиться с Балинтом. Но все пошло наперекосяк. Этот несчастный начал рычать, дергаться в судорогах и через несколько мгновений околел. Застыл с распахнутыми глазами и пеной у рта.
— И как это говорит о том, что никакое зелье здесь ни при чем? Все это твои догадки, самоуверенная взбалмошная девчонка.
— У них нет никакого сознания. Оно не затуманено и не прячется где-то внутри их головы. Оно выжжено чрезвычайно сильной магией Балинта. Выжжено не за день и не за два. Это результат долгой и упорной работы. Работы для самых могущественных колдунов. Это мертвецы, Фосто. Их кровь бежит по жилам, заживают раны и растут ногти, но они мертвы.
Я честно пытался представить все это в своей голове, но, видимо, моего воображения было недостаточно, чтобы постичь все тонкости услышанного. Я никогда не встречался ни с чем подобным. А неизведанное страшнее всего.
— Что будет с ними, если убить Балинта?
— Вряд ли то же, что с тем приятелем, который сейчас спрятан под кроватью. Их задача — оберегать графа и выполнять все его приказы. Убийцам Балинта не поздоровится. Что будет потом, я не знаю. Может, они будут нападать друг на друга или на все, что движется. Не знаю.
Оснований не доверять Алабели у меня не было. Она действительно сведуща в тонких материях нашего мира, так что дискуссии отложим на потом. Надо думать о дальнейших действиях. Мы не сможем выбраться отсюда, просто подойдя к воротам и вежливо попросив открыть их. Балинт — камень преткновения.
— О чем задумался, Фосто? — Вопрос Алабели вывел меня из тяжелых мыслей.
— У Балинта есть основания подозревать в нас убийц, что прислал его сын, но если мы ничем себя не выдадим, то сможем выбраться отсюда невредимыми.
— И ты меня называешь самоуверенной? — усмехнулась девица.
— Что поделать, мы разделили слишком много опасностей и стали похожи друг на друга.
— Но кое-что друг от друга продолжаем скрывать.
Я на миг растерялся — не сразу понял, что она имеет в виду скрытую от нее часть договора с Лексо Уховерткой.
— Я хотел тебе сказать об этом.
— Что же помешало?
— Послушай, ты тоже не ангел. Ты вляпываешься во все дерьмо, что раскидано у тебя под ногами и… — вздохнул я. — К черту спор, от него нет проку. Сегодня ночью над всей долиной раздавался нечеловеческий крик. Это не твой почивший «друг»?
— Если бы он орал так, то я бы оглохла. Нет, это что-то иное.
— Знаешь, что сказали мои наложницы? Что это оборотень.
— Час от часу не легче.
Сам я оборотней никогда не встречал. Точнее, не видел их в обличье зверя. Вот если бы какой-нибудь волк встал передо мной на задние лапы и произнес что-нибудь на человеческом языке, то сомнений у меня не осталось бы. А так — пустая болтовня крестьян, страдающих от лесных хищников. Мои слова не значат, что я хочу столкнуться лицом к лицу с источником ночного крика. Это лишь обыкновенное человеческое любопытство. И иногда судьба его удовлетворяет.
Гулкие шаги к моим покоям услышали и я, и Алабель. Почти одновременно.
— Ты хорошо обращался со своими любовницами?
— Уж лучше, чем ты со своим.
Алабель протянула мне кинжал:
— Они не будут ожидать от тебя сопротивления. Воспользуйся им, если потребуется.
Я спешно принялся одеваться, в то время как Алабель искала глазами укрытие в моих покоях. Все мы справились со своими задачами до стука в дверь. Хороший признак, в том смысле, что ее не выломали.
Перед дверью стоял молодой помощник управляющего.
— Пройдемте со мной, сир Кирран, — еле слышно пролепетал паренек. — Господин хочет видеть вас.
«Да вы тут все ночь с днем спутали», — хотелось сказать мне, но я промолчал. Последовал за пареньком.
Мы спускались вниз, и я не мог не обратить внимания на то, что спускались мы долго. Мы точно миновали графский зал. Если меня ведут прямо в капкан, то очень извилистый граф Балинт выбрал путь. Видимо, от обилия свободного времени он стал излишне затейливым человеком. Это настораживало.
Поверни я назад после двадцати минут блужданий — и я долго искал бы комнату, в которой провел замечательную ночь, если вообще смог бы ее найти. Лабиринты Вековой Вершины петляли, превращались в лестницы, уводящие все дальше вглубь. Угнетали своими узкими коридорами и темнотой, разбавляемой лишь факельным светом. Как бы то ни было, все это не шло ни в какое сравнение с вязким чувством опасности, что облепило меня в тот момент, когда у очередной лестницы я увидел графа Балинта собственной персоной. Два вооруженных стражника в лицевых масках неотступно следовали за ним.
— Хорошо ли прошла твоя ночь, славный воин Кирран? — спросил он с ухмылкой.
Я подошел ближе и почувствовал, как безмолвные воины наблюдают за каждым моим движением.
— По возвращении я поведаю лорду Алкею, что вы приняли меня чрезвычайно радушно. Не каждый правитель делает посланникам столь щедрые подарки.
Я надеялся, что мой ответ удовлетворит самолюбие графа. Он действительно учтиво кивнул мне и сказал:
— Одна из наложниц поведала, как удивил тебя странный звук из подземелья моего замка. Она что-нибудь рассказала тебе о нем?
— Что это медведь, — пожал я плечами.
— И ты считаешь, что это действительно медведь?
— Трудно сказать. Я очень давно не слышал их рева.
— Пещерные медведи перевелись в Скалистом Крае?
— Они предпочитают не заглядывать в земли людей. Это люди всегда приходят к ним.
— Твоя правда — человек опаснее любого зверя. И то, что я хочу тебе показать, это в некоторой степени подтвердит. Видишь ли, я хочу, чтобы твой лорд знал, что помогает человеку, который сможет за добро отплатить добром стократным. И за зло — в том же объеме. Идем.
Неоднозначные фразы, тайны, которые граф готов мне открыть, — все это было чертовски некстати. Я готов обсудить с правителем Вековой Вершины предстоящий союз, знал, что ответить на каверзные вопросы, но к такому готов не был. К таким вещам невозможно подготовиться. Можно лишь уповать на опыт и хладнокровие.
Мы спускались вниз бок о бок с Балинтом. Ширины лестницы едва хватало нам, чтобы не мешать друг другу. Я мог вытащить кинжал, но успею ли нанести удар? Сомнения были не в мою пользу.
— Что ты знаешь о сальгурах? — совершенно неожиданно спросил меня граф, и я чуть было не ляпнул о том, что знаю их весьма неплохо.
— Чужеземцы, разоряющие вольные города далеко на западе. Чужеземцы с Пансеги.
— А знаешь ли ты, почему они покинули земли своих отцов?
— Думаю, это те же причины, по которым мои предки разоряли окрестности Берсены. Жажда золота, славы, наживы.
— Нет, славный воин Кирран, первопричина тут другая. Сальгуры отправились в поход, потому что все их земли поглотили себризы — свирепый народ, покоривший многих. Но и себризы не просто так оставили свои города, пастбища и святыни. Им не оставалось ничего другого — против них выступило сразу несколько царств, с некоторыми из них они были в союзе. Чувствуешь, какая буря прошлась по Пансеге?
К чему граф Балинт все это говорит? При чем тут проклятые сальгуры? Он намеренно сбивает меня с толку. Ждет моей ошибки, лишнего слова, которое может стоить мне жизни. Ждать ему придется долго. Возможно, сейчас меня спасает лишь способность противостоять колдовству, и Балинт недоумевает, почему я еще что-то соображаю.
— Историями битв и предательств пестрят летописи каждого государства, — ответил я.
— Но на Пансеге все было иначе. Все самые северные ее царства пали в борьбе с неизвестным врагом. Все те, кто выжил, бросились бежать на юг. Их гнали, презирали и не верили их безумным рассказам. Пока не столкнулись со страшной угрозой лицом к лицу. И были сметены ею. Прочие государства поняли, что невиданный враг придет и к ним. Тем войскам, что они собрали, позавидовала бы даже Нардарская империя в период расцвета. Сколько было грандиозных битв, сколько крови! И никаких побед. Лава людских племен бросилась прочь, сокрушая тех, кто оставался на месте. Десятки царств канули в небытие. Сальгуры атакуют запад, потому что хотят спастись. Потому что знают, что оставаться на месте нельзя.
Я понял, что имеет в виду хозяин Вековой Вершины. Сказки сальгуров о полчищах демонов, забирающих души поверженных ими людей. Они вылезли из нор, что расположены в самых далеких и холодных горах, и с тех пор никакая сила не может загнать их обратно. Я помню душераздирающую историю одного беззубого сальгурского деда, чьи слова нам переводил толмач. Душераздирающую для деда, ибо он рассказывал ее крайне эмоционально.
«Сначала их было десять. Они убили сотню воинов, исчезли, а через год их было уже на сотню больше. Они смогли убить тысячу, и вскоре явилась тысяча демонов. Люди выступили против них с войском из лучших солдат и были разбиты. Спустя год демонов уже невозможно было сосчитать. Люди бежали от них, страшась за свои души. Так пало великое царство Хар-Тагир. Так началось падение всего Севера».
— Почему вы все это мне говорите? — не выдержал я.
— Потому что хочу показать тебе того, от кого бегут сальгуры. Перед чьим именем трепещет вся Пансега. Это не медведь, — Балинт засмеялся. — Это не оборотень. Это нечто большее.
Мы очутились перед двустворчатой дверью, укрепленной железными полосами. С нашей стороны она была заперта здоровенной балкой, которую тут же принялся сдвигать один из стражей Балинта. Тяжелый скрип сопровождал открытие двери. Я не мог и представить, что увижу за нею.