— Белоконь, где сочинение? — вкрадчиво интересуется Зоя Всеволодовна.
— Какое сочинение? — вздрагивает Саша.
Она сидит за партой в кабинете литературы, а Зоя стоит перед ней.
— Ты должна знать — какое. Я задала его ровно год назад. — с угрозой в голосе отвечает Зоя Всеволодовна.
— Сашенька, — ласково шепчет Светлана, высунувшись из-за Зоиной спины, — я же тебе говорила: напиши, неприятности же будут! Вот и пожалуйста.
— Хорошо, я напишу… — покорно кивает Саша, — но скажите, на какую тему!
— Тема написана на доске. Садись и пиши! Пока не напишешь — из кабинета не выйдешь! — объявляет Зоя Всеволодовна и чеканным шагом покидает кабинет.
Светлана посылает Саше воздушный поцелуй и выплывает следом. Дверь с грохотом захлопывается за ней, щелкает ключ в замке.
Саша смотрит на электронную доску — на ней сияет надпись огромными буквами: “Тема сочинения.” Чуть пониже к доске приколот деревянный петрушка.
“ Так какая же тема? — размышляет Саша, — Петрушка… В него этот Каспар сегодня играл. А, знаю! Тема — Каспар Хаузер!
Кто же это такой? Я ведь знала! Забыла… Это от голода. Надо яблоко съесть”
У нее в рюкзаке всегда лежит яблоко. Но что за гадость? Оно измазано липкой черной грязью!
“Хорошо, что я ношу с собой бутылку с водой! Там, правда, чуть-чуть осталось, на донышке, но яблоко вымыть хватит.
Густая, как масло, вода медленно течет из бутылки, яблоко выскальзывает из рук. Катится, подпрыгивая, в угол кабинета, за ним тянется черный след. Саша идет за яблоком, но в углу вместо него лежит прозрачная красная бусина.
“ О! Это очень важная вещь! Не помню, для чего она мне, но точно знаю — я должна забрать ее и спрятать…
Саша наклоняется за бусиной, а в углу — дыра. Даже целая нора.
“ Как здорово! Я сейчас просто вылезу отсюда и убегу. Меня же мама ждет давно!”
Она протискивается в нору и ползет, крепко сжимая в кулаке бусину — ее ни в коем случае нельзя потерять! Стены норы сужаются, теснят ее со всех сторон, она уже не может двигаться вперед.
Нет, надо ползти назад. Не получается! Стены норы сжимаются, давят сильнее, сильнее. Как душно!
— Мама, помоги! — едва дыша шепчет Саша…
…И проснулась вся в слезах. “Это сон, какое счастье!”
Прохладное, бледное солнце смотрело прямо в круглое окно комнаты со скошенным потолком, наполняя ее мягким, светом. Пахло лавандой, смутно знакомыми травами и чуть-чуть жасмином.
Саша села на кровати и начала соображать где она, и что с ней вчера произошло.
Город муз… сумасшествие какое-то! Как можно в такое поверить? А впрочем, что ей еще остается? Или все это правда, или она сошла с ума. Второй вариант никуда не годится, значит придется смириться с первым.
Она оглядела комнату. Давно не крашеные белые стены, дощатый пол, в углу старинный шкаф, под окном небольшой письменный стол. Она лежит на высокой, как слон, кровати, придавленная тяжелым лоскутным одеялом. А на одеяле Молчун — развалилась, негодяйка, поперек, прикинулась куском белого меха.
— Брысь отсюда. — сказала ей Саша.
— Это почему? — зевнула Молчун.
— Потому. Бесишь. Если хочешь знать, я вообще кошек не очень-то люблю.
— Да и на здоровье. Я не кошка.
— Ах, да, я помню. Все равно бесишь.
— И тебе доброе утро…
Молчун с обиженным видом перепрыгнула с кровати на стул, где была аккуратно сложена Сашина одежда. Устроилась поверх, глядя на Сашу вызывающе. Та решила не поддаваться на провокации, тем более, что разлеживаться было некогда и неуместно. Спрыгнула с кровати. Обнаружила себя в белой рубашке до пят. Надо же, значит вчера хватило сил раздеться и напялить эту хламиду.
“А одежду мою кто-то сложил, я бы на пол швырнула.”
Она согнала Молчун со стула и с удивлением обнаружила, что ее вещи постираны и отглажены. Оделась, подошла к окну — ей хотелось взглянуть при свете дня на сад, поразивший ее вчера.
Но ее ждало разочарование. Сад выглядел запущенным и заброшенным. Там и сям высились обломки каменных стен, останки чугунных заборов. Прямо посреди очаровательной зеленой полянки торчала старая калитка. И больше ничего. Калитка в никуда? Почему бы не убрать весь этот хлам?
На дорожке, ведущей к зарослям синей гортензии показалась Бэлла. Она торопливо шла, держа в руке тяжелое ведро, перегибаясь набок и сильно хромая.
“Зачем она несет воду в кусты? Что там поливать после вчерашнего потопа?”
— Ну и что ты встала, как пень? — вернула ее в реальность Молчун.
Саша машинально обернулась, а когда снова посмотрела в окно, то Бэллы уже не увидела. Она успела скрыться в кустах.
— Чего застыла, говорю!
— Да сон мне приснился… странный, — ответила Саша.
— Расскажи.
— Буду я кошке сон рассказывать!
— Я не кошка.
— Угу. Я пошла. Ты со мной?
— Это еще кто с кем идет… — Молчун открыла носом дверь и шмыгнула в коридор.
По дому плыл аромат вишневого варенья. Саша остановилась в просторном пустом холле, повела носом. Молчун с загадочным видом села неподалеку и сделала вид, что не может оторвать восхищенных глаз от полусонной мухи на окне.
— Покажешь где кухня? — спросила ее Саша.
Молчун прикинулась кошкой.
— Ну и ладно, сама найду.
От холла отходила небольшая лестничка немного вбок и вниз. Снизу доносилось невнятные звуки — что-то постукивало и позвякивало.
Саша спустилась по лестничке и поняла, что пришла куда надо.
Кухня оказалось пугающе огромной. Посередине высилась белая печь, в которую при желании можно было бы запихнуть бревно. Стены от пола до потолка заняты шкафчиками, полочками, ящичками. Огромные корзины с овощами и фруктами, сундуки, короба, здоровенные глиняные жбаны. Невероятно, как можно в этом разбираться! Но у Бэллы, видно, неплохо получается, вон она, в углу возле маленькой печки, помешивает в кастрюльке. И аромат сводит с ума даже равнодушную к еде Сашу.
— Доброе утро. — сдержанно поздоровалась Саша. Бэлла, не поворачивая головы, пробормотала что-то похожее в ответ. Будто с кастрюлькой поздоровалась.
— Я проснулась, — продолжала Саша, — а в доме никого, кроме Молчун… и вас. — Спросить Бэллу о ведре она не решилась. — Спасибо, что постирали мои вещи… это ведь вы? — молчание в ответ. — Я, наверное, вам мешаю…
— Пока не мешаешь, а возьми вот ложку и мешай! Бэлла не обернулась, но большая ложка, перемазанная вареньем, мигом оказалась в руке у Саши, а сама она заняла Бэллино место у плиты.
А Бэлла, что-то бормоча себе под нос, зашлепала босыми ногами по каменному полу, захлопала дверцами шкафов.
На длинный сосновый стол слева от Саши грохнулась глиняная банка с мукой, миска с растопленным маслом, несколько коричневых яиц, баночки какие-то… Казалось, все появляется само собой, а Бэлла только руками размахивает. Тем же загадочным манером яйца, уже без скорлупы шлепнулись в каменную миску, на вид неподъемную, и Бэлла в считанные секунды превратила их с помощью венчика в желтоватую, воздушную пену. Не прекращая колдовать над миской, одной рукой она выхватила кастрюльку с вареньем из-под неловких Сашиных рук и бухнула на край стола.
— Все. Готово. Отойди-ка!
Саша, так и не выпустив из рук ложки, отступила назад, а Бэлла вместе с миской легко переместилась на ее место. Первая оладья зашкворчала на чугунной сковороде, которая все это время, оказывается грелась по соседству с вареньем, прямо у Саши под локтем.
— Не стой как столб, садись за стол!
Саша опустилась на табуретку возле стола. Лизнула ложку. А на столе уже стояли большие белые тарелки, чашки, ложки, вилки. Красовался огромный фарфоровый сливочник в виде коровы, до краев наполненный сметаной.
“ Как она все успевает?”
— Как-как… Смотри во все глаза, вот и увидишь! — Бэлла победоносно водрузила на стол зеленое блюдо, на котором дымилась гора золотистых оладьев. Следом за оладьями — темно-красный чайник с обколотой эмалью.
— Извини уж, парадную посуду доставать не буду.
Под столом, прямо на ногах у Саши устроилась Молчун, давая понять, что все забыла и простила. Саша неуверенно потянулась за сметаной.
— Кошке не давать!
Саша отдернула руку, подмигнула Молчун, мол, погоди, попозже. Зацепила вилкой оладушек, потянула к себе на тарелку.
Неуверенно нацелилась чайной ложкой на кастрюлю с вареньем.
— Смелей, не отравишься! — подбодрила ее Бэлла.
И сама шлепнула еще три оладьи на Сашину тарелку. Двумя большими ложками зачерпнула сразу и сметаны и варенья и плюхнула сверху. Молчун гипнотизировала Бэллу преданными глазами.
— Ладно, и ты жри! — Бэлла швырнула ком сметаны в железную миску под столом и точным движением босой ноги отправила в угол, где стояла метла.
Молчун, не теряя достоинства, проследовала к миске и занялась сметаной.
Саше показалось, что и пяти минут не прошло с момента ее появления на кухне, и вот она уже, обжигаясь и пачкая вареньем нос, уплетает самый вкусный в своей жизни завтрак. Бэлла присела напротив. Она не ела, молча смотрела на Сашу. Молчун, расправившись со сметаной, вернулась к столу и снова уселась Саше на ногу.
— Ты что здесь? Покормили тебя уже. — нахмурилась Бэлла.
Молчун всем своим видом изобразила, что кормили, кто же спорит, неплохо бы еще покормить. Саша вопросительно взглянула на Бэллу.
— Ладно, раз уж такая добрая.
Саша обмакнула кусок оладьи в сметану и протянула Молчун. Та деликатно цапнула подношение и проследовала с ним под стол. Суровый взгляд Бэллы потеплел. Она пододвинула кастрюльку с вареньем поближе к Саше.
— Спасибо, но я больше не могу. Так вкусно! Правда, киса? — Саша заглянула под стол, — Извини, что нагрубила тебе, голодная была.
— Забыли! И я не киса. — донеслось из-под стола.
— Слышишь ее? — спросила Бэлла.
— А вы разве нет?
Бэлла вздохнула, покачала косматой головой.
— Хотела бы. Да не могу.
Саше стало жаль Бэллу, захотелось сказать ей что-нибудь приятное.
— Зато готовите здорово. И угадываете любимое блюдо! Как вам это удается? — Саша думала, Бэлле будет приятно восхищение ее кулинарным ясновидением. Но Бэлла помрачнела сильнее.
— Как, как… — проворчала она. — Ты вот как узнаешь, кошка перед тобой или собака?
— Ну… — Саша растерялась, — ну видно же.
— Вот и мне видно. Только лучше б я всего этого не видела.
Взглянув в печальное лицо Бэллы, Саша удержалась от вопросов.
“ Не то я что-то брякнула.”
— Как обычно, — отозвалась Молчун.
Саша украдкой взглянула на Бэллу — слышит, нет? Не слышит. Но понимает, что разговариваем.
— Бери еще, наедайся как следует! День-то незнамо как пойдет.
— А что будет?
— Сейчас драгоценные приедут.
— Какие?
— Приедут — узнаешь. Не бойся.
— А где Клара?
— На солнце сидит. Пусть, надо ей. Совсем уже ноги не таскает.
Сотни вопросов крутились у Саши на языке, но она боялась спугнуть Бэллу. Та, похоже, неплохо к ней относится, но очень уж сердитая. Саша решила зайти издалека.
— Бэлла, а что значит Агафьино отродье?
Бэлла вытаращила на нее и без того огромные глаза.
— Кто сказал?
— Бабулька какая-то. Я вчера заблудилась, она мне дорогу показала. Но почему-то назвала меня так… Довольно обидно.
— Что за бабулька?
— Не знаю. Маленькая, лохматая, глаза хитрые.
— Плохо… Что ж вчера-то не сказала?
— Не знаю… устала, забыла. Бэлла! Расскажите мне, что здесь происходит. Пожалуйста! А то я как муха в сметане…
— Некогда мне! Посуду надо мыть! — Бэлла рывком поднялась, сгребла со стола грязную посуду, поковыляла к раковине.
Молчун расправилась с оладьей, облизнулась и сказала:
— А ты понастойчивей. Бэлла добрая, жалеет тебя. Лучше бы тебе знать заранее. Ты же соображаешь туго.
Руки так и чесались хлопнуть Молчун по ушам, но по сути-то эта меховая негодяйка права!
— Бэлла… — жалобно произнесла Саша. — Я здесь совсем одна, ничего не понимаю… и помочь мне некому. Пожалуйста, расскажите.
Бэлла устало оперлась на раковину. Вернулась к столу, села напротив Саши.
— Спросила бы ты лучше Клару! А я сболтну чего ненароком.
Саша сложила ладошки под подбородком и сделала брови домиком. Бэлла не выдержала, махнула рукой.
— Так и быть. Расскажу. Плохо у нас. Источник умер. Музы не рождаются, а те, что есть, от голода с ума сходят. В болото кидаются.
“Та девушка на площади вчера… Эола! — припомнила Саша, — значит это была муза? Она же как раз собиралась…”
— Тебе про источник мать-то не говорила? — спросила Бэлла как бы между прочим.
— Нет. Что за источник?
— У тебя какой талант? — спросила Бэлла вместо ответа.
— Никакого. — отрезала Саша.
— Не бывает так. — уверенно возразила Бэлла. — Мертвых талантов полно, а чтоб никакого — ни разу не слышала.
— Нет у меня таланта. Не хотите — не верьте. — процедила Саша, опустив глаза.
— Ну нет так нет. — не стала спорить Бэлла. — Тогда представь: сочиняет человек… ну… сказку, например.
Саша подозрительно покосилась на нее. Что-то уж очень точный пример!
— Представила. — осторожно ответила она.
— Что он чувствует в этот момент?
Саша пожала плечами.
— А думаешь как? — не сдавалась Бэлла.
— Думаю… много чего… чувствует.
— Вот. А это “много чего” куда потом девается?
— Откуда мне знать? — огрызнулась Саша
Бэлла хитро посмотрела на нее.
— Небось, столько всего вспомнишь, и придумаешь и представишь, пока сочиняешь. Ты ж не все это запишешь?
Саша с тоской вспомнила, сколько всяких мыслей, образов рождалось в ее голове, сколько слов она отметала, подбирая единственно возможное, сколько вычеркивала всего…
Она кивнула, не глядя на Бэллу.
— Вот! А намучаешься как, пока что-то стоящее получится… Да? А сколько радости потом? Вот она, инспирия, из этого и получается. Из мыслей твоих, из мучений и радости. Летает повсюду, и в небо поднимается, в облака. А потом вниз, с ветром, с дождиком. И в землю уходит.
— Как вода? — задумчиво спросила Саша.
— Вроде того. Но только увидеть ее нельзя. И достать ее как воду из колодца не получится. А вот если Пегас копытом ударит, земля треснет, как скорлупа, а оттуда инспирия фонтаном брызнет!
— А музы откуда берутся?
— Чтобы муза родилась, надо, чтобы историю твою кто-то прочел. И чтобы зацепила она его до слез или до смеху. Чтобы дыханье перехватило. Знаешь, как оно бывает?
Саша упрямо помотала головой. Все она знала. Но вот уже целый год запрещала себе чувствовать что-то подобное. Боялась, что ее неудержимо потянет тоже что-то сделать, а ей нельзя.
А Бэлла, ничуть не смутившись, продолжала:
— Вот тогда-то и музы появляются из источника. Красивые — глазам больно. И радость от них неимоверная. Такая, что землю хочется перевернуть!
Ее глаза сияли, разгладилась строгая морщинка между бровей. Она помолодела и похорошела при одной мысли о музах.
— Но это нечасто случается. Заставить других чувствовать — каждый может, да не всякий справится.
— Это как? Не понимаю.
— Пахать надо как лошадь.
— Как Пегас? — засмеялась Саша.
— Зря смеешься. Не все это умеют. Не все хотят. А не будешь трудится — талант погибнет. Савву нашего знаешь?
— Виделись.
— Драгоценный. Муза в лоб поцеловала. Талантище — на десятерых хватит. Так он и пашет за десятерых. С утра до ночи занимается. Даже когда из дому уходит, и то флейту с собой берет. Дорого талант обходится. Но когда он играет… Ни человек, ни муза, ни азума — никто ровно дышать не может. Услышишь его — поймешь, о чем я.
— Тебе было бы полезно послушать… — заметила Молчун.
Саша кинула в нее вишневой косточкой, чтобы не вмешивалась.
— Так что же все-таки случилось с источником? — напомнила она Бэлле. Та нахмурилась.
— Болото ползет. Лунную гору мхом затянуло. Раньше сияла как луна, а теперь зеленая стоит. Источник подо мхом задохся. А музам без него смерть. Инспирия для них — еда, вода и воздух. Как затосковали они, как побежали на болота, так Магнус, главный наш, понял, чем дело пахнет. Пошел на Лунную гору посмотреть что творится, да и не вернулся. Пропал. Альбинаты пошли, говорят, ни Магнуса, ни источника. Только мох по пояс.
— Ищут его?
— Как не искать… — вздохнула Бэлла. — Ищут. Да все без толку.
Она наклонилась ближе к Саше и добавила шепотом:
— Альбинаты — что они могут? Только муз ловить, да в Башню свою утаскивать. Гору оцепили, дороги перекрыли, да и успокоились. Клару вместо Магнуса пока назначили. А куда ей такой воз тащить? Тут и драгоценный не всякий справится, а она — муза. Она виду-то не подает, да только я знаю, каково ей приходится. Одна я и знаю.
Из под стола выбралась Молчун, вскочила Бэлле на колени.
— И ты, и ты! Забыли про тебя! — приговаривала Бэлла, поглаживая анимузу по спинке.
— Но если источник умер… то как же теперь быть?
Бэлла хотела ей что-то ответить и вдруг насторожилась, прислушалась.
— Клара возвращается. И не одна. Иди-ка, барышня в свою комнату, позовут тебя. Давай, давай, быстренько! Мне еще убрать тут надо. Молчун, отведи ее!
Молчун просеменила к двери, обернулась на Сашу.
— Пойдем, так и быть, покажу тебе кое-что. И расскажу.
Саша пожала плечами, пошла следом. Молчун привела ее в небольшую комнатку с окном в сад. Ближе к дому зеленела лужайка, окруженная зарослями жасмина, синих гортензий и акаций. Посреди лужайки торчала калитка — та, что Саша видела из окна своей мансарды.
— И что дальше?
— Сейчас все драгоценные будут здесь, мимо не пройдут.
— Драгоценные — кто они такие?
— Хранители муз. Это если коротко.
— А если длинно?
— Длинно они тебе сами расскажут. Если захотят.
— Расскажут, куда денутся!
— Уберись из окна! Спрячься, смотри и слушай.
Калитка, ведущая в никуда неожиданно распахнулась, и из нее, увязая шпильками в мягкой земле, шатаясь как стебелек под ветром, словно из ниоткуда ступила первая гостья. Миниатюрная, хрупкая дама, облаченная в черный балахон, расшитый стеклярусом. Под лучами утреннего солнца она сверкала как елочная игрушка. Золотистые локончики танцевали вокруг надменно-плаксивого лица при каждом ее неуверенном шаге.
Саша оторопела.
— Но… Как она это сделала? Это фокус какой-то?
— Обычное дело. Привыкай.
— Ладно… А кто она?
— Декаденция, хранитель поэтических муз.
— Похожа на поэтессу! — признала Саша.
— Упаси тебя бессмертные хранители так ее назвать — будет истерика.
— Почему?
— Она утверждает, что она — поэт.
— Ладно, поэт так поэт. — хмыкнула Саша, — Как, ты сказала, ее зовут? Де…граденция?
— Де-ка-денция. — отчеканила Молчун. — Хотя… Деграденция — в этом что-то есть. Только смотри ей так не ляпни. И не сболтни какую-нибудь обидную глупость, как ты любишь. Драгоценные очень чувствительны. Их нельзя обижать, даже если они со странностями.
— А это кто? — Саша даже не ответила на шпильку Молчун, так ее впечатлила следующая гостья. Крупная и энергичная дама с копной черных кудрей.
— Это наша Мельпомена, Амалия Пондерозова. Дама энергичная, сколько дел ей не поручи — все мало. Она заботится о театральных музах, да еще и устроила театр в Самородье. Будет время — сходи.
— Как-то ее многовато… — с опаской заметила Саша, наблюдая за роскошной Амалией. Все в ней было немножко чересчур — слишком большие глаза, слишком широкая цыганская юбка, слишком блестящие кольца в ушах. Она обняла за плечи Декаденцию и чмокнула в бледную щеку.
— Да, она может даже напугать кое-кого. На репетициях орет так, что в Музеоне слышно. Но никто ее не боится, потому что она ужасно добрая. Всегда меня под столом кормит, в отличии от… некоторых.
— По-твоему, кто тебя кормит, тот и добрый?
— Ну да. Мой личный тест. Я ведь анимуза. Это даже меньше, чем кошка. Со мной не притворяются, ведут себя так, как каждому свойственно.
— Значит меня ты тоже проверяла?
— А как же. Не по твоей же глупой болтовне тебя судить.
Саша хотела ответить какой-нибудь колкостью, но на полянку, опираясь на палку, с трудом вышел очередной гость. Высокий красивый старик. Седой, горбоносый, шея замотана бирюзовым платком.
— Мэтр Филибрум, — продолжала Молчун как ни в чем не бывало, — хранитель писательских муз. По совместительству — библиотекарь. Саша рассматривала его с особым интересом.
— Что за странное у него имя?
— На самом деле, оно еще страннее — Филипп Брунович его зовут. Кто-то оговорился разок, назвал его Филибрум, так и пристало. Тебе надо побывать в его библиотеке. Все, что когда-то было кем-либо написано ты там найдешь.
— Вот прямо все-все? — засомневалась Саша.
— Почти. — загадочно ответила Молчун.
— А это что за индюшонок-переросток?
Высокий юноша с пышной каштановой гривой и неестественно прямой спиной выступил из-за калитки с таким видом, словно и не на лужайку, а в парадную гостиную английской королевы.
— Поосторожней высказывайся. Это Лев.
— Я уже боюсь. — фыркнула Саша. — А чего он такой надутый? На вид чуть постарше меня, а ведет себя… будто ему швабру к спине привязали.
— Он всегда таким был. Когда станет Магнусом, ему это пригодится.
— Магнус? Бэлла что-то говорила про него.
— Самый главный хранитель. Ответственный за все и за всех. За Источник. За муз. За драгоценных. Даже башня защиты не может оспорить решения Магнуса.
— Индюшонок так высоко метит? Он не слишком маленький для такого?
— Магнус, тот, который исчез, объявил его своим преемником. Уже совсем скоро наступит день его совершеннолетия. И Лев должен будет вступить в права Магнуса. Но это не так-то просто. А тут еще ты…
— Я-то здесь при чем?
— Узнаешь скоро. Думаешь зачем все приехали?
— Понятия не имею.
— Будут решать — при чем ты или не при чем. Карла Иваныча ты знаешь. А Савву что-то не видно. И Кассандры нет.
При упоминании о Кассандре у Саши заныло в животе. Молчун внимательно посмотрела на нее.
— Про всех я тебе рассказала. Лезь на свой чердак, а я пойду к себе под стол. Тоже хочу послушать.
— Но…
— Брысь! — шикнула Молчун и испарилась.
Озадаченная Саша поднялась в мансарду.
Она сама себе удивлялась, как легко и спокойно смирилась с тем, что находится в городе муз. Как легко поверила в то, что музы — не плод воображения. Но она так вчера устала, что поверила бы чему угодно. А сегодня ей было ясно одно — Светлана не смогла бы устроить такой спектакль. А больше некому. У нее ведь ни друзей, ни врагов. Так может мама действительно жива и скрывается где-то в закоулках Музеона. Но зачем? Почему столько времени не давала о себе знать?
“ Не уеду отсюда, пока во всем не разберусь! Пусть выгоняют, пусть хоть силой волокут!”
И мысль о Кассандре не давала покоя. Ее нет среди гостей, значит, все плохо. Но можно ли об этом сейчас рассказать? Не будет ли от этого вреда маме, или Кассандре, или ей самой? И не рассказывать нельзя.
Шаги по лестнице прервали ее тревожные раздумья, дверь открылась — на пороге стоял Савва.
— Готова? — спросил он вместо приветствия. — Все собрались, ждут тебя. Пошли?
“Муза его в лоб поцеловала. — вспомнились Бэллины слова. — Ну-ну. Может оно и так, главное, чтобы не возомнил о себе много.”
— Откуда ты взялся? Тебя не было среди гостей. — заметила она небрежно.
— Я только что пришел. Играл.
— Во что?
Савва молча достал из кармана маленькую пан флейту, показал Саше.
Он очень изменился. Вчера он показался ей грустным, равнодушным, отстраненным. А сегодня — розовый, глаза горят, кудри всклокочены. Играл? Может быть, может быть…
— Пойдем. — повторил он.
— Что будет?
— Твое появление всех удивило. — уклончиво ответил Савва. — А кое-кого расстроило.
— Индюшонка? — догадалась Саша.
Савва растерялся на секунду, но быстро сообразил.
— Не только. — загадочно усмехнулся он.