Первый-второй…
Жаль, эту песню здесь сразу же запретят: нельзя прославлять, называть героями немецко-фашистских оккупантов.
— Вы вообще поаккуратнее будьте с песенками из нашего времени, — предупредил всех замполит роты Саша Абрамов. — За многие из них потом с чекистами греха не оберёшься.
Он теперь у нас не лейтенант, а младший политрук. Только бойцы его всё равно по привычке продолжают лейтенантом называть. Саше пофиг, а вот пополнение из гродненских ополченцев и подобранных нами окруженцев это несколько коробит, как и наше обращение друг к другу: «товарищи офицеры». Что-то мне подсказывает, что в Особый отдел армии уже столько «закладных» на нас ушло, что хоть весь полк в ГУЛАГ отправлять можно будет, когда нас в тыл выведут. Особенно число доносов возросло после того, как мы вышли «в цивилизацию», к этим самым Липнишкам, забитым отступающими частями и, соответственно, сотрудниками НКВД. Жизнь такая: одни «стучат», а другие предупреждают, что на нас настучали.
Это название, ГУЛАГ, у нас мало кто слышал. И про книжку перебежавшего к американцам Солженицина «Архипелаг ГУЛАГ» тоже. И я бы не знал, не будь у нас на курсе парочки типусов, пытавшихся её, отпечатанную на пишущей машинке, кому-нибудь всучить. Хорошо, у меня мозгов хватило не взять. Недолго пытались: со свистом из института вылетели, а те, кому всучили, имели очень неприятные беседы с сотрудниками КГБ. Скорее всего, эти двое уже отслужили срочную, и вместе с нами в 1941 год не попали. А ведь эта гнида Солженицын где-то теперь воюет. Или ещё нет? Эх, попадись он мне тут, на фронте!
Прекрасно понимаю, что все эти кровожадные мысли от безделья. Или, скорее от ожидания. Ведь бездельем наше стояние возле Липнишек сложно назвать: всеми силами приводим в порядок материальную часть. После тяжёлого марша к Гродно и отхода от него с боями на это просто не было времени. А техника, как говорит зампотех батальона, любит ласку, чистку и смазку. Поэтому, пока не подошли фрицы, чистим, смазываем, подкручиваем, подвариваем.
Ну, вот. Накаркал! Откуда-то с юго-запада донеслась стрельба. Это не наш участок обороны. Мы занимаем позиции для обороны Липнишек, в которых сходится сразу несколько дорог, по рубежу Большая Почерня — Лопаты — Белозёровцы — Дворчане. Оба фланга упираются в болотистую местность, и с севера, если подойдут «старые знакомые» из немецких 5-го армейского и 57-го моторизованного корпусов,с флангов им нас не обойти. Но они задерживаются. Видимо, действительно проблемы с боеприпасами и топливом оказались серьёзными. Зато чёртов 20-й корпус на подходе. А вот он, если сумеет с ходу захватить автомобильный мост через Жижму (железнодорожный сегодня с утра уже взорвали, как и железнодорожный мост через Гавью), то ударит нам в тыл.
Да ему просто деваться некуда будет, кроме как нам в тыл прорываться: пойма Жижмы довольно болотистая, а в двух с половиной километрах следующая река, Гавья. К тому же, куда более широкая, чем Жижма. Вот и придётся немцам прорываться в Липнишки, нам в тыл.
А в то, что их надолго задержат те сборные батальоны, которые набрали из отставших от частей красноармейцев, я просто не верю. Их слепили из тех, кто попался под руку, немного усилили противотанковой артиллерией и миномётами и указали, где они должны вырыть окопы. Все же более или менее боеспособные части уже отошли на Ивье.
Вряд ли этот городок будут оборонять серьёзно. Ведь задача 3-й армии поставлена однозначная: избежать окружения, вывести войска в район северо-западнее Минска для организации обороны столицы Белорусской ССР. Судя по карте, в район Воложина и Молодечно. Туда, куда рвутся с севера танки Гота.
Стрельба уже затихла. Наверняка это был мотоциклетный дозор, нащупывающий оборону. Значит, скоро следует ждать подхода более серьёзных сил.
А это что ещё за нафиг? Вдоль северо-западной кромки леса по направлению к хутору Кузьмы прямо по засеянному полю несутся две «Шилки».
— Воздух!
И это не какой-нибудь разведчик, что ещё вчера крутился в районе Липнишек. Сразу две зенитки для него не стали бы гнать. Похоже, немцы, пользуясь тем, что советские авиаполки перебазировались далеко под Минск, снова начали использовать в прифронтовой зоне бомбардировочную авиацию.
С трудом разглядел приближающиеся с юго-запада чёрные точки и навёл на них бинокль. Видно ещё плохо, но, скорее всего, «Штуки», пикирующей Юнкерсы-87, прозванные ещё «лаптёжниками». Интересно, по нашу душу или решили отбомбиться по селу.
Зенитки выскочили на полевую дорогу, соединяющую Большую Почерню и Дороши, и скрылись за выступом леса.
Всё-таки на нас! Точнее, на нашу артиллерию, укрытую в лесу. Видимо, кто-то поленился хорошо замаскироваться, и при расшифровке аэрофотоснимков удалось обнаружить какие-то установки.
Сверху заняла позицию четвёрка «мессеров», а пикировщики уже набирают высоту, чтобы начать бомбёжку.
Но «Шилки» сработали на отлично. Такие тихоходные цели для них, приспособленных бороться с реактивными истребителями и управляемых радиолокаторами, просто мишени. Откуда они стреляют, можно догадаться только по трассерам. Метко стреляют. И часто. Значит, бьют не из всех стволов разом, а попеременно: верхняя пара — нижняя пара.
Передовой Ю-87 из девятки мгновенно вспух в воздухе взрывом собственных бомб. Полетели ошмётки от попадания в ещё один. Два последующих шарахнулись от взрыва, но тотчас прилетело и им. Секундная пауза, видимо, для доворота башни, и новые струи пламени рвутся в небо. На этот раз у одного срезает крыло, и он, кувыркаясь, рушится возле хутора, а второй, разбрасываясь кусками обтекателя двигателя, дотянул аж до берега Опиты.
Уцелевшие шарахаются в разные стороны, но двоим всё равно не повезло. Правый рушится в болото южнее Дорошек, а левый, задымившись, сбрасывает бомбы в такое же болото близ Кузьмы и, медленно теряя высоту, начинает уходить на северо-запад.
Интереснее другое: замыкающий девятки продолжает кружить в отдалении, даже не собираясь куда-то уходить, как два другие, отвернувшие южнее и сбросившие бомбы с горизонтального полёта на позиции заслона, прикрывающего подходы к автомобильному мосту.
Ловлю себя на том, что ору во всю глотку:
— Да куда же вы смотрите? Мессеры!
Два истребителя, сорвавшись вниз в пикировании, поливают из своих пушек «на расплав ствола» опушку леса, с которой били зенитные установки. Нет, среагировали. Один расцвёл разрывами зенитных снарядов на обшивке двигателя и, не выходя из пикирования, с клубом чёрного дыма врезался в землю где-то в лесу, а у второго тоже срезало крыло, и он, кувыркнувшись несколько раз, рухнул в болото уже западнее Дорошек.
А оставшиеся два истребителя прикрытия продолжают крутиться на высоте около трёх километров, охраняя «Штуку», держащуюся в стороне. Ох, не к добру она висит!
А это ещё что такое? По той же самой колее, протоптанной «Шилками», колыхается ещё одна зенитная установка, колёсная «Стрела-1М», сделанная на базе БРДМ-2. Неужели у зенитчиков тоже проснулась паранойя из-за этого назойливого Ю-87, не желающего уходить?
Пожалуй, мои подозрения о том, что эта «Штука» выполняет какое-то особое задание, соответствует действительности. Она переместилась севернее, явно наблюдая за «Стрелой». На свою голову. Едва выбравшись на дорогу, «Стрела» остановилась и шевельнула блоком пусковых установок. Из задней части пускового контейнера вырвалось пламя, и ракета понеслась в сторону «лаптёжника».
Прямого попадания не было. Ракета взорвалась в метрах десяти от самолёта, изрешетив его поражающими элементами, и он, клюнув носом, задымил и на снижении пошёл куда-то в сторону деревни Дворище на правом берегу Жижмы. Всё, с такой дистанции даже «Стреле» его не достать. А следом за ним упорхнули и «мессеры».
Да уж, досталось одной из «Шилок»! Когда они обе возвращались по той дороге, что приехали, в бинокль были видны пробоины в башне, а антенна радиолокатора топорщилась кусками металла. Позже выяснилось, что от снаряда авиапушки, пробившего башенную броню, погиб командир экипажа. Чёрт, какая-то заминка на несколько секунд, и установка выведена из строя и лишилась командира!
Следя за уходящей на исходную батареей, я даже не расслышал стрельбы, снова начавшейся у моста через Жижму. И только грохот его подрыва вернул меня к действительности.
Капитан Сергей Николаев, 4 июля 1941 г., 10:50, севернее Молодечно
Генерал-майор Крылов решил вопрос с авианалётами и дальнобойной артиллерией немцев радикально.
Рано утром, когда солнце поднялось ещё невысоко, в сторону Вильнюса на высоте километров семь пролетел Миг-23. Через некоторое время он вернулся и покружил над тылами немецких дивизий. По нему пытались бить тяжёлые зенитки (а это очень неприятная новость! Эти 88-мм монстры — были злейшим врагом советской тяжёлой бронетехники до самого конца войны), но у расчётов не получалось рассчитать упреждение и точную дистанцию для столь скоростной машины.
Часа через два подтянулись две тройки тяжёлых реактивных бомбардировщиков, фюзеляж которых напоминал шило. Одна ушла к Вильнюсу, а самолёты второй, разошедшись в разные стороны, высыпали свой груз в ближайшем тылу немцев. Калибр бомб я не определю, но бабахало так, что земля дрожала даже в Ошмянах.
Сделали по два захода, и уже после первого по ним прекратили стрелять зенитки. А об огне тяжёлых батарей в тот день мы только вспоминали.
Зато сразу же прекратились даже пехотные атаки. Ну, не любят немцы наступать без артиллерийской поддержки.
Жить бы и радоваться, но из штаба корпуса поступил приказ отбить утраченные позиции в районе населённого пункта Ворни и выбить немцев из Мурованой Ошмянки. Для этого нам была выслана рота танков в составе восьми Т-34–85 и пары Т-10М.
Советский средний танк Т-34–85
Не самое удачное решение, если учитывать довольно слабый грунт в пойме Ошмянки близ Ворней. Но если пустить тяжёлые «десятки» вдоль полевой стёжки через Вельмуты и Медюны, то к Мурованой Ошмянке они пройдут. А Ворни будут атаковать лёгкие танки генерала Галицкого. На мне — артподготовка: корпусной артполк по дальности не дотягивает до немецких позиций, которые предстоит атаковать.
Рота подошла ближе к трём часам дня. Для почти пятидесятидвухтонных Т-10М пришлось устраивать гати на бродах через небольшие ручейки, вот и задержались.
Пока готовились к удару и согласовывали детали с генерал-майором Галицким, пришло тревожное известие о том, что немцы обошли сводный «десантный» полк и вышли к мосту через Вилию у Сморгони. Но там есть, чем обороняться, и наши планы командование корпуса оставило неизменными.
Для артподготовки я выгнал все оставшиеся в наличии самоходки калибром 122 и 152 мм. А обстрел немецких позиций около Ворней поддержала ещё и артиллерия 24-й стрелковой дивизии.
Хоть это были не 200 орудий на километр фронта, как в памятном высказывании маршала Жукова, но немцы не выдержали удара пехоты, поддержанного слабенькими пулемётными танками. Правда, три из них потеряли, пока красноармейцы не взяли деревушку.
Дождавшись, когда атакующий батальон хотя бы чуть-чуть укрепится, обе батареи самоходок и сразу две гаубичные батареи 24-й дивизии начали артподготовку на направлении Мурованой Ошмянки. Под прикрытием артогня оба Т-10 и две «тридцатьчетвёрки» втянулись в дефиле между двумя лесными массивами северо-западнее Медюнов, придерживаясь дороги. Остальные шесть Т-34–85 пошли левее их, ближе к левой роще, где грунт послабее.
Как я и ожидал, из кустов по головной машине ударили немецкие противотанковые пушки. Но для толстой шкуры Т-10 даже более мощные 50-мм орудия были, как слону дробина. Вскрывшиеся позиции противотанкистов из 85-мм стволов расстреливали «тридцатьчетвёрки». А преисполненные достоинством тяжёлые танки хранили гордое молчание, лишь постреливая из спаренных 14,5-мм пулемётов. А по ним, пытаясь задержать их неумолимое шествие, откуда-то из-за леса на окраине Мурованой Ошмянки лупили немецкие полковые орудия.
Танки стали скрываться за деревьями, и у меня взыграло любопытство. Я приказал механику-водителю ехать к Медюнам, чтобы видеть, что будет дальше.
Полковая артиллерия, опасаясь попасть по своим траншеям, перенесла огонь на наступающих красноармейцев, часть которых принялась прочёсывать левый лесок. Танки же, даже потерявшая гусеницу от близкого разрыва 150-мм снаряда «тридцатьчетвёрка», метров с семидесяти расстреливали из пулемётов немецкие траншеи.