— Какая скорость этой машины? — выстрелил он вопросом пока «безопасник» тщательно изучал документы маршала и генерала армии.
— Крейсерская 625 километров в час, максимальная — 685.
— Этого не может быть! Это же быстрее любого истребителя.
Подполковник только пожал плечами.
— Пока быстрее.
— А мощность двигателей?
— По 4252 лошадиной силы каждый. Если мне разрешат, товарищ полковник, я вам изложу все её технические характеристики.
— Товарищ старший лейтенант госбезопасности, поторопитесь, пожалуйста, — стал испытывать нетерпение маршал. — Нам очень срочно надо увидеться с товарищем Сталиным. И в первую очередь — пока хотя бы кратко переговорить с товарищем Берией. Вопрос жизни и смерти многих миллионов людей. Если мне не объясниться с Лаврентием Павловичем немедленно, то буквально в ближайшие часы может пролиться кровь. Ещё не миллионов людей, но уже сотен. Если уже не начала проливаться.
— Сдайте оружие и садитесь в машину, — наконец, вышел из ступора гэбэшник.
— Давно бы так, — улыбнулся маршал, протягивая ему рукояткой пистолет неизвестной конструкции.
То же самое проделал и генерал армии, а из самолёта передали небольшой саквояж.
— Что в вашем портфеле? — насторожился старший лейтенант госбезопасности.
— Книги по ближайшей истории СССР. Очень важные книги для руководства Советского Союза, — предъявил Устинов содержание портфеля.
19 июня 1941 г., 10:40, несколько километров северо-восточнее Витебска.
Без пятнадцати восемь младший лейтенант НКВД Могилевич, как обычно, подходил к зданию областного Управления. Газ-А начальника уже стоял перед входом, и под открытыми боковинками капота машины возился Пётр, водитель этого агрегата.
— Опять не хочет ехать? — поприветствовав парня, спросил младший лейтенант.
— Свечи менять пора, — отмахнулся тот, вытирая ветошью испачканные руки. — А запас кончился. И трубка радиатора подтекает. С ней-то попроще: только воду почаще подливать нужно, пока не запаяю. А вот со свечами — совсем беда. Надо будет к военным наведаться. Может, у них комплект свечек на что-нибудь выменяю.
— Как там САМ? Сильно злой, если так рано примчался?
— Чем-то обеспокоенный. Всю дорогу молчал и нервничал.
Дежурный по Управлению тут же отправил Могилевича на второй этаж.
— Дуй скорее! Что-то серьёзное приключилось, и товарищ капитан всех командиров в восемь ноль-ноль у себя собирает.
Что уж может быть серьёзнее? Исчез военный аэродром возле деревни Журжево, что находится на северо-востоке от областного центра. Вот просто так взял и исчез! Прискакавший полчаса назад из деревни парень рассказывал про какой-то странный светящийся туман, среди ночи окутавший аэродром. А когда рассвело, на месте аэродрома стала видна огромная проплешина, застроенная огромными зданиями непонятного назначения. И лётное поле, увеличившееся во много раз, оказалось заставлено самолётами неизвестной конструкции. Просто невероятно огромными. «Как ваша контора», рассказал гонец.
После этого колхозники, привыкшие вставать с солнцем, видели в небе на огромной высоте летящий самолёт, оставляющий в небе ярко-белый след. Самолёт летел очень, очень быстро. «Быстрее любого истребителя». Пролетел он с юга на север, а почти через час вернулся на юг.
Почти через час — понятие растяжимое. Часы и в городе большая редкость, а в деревнях и вовсе. Так что, может, полчаса летал, а может, и полтора часа. Но необычный гул с неба слышали и горожане.
С аэродромом никакой связи. Деревенские подходить близко побоялись, потому что увидели, как вокруг аэродрома ходят солдаты в неизвестной форме с короткими винтовками на плече. И самое главное — с погонами, которые в государстве рабочих и крестьян отменили больше двадцати лет назад.
— Есть основания предполагать, что имеет место десант недобитых белогвардейцев, — заключил капитан милиции Самойлович.
— Товарищ капитан, а разведку к аэродрому посылали? — задал вопрос старший сержант Осипов, перешедший на службу в милицию после ранения в Финскую кампанию с должности пехотного комвзвода.
— Я уже приказал старшему милиционеру Кучеру, который живёт на северной окраине Витебска, оседлать коня и съездить в сторону аэродрома. Чтобы он, как вернётся, с любого телефона позвонил в Управление и доложил об увиденном. А ещё позвонил в Минск, попросил, чтобы выслали самолёт, который осмотрит местность сверху. Там у них тоже что-то подобное творится в Мачулищах. А пока нам надо подготовить план наших действий на случай, если моё предположение о десанте белогвардейцев подтвердится.
За время совещания Самойлович несколько раз отвлекался на телефонные звонки. Из Минска сообщили, что самолёт У-2 вылетел. Дозвонился Кучер, подтвердивший слова колхозников о множестве огромных самолётов на преобразившемся аэродроме, и о том, что аэродром сильно охраняется людьми в неизвестной форме. Смутили, разве что, его слова о том, что на хвостах некоторых самолётов он разглядел что-то похожее на советский флаг. Но смотрел он очень издалека, и гарантированно это утверждать не мог. Поэтому было принято решение обратиться к военным, теперь очень часто следующим через железнодорожную станцию в воинских эшелонах. И из Минска разрешили разгрузить один из эшелонов, в котором следовало две роты стрелкового батальона, батарея полковых пушек и две бронемашины БА-20. Главное, что к пушкам имелся полный боекомплект, а для красноармейцев нашлись патроны. Руководить разгрузкой и выдвижением стрелков и артиллерии отправили лейтенанта госбезопасности Акопяна.
Бронеавтомобиль БА-20
А потом телефон начал звонить беспрестанно. С северной окраины города сначала сообщали о том, что на аэродроме совершил посадку какой-то странный летательный аппарат с винтом наверху, но не автожир. А потом — что с аэродрома взлетел гигантский четырёхмоторный самолёт, взявший курс на восток.
— Если это бомбардировщик, вроде ТБ-7, то он очень много бед может наделать, — покачал головой Осипов, лучше всех знакомый с новинками военной техники.
Доложили и о стрельбе после появления вблизи аэродрома разведчика У-2. Но биплан не сбили, потому что вскоре после этого лётчик-наблюдатель позвонил из продовольственного магазина, докладывая о произведённой разведке. Стрельба, как пояснил начальник Управления, была, скорее всего, предупредительная. Самолёт просто предупреждали, чтобы он не летал над самим аэродромом. Очень странное поведение для белогвардейцев, вторгшихся на советскую территорию.
Затем последовал отчёт лейтенанта ГБ Акопяна о том, что бронетехника и красноармейцы выезжают из района вокзала на грузовиках, временно заимствованных у городских предприятий, а пушечная батарея перебрасывается на окраину Витебска. И размышлять над всеми странностями стало некогда: весь свободный от неотложных дел личный состав Управления НКВД областного центра выдвигался в сторону аэродрома вместе с красноармейцами.
Аэродром действительно поражал своими размерами. Могилевич его не раз видел в прежние времена, и он никогда не казался младшему лейтенанту маленьким. Но теперь… Взлётно-посадочная полоса, вокруг которой действительно сгрудилась масса самолётов невиданных форм и размеров, растянулась, наверное, километра на три. И, в отличие от прежнего, была бетонной! Такое, как он читал, только вот-вот будет сооружено под Москвой. Может, это тот подмосковный аэродром (как же его название?) невероятным образом перенёсся сюда, в Белоруссию? Но нет, Осипов говорит, что никогда таких самолётов на фронте не видел. Чуть в стороне — несколько огромных домов в четыре или пять этажей. Таких даже в Витебске — раз, два, и обчёлся. А эти гигантские полукруглые сооружения на окраине аэродрома, сделанные явно из металла? Никто никогда таких не видел.
Полковые трёхдюймовки оставили, как и положено, в тылу, на окраине Ольгово. Их дальнобойности и оттуда хватит, чтобы накрыть почти всё лётное поле и здания вокруг него. А красноармейцы, получив патроны и набив ими обоймы, выстраивались в цепь, чтобы по команде пойти в атаку. На флангах — бронемашины. Пусть и пулемётные, но вместе с ДП, имеющимися в обеих ротах, очень хорошо поддержат наших бойцов, если незваные гости попытаются отбиваться.
А ведь попытаются! В старенький бинокль, доставшийся Могилевичу от отца, воевавшего в Гражданскую, хорошо видны фигурки солдат противника, бегущие к западному краю взлётной полосы. Форма у них действительно непривычная: вся в каких-то пятнах. Вот один, споткнувшись, упал в траву, и сразу же исчез. И какие-то короткие карабины в руках. Передовые уже достигли колючей проволоки и залегают, сливаясь с травой. Тяжело будет таких выкурить, когда наши пойдут в атаку. Ну, ничего! Под артиллерийским и пулемётным огнём, при поддержке наших бронемашин, никуда они не денутся. Их там всего-то человек пятьдесят, а у нас — четыре сотни, включая милиционеров.
— А это что за шум? — отвлёк младшего лейтенанта оказавшийся рядом Акопян.
Из леса, ломая кусты, с невероятной скоростью, словно они едут не по неровной луговине, а по шоссе, вылетели то ли колёсные танки, то ли какие другие боевые машины. Четыре пары огромных колёс, небольшие башенки с торчащими из них крупнокалиберными пулемётами. Много! Целых десять штук.
БТР-70
Машины, распределившись на равные промежутки вдоль южного и западного края аэродромного ограждения, развернулись передом к красноармейцам, и из люков на их «спинах» посыпались вниз солдаты. В таких же испятнанных гимнастёрках и с короткими карабинами, но уже в касках. Мгновенно рассыпались и залегли в траве. Пожалуй, человек по семь из каждой машины. А это значит, к полусотне прибежавших ранее добавилось ещё… не меньше семидесяти.
— Не стреляют. Почему они не стреляют?
Горячего кавказца Акопяна, похоже, беспокоило именно такое странное поведение «белогвардейцев».
Именно так, в кавычках! Просто потому, что на длинном штыре одной из машин прикреплён… красный советский флаг. Не просто красная тряпка, а именно флаг, с золотыми серпом и молотом в верхнем углу у «древка».
Люк на крыше пулемётной башенки той машины открылся, и из неё по пояс высунулся человек, принявшийся махать куском белой материи.
— Сдаются! — радостно заорал лейтенант госбезопасности.
— Это вряд ли, — с сомнением покачал головой Осипов. — Если бы сдавались, не направляли бы на нас пулемёты. Скорее, предлагают переговоры.