Новость о том, что прибыл какой-то Горыныч, встревожила всех и не на шутку.
— Это кто такой? — тихо спросил я, когда уже вышли из туалета.
— Глава школы кипятков, — ответил Петя, смотря в сторону выхода из кухни.
Что он там на двери хотел увидеть, было решительно непонятно.
— Кипятков?
— Школа кипения, — пояснила одна из официанток. — Они десятые по силе среди всех школ.
— Что же теперь будет, что же будет… — схватилась за голову другая.
Мне тоже было интересно. Получается, сын влиятельного и известного человека, на глазах у нескольких десятков свидетелей напал на гостей ресторана. По личным причинам. Его крик я запомнил. Целью была явно та девушка, которую я вытаскивал.
Как по мне, за такое и до казни недалеко. Поэтому и говорю, интересно, сможет ли тот урод выкрутиться.
Собравшиеся повара и официантки новость вовсю обсуждать начали. Точнее, продолжили. Там вскоре и Борис Дмитриевич появился. Тесак его на месте вернулся, на бедре болтался. Сам мужчина выглядел усталым и мрачным.
Тоже Вдох сделал и с последствиями пока не справился. Кожа на лице и руках блестит. Тени под глазами залегли.
— Дядь Борь, что там? — спросил Петр, разрушив возникшую тишину.
Весь персонал уставился на хозяина ресторана, ожидая чего-то.
— Олег, иди сюда, — позвал он меня, оглядев всех нас. — Остальные — сидите здесь по тишине. Рабочий день на сегодня закончился, но пока не расходитесь.
Борис Дмитриевич развернулся и в общий зал вышел, я за ним. Меня к дальнему столику провёл. Тот парень сидел здесь же, потрепанный, но в сознании и живой. На лбу у него синяк расплывался. При этом не сказать, что выглядел он растерянно, испуганно или как тот, кто раскаивается в содеянном.
Вместо этого он выглядел… скучающим.
Рядом с ним сидел… наверное, Горыныч. Господин сурового вида. Про таких говорят — старый дуб. Старым он при этом не выглядел, а крепким и монолитным — ещё как. Одет роскошно, пальто на соседний стул бросил, сам в белой сорочке сидел. Правая рука на столе лежала, пальцы по дереву барабанили неспешно. На самих пальцах — кольцо и перстень с камнем большим. Встретил он меня взглядом исподлобья. Сразу как-то неуютно стало. Нет, не от взгляда. Хотя, если это влиятельный человек, уверен, много проблем доставить может. Но в другом причина. Он был набит Маслом под завязку. Внешних признаков нет, что говорило о высоком контроле, а на уровне ощущений — явственная ауры силы от него исходила.
Теперь верю, что мастера в этом мире есть. Возможно, с не самым приятным характером и далекие от идеалов служения.
Сидели отец с сыном здесь не одни. Справа о них за столом расположился старший городовой. Тоже не сказать, что в дешевом пальто. Фуражка его блестящая на столе лежала. Смотрел он на окружающий мир, как будто пару кислых лимонов съел и в ближайшее время собирался продолжить эту практику.
В ресторане были и другие городовые. С гостями общались, кто не разбежался. Записывали показания, наверное.
Борис Дмитриевич рядом со мной встал.
— Рассказывай, — сказал он мне. — Без утайки. Что делал, что видел.
Медленно вдохнув, я начал рассказ.
— Столик убирал. Гости ушли, надо было тарелки забрать. Поворачиваюсь и вижу, этот господин, — говорил я спокойным ровным тоном, указав на парня с синяком. — Что-то в руке собрал. Испугался я до жути. Страшно эта штука выглядела. А он ещё возьми, закричи что-то угрожающее. Вроде шлюхой кого-то назвал…
— Шлюхой? — вскинул бровь городовой и посмотрел на отца с сыном. — Продолжайте, юноша. Что было дальше?
— Так это, испугался я сильно, плохо запомнил, что было дальше, — опустил я взгляд в пол, изображая из себя саму невинность.
— Ты говори, сынок, — похлопал меня по плечу Борис Дмитриевич. — Как на духу.
— Я стул кинул. В голове только и мелькнуло, что эта страшная штука в руке человека в маске не должна гостям навредить.
Городовой хмыкнул, Горыныч помрачнел, а вот паренек гадко усмехнулся.
— Бо-рис Дмитриевич, — протянул он медленно. — А это кто такой? Представьте нам своего сотрудника.
Я взгляд не рискнул поднимать. Зачем им ярость показывать?
Если этот парень сидит в ресторане так спокойно, не связанный, не обезвреженный, ещё и вопросы задает наглым тоном, то ситуация не так очевидна, как кажется.
Ох, прогнил этот мир, если таких вот убийц сразу не вяжут и в темницу не бросают.
— Олег, это, — ответил Борис Дмитриевич. — И, если ты хочешь сказать, что врет он, так вон, — повёл он головой вокруг, — у нас почти тридцать свидетелей. Так и я своё слово скажу. Или ты его тоже сомнению подвергнуть хочешь?
— Сбавь пыл, — зашевелился Горыныч. — А ты, сын, помолчи. Продолжайте, юноша. Мы вас с интересом слушаем.
— Так нечего продолжать, — ответил я, сглотнув. — Стул кинул и попал. Шар, пылающий, взорвался, до девушки не долетел. А там меня волной накрыло, дальше и не понял, что произошло.
Парень бровь вскинул, хмыкнул, но промолчал. Как и я промолчал, что его Борис Дмитриевич тесаком вырубил.
Как бы так не вышло, что я своим вмешательством себе отправку на рудники обеспечил. Поэтому, чем меньше скажу, тем лучше. Пусть и претит мне это, аж внутри крутит, но сейчас не время и не место суд вершить. Я для собравшихся — никто. Растопчут и не заметят, порушив мне все планы. Чего допустить никак нельзя.
— Павел, — позвал городовой помощника. — Отведи юношу в уголок и подробности выспроси. Кто такой, тоже узнай.
Я немного выдохнул. Не хотелось в этой компании находиться. Совсем не хотелось. Недавно размышлял, как с драчунами уличными разбираться. Силенок на которых не хватает. А сейчас вижу хищника куда крупнее. За себя я не боялся. А то, что дело помешают сделать, ещё как.
Вдруг мой лимит удачи исчерпался?
Под эти мысли настроение моё и портилось. Ещё городовой душу вытряс.
— Как звать? — спросил он, усадив меня за стол и достав бланк.
— Олег.
— Полное имя.
— Олег Павлович Васильев, — назвал я настоящую фамилию и отчество.
— Документы нужны, — он отвлекся от записей и на меня посмотрел.
— Нет документов, — признался я. — Раньше кочевником был, до этого в приюте жил.
Паспорт беспризорникам выдавали в семнадцать лет, заодно выселяя. Олег до этого момента не дожил.
— Как нет? — посмотрел городовой недобро. — Не порядок. Ты, получается, беспризорник?
Прозвучало так, что это я во всех бедах виноват.
— Почему же. Где жить, у меня есть. В ближайшие дни и к городовым хотел обратиться, паспорт получить. Уж не обессудьте, господин, но, когда в город приехал, меня работа и пропитание больше интересовали.
Наглая ложь, конечно. Никуда я идти не собирался. Не в ближайшие дни уж точно.
— В каком приюте жил?
— Не помню, господин. Меня туда в раннем возрасте отправили. Как-то так и вышло, что название не спрашивал.
— Город какой?
— Под Петербургом.
Он так и записал. А потом подробности стал вытягивать. Как на работу устроился, сколько работаю, где живу. До самого инцидента далеко не сразу добрались. Остальных гостей уже и отпустить успели. Раненых ещё раньше забрали, пока я в туалете в себя приходил.
Городовой работал вдумчиво и неспешно. Я прямо кожей от него опасность ощущал. Точнее, не от него, а от тех, кто ему приказ отдать может. Ситуацию ведь по-разному можно повернуть. Когда с одной стороны сирота, а с другой — уважаемый и влиятельный человек, справедливость и в сторону отойти может.
— Так что же это получается, — сказал мужчина. — Ты стулом в технику кинул, она взорвалась и из-за этого каплями людей накрыло? Получается, твоя вина в этом есть?
— Так если от одних капель такие крики были, что бы случилось, попади эта гадость целиком? — ответил я вопросом на вопрос.
— А вот это уже неизвестно, — сказал он строго.
Но дальше тему крутить не стал.
Меня в итоге отпустили. Но ещё раньше — парня того забрали городовые. Это порадовало. А вот его отец мрачнее тучи ушёл. Не к добру это, ох не к добру. Там вскоре и весь ресторан от посторонних опустел. Персонал наружу вышел да оглядываться начал. Побитая посуда, разбросанная еда. На веранде всё ещё хуже было. Там точно часть досок менять придётся.
Борис Дмитриевич к себе в кабинет ушёл. Пусть он и проводил большую часть времени на кухне, но и свой уголок у хозяина заведения имелся. Петр с ним отправился. Минуты через две вернулся и меня утащил.
Сам я так и сидел за столиком, в углу, подальше от всех. Один из пунктов моего плана — найти союзников среди аристократов. Вот, познакомился сегодня с одним и его сыном. Если остальные не лучше, то этот пункт плана можно смело вычеркивать. И придётся мне одному против армии мертвых сражаться. Потому что такие люди, они скорее человечество сами добьют, чем сделают что-то хорошее.
Было отчего приуныть.
Петр моё состояние проигнорировал, ничего не говоря, утащил с собой.
В кабинет, где я никогда не был, привел и у стола поставил. Борис Дмитриевич выглядел плохо. На людях ещё держался, а сейчас сдал. На лицо — признаки среднего отправления.
К бледности и синякам под глазами добавились ещё впалые щеки, испарина на лбу.
— Ну? — поторопил меня Петр.
— Что? — глянул я на него непонимающе.
— Очистить можешь?
— Это вы чего удумали? — недовольно проворчал «пациент».
— Всё нормально будет, — заверил его Петр.
Слова про то, что никому не надо рассказывать, Петя, кажется, мимо ушей пропустил. Впрочем, я сегодня так замазался, что одной демонстрацией сил больше, одной меньше — хуже не будет.
Плюнув на всё, рукава замотал и стол обошёл. Борис Дмитриевич на меня с подозрением уставился. Когда я к нему руку протянул, перехватил. Я на него посмотрел и вывернулся. Ещё и по настороженно замершей кисти хлопнул.
— Не мешайте. Сделаю в лучшем виде, — сказал ему.
И — сделал.
Руку на грудь положил и потянул грязное Масло.
Заодно оценив его общее состояние.
Борис Дмитриевич — наглядное пособие по тому, что бывает с практиками, если они не владеют техниками очистки. Пусть я полноценную диагностику не провёл, но того, что уловил, хватило бы, чтобы всю его жизнь описать. Дрался не раз Борис Дмитриевич с применением сил. Масло в себя втягивал, грязь худо-бедно переваривал, и закончилось это тем, что дальше всё. Либо помирать, либо на покой уходить. Он и ушёл. А разбитый внутри организм — остался.
Даже странно. Деньги-то у него должны быть. Ресторан популярностью пользуется. Почему к целителям нормальным не обратился?
Вопросы-вопросы. Что за мир такой непонятный.
Как закончил, лицо мужчины разгладилось, щеки снова покраснели. Перенапрягся хозяин ресторана конкретно так. Да и возраст сказывается. Я как пару Капель чистой Крови ему закинул в сердце, так сразу расслабился и засопел.
Я Петру показал пальцем, чтобы не шумел. Обошёл стол. Сам покачнулся.
Очищение средней тяжести, блин… Я пока не готов к такому. Ещё и после короткого боя да собственной очистки. Но куда деваться? Если взялся помогать, то надо хорошо работу делать.
Петр моё состояние уловил и помог снова до туалета дойти. Я уже второй коркой грязного Масла за день покрылся. Жаль, что в ресторане нормальной ванной нет. Я бы не отказался.
— Петь, а Петь, — спросил я устало, когда топали домой. — А что это было?
— Лучше помолчи и последними деньками насладись, — ответил он.
С этими допросами, разбирательствами, наведением порядка в заведении и с лечением Бориса Дмитриевича ушли мы на час позже обычного. По улицам пустым добирались. Почти никого и не было. На завтра выходной дали, хоть это радовало.
Хозяин ресторана-то недолго проспал. Быстро на ноги встал да пошёл порядок наводить. Как в умах людей, так и в самом заведении.
— Всё настолько плохо? — спросил я.
— Более чем, — кивнул он, шагая да головой крутя. — Ты ведь главный свидетель, как я понял. А нет свидетеля, нет проблемы.
— Логично.
А ведь говорили мне, лучше держаться от столицы подальше. Зря не слушал.
Всего ничего Петра знаю, но подметил, что картошечка у него вместо успокоительного. Утром он её никогда до этого не делал. А сегодня нажарил большую сковородку. Ещё и половину запасов из холодильника достал. Сыра нарезал, колбасы, сала.
А я и не против стресс заесть. По утру произвел привычный набор действий да обдумал ситуацию. Как ни крутил её, не видел, что лучше мог сделать. Швырни стул на секунду раньше, того бы парня самого техникой накрыло. И — всё. Чтобы со мной этот Горыныч сделал? Поэтому лично для меня в таком раскладе ничего хорошего не было. С другой стороны, никто бы другой не пострадал. Так что надо было раньше стул швырнуть. Но я вообще удивился, что два раза куда надо попал. Не иначе, на адреналине выше головы прыгнул. На усиление от Крови как-то не получилось списать. Там этого усиления-то… Жалкие слезы.
Мог бы и вовсе не вмешиваться, но… Над этим и думать всерьез не стал. Были бы трупы. А это ещё хуже, чем прибить паскуду.
С остальным разбираться надо. Слишком многого я не понимаю, чтобы выводы делать.
Петра я не трогал до момента, пока он половину своей тарелки не умял. Как доест, сразу вялым станет. А сейчас — идеально. Уже расслабился, но не слишком.
— Так что там со вчерашним? — спросил я, и это стало первой фразой за всё утро.
— Умеешь ты, Олежа, — сказал он мне, — вляпаться.
— Чем богаты, тем и рады. А если серьезно? Обрисуешь расклады?
— Горыныч, он же Давид Сергеевич Голыновский, человек известный, — медленно проговорил Петр, рассматривая подхваченную вилкой картошечку. — А также серьезный и противоречивый. Старший мастер школы Кипения.
— Что за название такое странное?
— У его предка спроси, — пожал плечами Петр. — Школе больше ста лет. Старшая.
— Это что-то значит?
— Это значит, что у неё и репутация высокая, и ученики прославиться успели, и мастера подтвержденные есть, и князь признал. Всего в Москве семнадцать старших школ. А остальных — больше двух сотен.
— О как, — покивал я.
Вопросов у меня только прибавилось. Я бы не отказался узнать, какая здесь градация рангов силы и как именно экзамены на мастера сдают, но успеется. Это отдельный разговор будет, а то Петр устанет и актуальное не расскажет.
— Ему и заводы принадлежат, и земля. Богатый и властный человек, — закончил мысль Петя.
— А ещё сильный, — припомнил я исходящую от него ауру. — Это я понял. Скажи мне, Петр, как так вышло, что его сынок на людей набросился? Это вообще нормально?
— Нет. Говорю же, Горыныч человек противоречивый — Петр вздохнул, закинул в рот новую порцию картошки, сальцем закусил да пояснил: — Только не вздумай об этом вслух на улице говорить. А то, ишь, нашёлся любитель важные вещи при всех обсуждать, — осуждающе посмотрел он на меня. — Про род Голыновских всякие слухи ходят. Всяким разным занимаются. На расправу быстры. Неугодных устраняют, если надо.
— И что, всем плевать?
— Олежа, — посмотрел на меня Петя, будто ему сто лет. — Ты либо дурак, либо наивный дурак. Правила для бояр одни, для простого люда — другие. Князь силен, но не всесилен, — сказал он шепотом. — Но только повтори это где-нибудь! Тут уже не рудниками, а Тихой улицей пахнет.
— Что за улица? — заинтересовался я.
— Точно дурак, — расстроился Петр. — И у стен есть уши. На Тихую, поверь, лучше не попадать. Там с такими смутьянами, кто язык не контролирует, разговор короткий.
— Понял, запомнил, — успокоил я его. — Так что с тем парнем? Ему с рук спустят?
— Не знаю, — насупился Петр. — Свидетелей много. Борис Дмитриевич тоже человек не последний. Гости у нас разные были. Кого-то запугают, кому-то денег сунут. Так и выйдет, что свидетелей не останется. Мой тебе совет, если на разговор позовут да рубли предложат — бери. Лучше деньги взять и живым остаться, чем с ними бодаться.
— Вот так просто? — удивился я.
— А ты хочешь сложно? — разозлился Петр. — Так в следующий раз, если откажешь, будь уверен, до дома не дойдешь. В реке труп найдут. Или я чего не знаю и у тебя покровители имеются? — спросил он с подозрением и надеждой.
— Сирота я.
— Тогда и забудь, что вчера случилось. Завтра в ресторан придём и сделаем то, что дядь Боря скажет.
— Ага, понял… То есть в Москве нормально, что один паскудник людей убивает.
— Не нормально. Не думаю, что он легко отделается. Отец ему и сам наверняка выскажет недовольство. Но тебе какое дело? Справедливости ищешь? Или поквитаться хочешь? Забыл, как от шпаны по лицу получал?
— Не-не, — выставил я руки перед собой. — Мне проблемы не нужны.
А вот то, насколько общество прогнило — интересно.
Тут ведь какое дело. Масло — это что? Это энергия с разных планов, перемешанная. Есть твердь — реальный, физический мир. Есть стихийный план, где все стихии обитают. Есть ментальный, отражение всех помыслов, чувств и эмоций живых существ. Другие планы всякие, о которых лучше мудрецы расскажут. Одно знаю точно. Масло не само по себе очищается. Его люди чистят. По всей вертикали общества. Чем меньше порядка, тем больше грязи. Если здесь норма в угоду своим амбициям и алчности действовать, то значит — эти люди слабы перед богом смерти. Следовательно, и мне труднее придётся.
Впрочем, я пока ни одной предпосылки не увидел, чтобы на какую-то помощь рассчитывать. О чем я старался не думать.
А то такое бремя на плечах лежит, что как бы не размазало.
— Хорошо, что не нужны, — сказал Петр. — Теперь и ты мне на вопросы ответь. Ты как так ловко Ивана подбил?
— Ивана?
— Сын Горыныча. Он ведь в маске пришёл? А ты его технику сбил. Потом ещё и тарелкой засветил по лицу, лицо заставил показать. Думается мне, он хотел напасть да сбежать. Никто бы и не знал. А так эта история наружу вылезла. Теперь ты его личный враг… — с каждым словом Петр выглядел всё более задумчивым, словно только сейчас всю серьезность осознал.
— Да как-то само вышло, — ответил я.
Личный враг, значит. Не было печали.
— Про то, где ты с техниками научился бороться да исцелять страшные ожоги, лучше не спрашивать, да? — спросил он как бы невзначай.
— Не понимаю, о чем ты.
Ответил я так, что сразу стало понятно — очень даже хорошо понимаю.
Аристарх Павлович вскрыл яйцо, желток растекся по рыбе, зелени и мягкой булочке.
— Подача у тебя, Боря, как всегда, отличная, — сказал он добродушно, принявшись за завтрак.
— Стараемся, Аристарх Павлович, держим марку.
— Жаль, что вы пока закрыты, — целитель обвёл взглядом ресторан и глянул, как строители на улице меняют доски на веранде. — Надо же, как оно вчера закрутилось.
— Я сам в шоке. Не думал, что молодой недоросль бойню устроит прилюдно. Совсем с ума сошёл.
— Так и есть. Сошёл, — тихо ответил Аристарх Павлович, — считай, это официальная версия. Меня вчера ночью из дома вытащили. По личному распоряжению князя, — поделился целитель. — Ещё Горыныч нервы потрепал.
— Угрожал? — понимающе кивнул Борис Дмитриевич.
Отношения у двух мужчин были приятельские. С тех пор как Борис в отставку ушёл, ресторан свой открыл, Аристарх Павлович стряпню распробовал и стал заказывать доставку на завтрак, обед и ужин, изредка сам заглядывая, так и стали приятельскими.
— Угрожал, взятку дать пытался. Совсем с реальностью дружить перестал, — возмутился Аристарх Павлович. — Его понять можно. Кто обрадуется, когда сынок такую свинью подложил? Князь не доволен очень. Лично взял дело под контроль.
— Это хорошо. У меня тут паренек отличился. Не хотелось бы, чтобы исчез.
— Этого обещать не могу, — спокойно ответил Аристарх Павлович. — Как князь решит, так и будет. Горыныч давно на выволочку нарывался, но сам знаешь.
— Да знаю, как не знать.
Москва пусть и большая, но все друг друга знали и слухи быстро распространялись.
— Ты мне вот что лучше скажи, — выставил Аристарх Павлович в сторону мужчины вилку. — Кто девчонку и паренька лечил? Они единственные, кто под технику попали. Не жить им без вмешательства. Среди гостей целитель был?
— Целитель? — задумался Борис Дмитриевич.
Прокрутив в голове все события, но никакого целителя не вспомнил. Кроме одного. Совсем юного.
— Да, — продолжил говорить глава лечебницы. — Очень толковый. Кипяток этот отравленный вывел. Ты ведь должен был слышать про их техники. В тело проникают, убивают медленно, заставляют жертву мучиться. Полегли бы там, бригада не успела бы приехать.
— Так это… — Борис Дмитриевич не нашёлся, что сказать.
Он понял, что Аристарху Павловичу стало интересно, что это за коллега его в столь громком деле отметился. И понятно почему. Будь кто из известных, уже бы слухи разошлись. Но глава лечебницы ничего слышать не мог. Потому что не было никого известного. Но Петр попросил вчера молчать да об Олеге не распространяться.
Сам же Борис Дмитриевич, не иначе, из-за нервов, только сейчас всю картину в голове сложил. Олег, получается, технику отбил, в бой вступил, будто с подобным не раз сталкивался, а как противника вырубили, так за раненых взялся, быстро оценив ситуацию и определив, где его помощь нужна. Теперь понятно стало, почему он возле девушки и парня того задержался. Петр его ещё и прикрывал. Хозяин ресторана тогда этого не понял. Он вообще не сразу разобрался, что происходит. Сейчас же факты в голове сложились. А ведь парнишка ещё под атаку попал, но быстро оклемался. Сам себя исцелять умеет? Похоже на то. Потом ещё и с ним поработал. Как будто не юнец сопливый, а опытный полевой целитель.
— Знаю я этого целителя, как не знать, — принял решение мужчина. — Он ещё и со мной поработал. Вы ведь знаете, почему я в отставку ушёл. Организм всё, не выдерживает работы с Маслом. А вчера пришлось Вдохнуть, чтобы недоросля этого паскудного уложить.
— Да-а? — протянул Аристарх Павлович. — Кто же это такой постарался? Из моих никто не отметился. А другие… — целитель задумался.
— Сомневаюсь, что вы его знаете, — улыбнулся мужчина. — А давай, Аристарх Павлович, вы ко мне на днях зайдете, я вас лично с ним познакомлю.
— Кто-то из приезжих? Кто? — целителю хотелось получить ответ здесь и сейчас.
— Приходите и увидите. Ситуация не такая простая.
— Заинтриговал, голубчик, — ответил Аристарх Павлович. — Завтра? Нет, дела… Давай послезавтра.
— Договорились. А что там с потерпевшими, не расскажете?
— Если ты про девушку и парня, расскажу. По секрету, — улыбнулся Аристарх Павлович. — История глупая, как и все юношеские истории. Иван на почве ревности решил убить девицу Сокольниковых, которая ему отказала. Представляешь? Ещё и ухажера её прихлопнуть собрался. Тот из мелких бояр, как только девке голову вскружил.
— Сокольниковых? — задумался Борис Дмитриевич.
Род он этот знал. Не такие известные, как Голыновские, но тоже не последние люди. Совсем иначе дело выглядит теперь.
— Да, — покачал головой Аристарх Павлович. — Мне уже с утра привезли десяток пострадавших. С обеих сторон. Успели подраться.
— Лихо дело закручивается.
— А то. Так что жди новостей. Уверен, князь серчать будет. Всем хвосты накрутит.
— Это уж точно, — вздохнул Борис Дмитриевич.
— Ладно, Боря, завтраки у тебя выше всяких похвал, но идти пора. Работа не волк, в лес не убежит.
— Всего вам доброго, — улыбнулся мужчина.
Про себя подумав, что у не такого уж молодого целителя завтрак случился в час дня. Заработался, как обычно.