Клара встала, шагнула навстречу Льву, пошатнулась, схватилась за спинку кресла.
— И где тебя носило? — накинулась на него Бэлла, — мать чуть с ума не сошла. Мы ночь не спали!
Лев, казалось, не заметил ни Клариной внезапной слабости, ни Бэллиного гнева.
— Я был на Лунной горе. — спокойно ответил он.
— И что? — вырвалось у Саши.
— Ничего. Полагаю, тебе это известно.
Пока Саша искала достойный ответ, Лев обернулся к Кларе.
— Пегаса нет. — сказал он с тем же ледяным спокойствием, — Надо сообщить в башню. А ее — он кивнул на Сашу, — снова допросить. А потом — в яму для нечисти.
— Перестань! — оборвала его Бэлла. — Ни при чем она.
— Еще как при чем!
— Левушка…
— Да раскройте вы наконец глаза! Все было хорошо, пока она не появилась.
— Она ни в чем не виновата! — сказал Савва таким тоном, что все повернулись к нему. — И ничего не знает. — закончил он тихо.
Лев смерил его высокомерным взглядом.
— С чего ты это взял?
Савва угрюмо молчал. Все смотрели на него в ожидании ответа.
И снова хлопок входной двери разрядил обстановку — в комнату влетел Карл Иваныч. Он тоже выглядел неважно. Его всегда тщательно уложенная шевелюра была взлохмачена, элегантное кашне безобразным комом торчало из кармана расстегнутого пальто, на подошвы изящных туфель налипли комья глины и клочья мха. Бегло оглядев всю компанию, он остановил разгневанный взгляд на Савве.
— Где ты был? Я битый час… Ладно, об этом потом. Пошли со мной.
— Что случилось? — безжизненным голосом спросила Клара. Карл Иваныч вытер рукавом влажный лоб.
— Музы… — он запнулся, неуверенно глядя на Клару, будто сомневаясь, стоит ли сообщать ей дурные вести. — …бунтуют. Требуют инспирии, или чтобы их отпустили в болото.
— Где Декаденция?
— Да черт ее знает! Дома нет. Нигде нет!
Все переглянулись.
— Кто видел ее последним? — спросил Лев, прожигая взглядом Сашу.
— Я? Я вообще была в другом месте.
— А кто сказал, что это ты? — хищно улыбнулся Лев.
— Да я… я же… — Саша совсем растерялась.
Карл Иваныч с досадой махнул на них рукой.
— Некогда выяснять! Там беда! Савва, ты все еще здесь? Пошли, ты нужен. Поиграй им, может успокоятся. Меня они не слушают.
— Я не пойду.
— Почему?
— Не могу.
— С ума сошел? Ты обязан!
Они смотрели друг на друга в упор. Несколько долгих секунд — и Савва опустил глаза, едва заметно кивнул, словно решившись на что-то, и быстро вышел. Карл Иваныч за ним. Лев метнул злобный взгляд на Сашу и кинулся следом.
Клара беспомощно обернулась к молчавшей все это время Бэлле. Та тяжело вздохнула.
— Пошли.
Подхватила Клару под руку и они, как могли, поспешили за ними. Бэлла на ходу бросила растерянной Саше.
— Ты не вздумай соваться! Тут сиди.
Саша послушно кивнула, плюхнулась на диван. Из-под стола вышла Молчун, села напротив Саши, посмотрела с укоризной.
— Поняла? — строго сказала ей Саша, — Не вздумай соваться! Тут сиди.
Вскочила с дивана и направилась в сад, прямиком к чугунной калитке.
***
После влажной свежести утреннего сада воздух Музеона показался ей тяжелым, как перед грозой. Напряженное ожидание висело над городом. Площадь Безобразова окружили альбинаты. На их бесцветных лицах читалась растерянность. На площади, прямо на разноцветной брусчатке, словно старые куклы в заброшенном доме, лежали музы. Они ничего не просили. Они просто лежали. Молча, неподвижно, с открытыми глазами. И это было страшнее, чем если бы они с воплями забрасывали город горящими головешками.
На пороге библиотеки, опираясь на палку стоял Филибрум. Драгоценные, сбившись в стайку, толпились рядом. Было тихо и душно.
Саша, стараясь не попадаться на глаза Бэлле и Кларе, заняла место среди драгоценных, прячась за внушительной фигурой Амалии.
— Что случилось? — тихонько спросила она у нее.
— Музы пришли к Декаденции. — объяснила Амалия, ухитрившись понизить свой зычный голос до шепота, — Она давно им намекала на инспирию из тайного колодца. Собрала всех. А сама пропала куда-то. Они отказались от некры. Отказались расходиться. Говорят — или инспирия, или они уйдут на болота, или умрут от голода.
— Налицо грубейшее нарушение Кодекса, выражающееся в неповиновении… принятии самостоятельных решений… и карающееся… — послышался неуверенный голос одного из альбинатов.
— О! Начинается. — тоскливо протянула Амалия.
— Чего ты ждешь? Сейчас их потащат в башню. Играй! — прошипел Карл Иваныч и вытолкнул вперед Савву. Тот бросил на драгоценных затравленный взгляд и медленно полез в карман за флейтой.
Тем временем Лев попытался выйти к музам, но Клара повисла на нем, что-то взволнованно шепча. Одна из муз обратила внимание на эту сцену. Приподняла голову, с трудом оторвала от камней свое невесомое на вид тело, подошла, шатаясь.
— Когда уже твое совершеннолетие? — спросила она почти беззвучно, — Я не помню… Когда будет инспирия?
— Не будет инспирии. — ответил Лев.
— Молчи! — прошипела Клара.
— Источника не будет! — крикнул Лев на всю площадь. — Пегаса нет на Лунной горе! Можете сообщить в башню. — устало бросил он стоящему рядом альбинату.
Над площадью повисла тишина. Долгожданный порыв ветра качнул вывеску над дверью библиотеки, она со скрипом закачалась на цепях. Кто-то тихонько ахнул. Музы медленно приподнимались, пожирая глазами Льва. Казалось, они силятся осознать сказанное, или ждут слов, отменяющих кошмар.
“ Ну что за идиот! — обозлилась Саша, — кто его за язык тянул! Ведь можно было что-то придумать, выиграть хоть немного времени. Тоже мне, Магнус!”
— Зачем? — застонала Клара, словно прочтя ее мысли.
— Совсем не умеет притворяться. — сочувственно сказала Амалия на ухо Саше, — Я как-то дала ему роль в спектакле — так он как кукла деревянная. Не годится на сцену. Жаль. Такая фактура пропадает!
Музы медленно поднимались на ноги, пошатываясь, цепляясь друг за друга. Альбинаты плотнее сомкнули кольцо. Драгоценные растерянно переглядывались. Лев тем временем отыскал глазами Сашу.
— А вот эту — он показал на нее пальцем, — прихватите с собой. Я уверен, ей есть, что рассказать.
Двое альбинатов встрепенулись и направилась к Саше. Для этого им надо было описать небольшую дугу, обойти драгоценных. Те не собирались расступаться и давать им дорогу.
— Беги… — шепнул ей Савва. Воспользовавшись заминкой, он успел переместиться поближе к драгоценным. — Через библиотеку беги в Самородье!
Саша понимала — он прав. Больше ей ничего не остается. Потом можно будет вернуться, можно будет… Она попятилась к дверям библиотеки, не решаясь повернуться к альбинатам спиной.
— Да быстрее же!
Еще один белесый двинулся к ней с другой стороны. Сейчас никто не сможет ей помочь. Альбинаты будут повиноваться главному. А Клара молчит, она раздавлена происходящим, она слова поперек не скажет Льву. И никто не скажет. И даже если кто-нибудь осмелится — он никого не станет слушать. Он считает себя правым всегда и во всем.
Еще шаг назад. Не сводя глаз с альбината, Саша нащупала холодную дверную ручку, молясь, чтобы в библиотеке не торчал на всякий случай какой-нибудь запасной белесый. Она дернула ручку — дверь не шелохнулась. Должно быть, Филибрум побоялся, что возмущенные музы возьмут штурмом библиотеку и предусмотрительно запер ее.
“Вот и все.” — мелькнула мысль. Бежать нет смысла — площадь забита альбинатами. Она закрыла глаза.
Раздалось хриплое карканье Невермора.
“Правильно. С тебя все началось, тобой и закончится.”
Она вся сжалась, ожидая, что вот сейчас в нее вцепятся холодные, твердые пальцы-клещи.
— Великие Хранители… — послышался чей-то придушенный вздох. Тихо вскрикнула Бэлла.
Саша осторожно приоткрыла один глаз. Альбинаты даже не смотрели в ее сторону. На нее вообще никто не смотрел, все как один повернулись в сторону Болотной улицы. Она не могла понять в чем дело — спины драгоценных и альбинатов закрывали от нее площадь. А над толпой с карканьем носился Невермор. Саша расхрабрилась, открыла оба глаза и привстала на цыпочки. В этот самый момент на площадь Безобразова ступила Кассандра.
Саша узнала ее сразу, хоть она и очень изменилась. Светлые волосы, беспорядочно свисали по плечам. Грязное, измятое платье болталась на ней мешком — она голодала? Рукав наполовину оборван. Босые ноги сбиты в кровь. Но самое ужасное — ее лицо. Оно осунулось, стало серым, прекрасные глаза цвета гречишного меда подернуты серой пленкой. Мутные, незрячие. Понимает ли она, что происходит?
Ясновидящая остановилась, обвела глазами площадь. Казалось она выискивает кого-то в притихшей толпе. Невидящий взгляд задержался на Льве. Глаза прояснились, и ужас отразился в них.
— Это он… — произнесла она хрипло.
— Кассандра…
— Это был он! — сказала она громче и указала дрожащей рукой на Льва.
Альбинат бережно взял ее под локоть. Кассандра яростно вырвала руку.
— Это он! — прокричала она на всю площадь. — Он меня похитил! Он преступник и самозванец! — она зашаталась, и вдруг обмякла и упала на руки Альбинатам. Бэлла бросилась к ней, поднесла к лицу какой-то флакон. Кассандра открыла глаза. Альбинаты тем временем окружили Льва. Тот выглядел изумленным, но молчал. Кассандра смотрела на него в упор.
— Он натравил на нас оскурата. — проговорила она, вся дрожа. — На меня и ту несчастную девочку. Я успела его разглядеть, прежде чем потерять сознание.
— Я этого не делал — наконец заговорил Лев. — Я был…
— Он служит Черной горе, я почувствовала, я увидела! Я объявила ему, что он не может быть Магнусом, а он догадался, что я знаю! Он натравил на меня оскурата! — и она снова упала на руки Бэлле, будто эта речь стоила ей последних сил.
Альбинаты моментально окружили Льва плотным кольцом. Он не возмущался, не протестовал, он, не отрываясь, потрясенно смотрел на Кассандру.
Клара бросилась было к нему, но Альбинаты почтительно ее отстранили.
— Вы не можете, не смеете, я запрещаю! — беспомощно выкрикивала Клара, но все было бесполезно. Ее не касались и пальцем, но не давали приблизиться ко Льву.
— Против него выдвинуто серьезное обвинение. — монотонно проговорил альбинат. — Мы обязаны доставить подозреваемого в башню для расследования обстоятельств дела.
Саша в ужасе наблюдала эту сцену, пытаясь собраться с мыслями.
Лев натравил оскурата — что за чушь! Кассандра наверняка ошибается, этого просто не может быть! Если бы он умел притворяться, он не стал бы так обнаруживать перед ней своих чувств и намерений. У него что на уме, то и на языке, ни одну свою мысль он не может скрыть. А его обвиняют в способности вести тонкую и сложную двойную игру.
— Это невозможно. — будто со стороны услышала она собственный тихий голос. И повторила громче — Это невозможно! Это неправда! Он не умеет притворяться! Амалия, вы только что сами сказали… Повторите, подтвердите!
Амалия отвела глаза. Остальные разом посмотрели на Сашу. Лев с удивлением, Клара — с благодарностью, Кассандра… Выражения глаз ясновидящей Саша не могла понять.
— Деточка, — Кассандра печально улыбнулась, — ты добра и благородна, но тебя жестоко обманули. И боюсь, твое мнение ничего не значит. Ты не имеешь отношения к Музеону, бедное, потерянное дитя!
— Но вы же сами мне говорили…
Кассандра, словно не слыша ее, повернулась к Бэлле.
— Я очень устала. Мы можем уйти?
Саша бессильно смотрела, как альбинаты ведут Льва в сторону башенной калитки. Он не пытался оправдываться, сопротивляться.
Клара перегородила им путь.
— Подождите, остановитесь… этого не может быть, это какая-то ошибка, он не мог!
— При всем уважении к вашему статусу, — проскрипел альбинат, — мы не можем не принять во внимание заявление Кассандры. Она — жертва и одновременно главный свидетель. Мы не имеем полномочий принимать решение в данных обстоятельствах. Этот случай необходимо расследовать.
Клара обернулась к Бэлле.
Та ответила ей виноватым взглядом.
— Я отведу ее домой?
Клара отвернулась.
Перед тем, как войти в калитку, Лев остановился, оглянулся.
— Это неправда. — сказал он Кларе и исчез за калиткой. Клара стояла неподвижно и смотрела ему вслед, и только губы ее беззвучно шевелились. Калитка захлопнулась.
За всеми этими волнениями все забыли о музах. А они жались друг к дружке на краю площади. И вот одна из них тихо спросила:
— А что будет с нами? Как же инспирия?
Клара растерянно обернулась назад, ища поддержки у драгоценных. Но ее не было. Льва увели, Бэлла уехала с Кассандрой, Карл Иваныч был так же обескуражен как и Клара, остальные стояли в замешательстве, не зная, как реагировать, что дальше делать, куда идти. Саша перехватила отчаянный Кларин взгляд, подошла к ней ближе, неловко обняла.
— Помоги мне… — прошептала Клара, вся дрожа.
— Чем я могу помочь?
— Пойдем со мной в Башню!
— Но как же музы?
— Что? Музы… — Клара произнесла это слово, как незнакомое, — но как же Лев?
— Инспирии… — послышался шепот. Следом за ним слабый вскрик:
— Дайте инспирии!
Со всех сторон раздавались стоны, жалобные всхлипы, хриплые выкрики, сначала нестройно и вразнобой, потом они слились в общий хор.
— Инспирии! Инспирии!
Отчаянье придало музам сил. Они шли к центру площади. Спотыкались, падали, некоторые уже не могли подняться, но и они упорно ползли в общий круг. И вдруг одна из них бросилась к зазевавшемуся альбинату, вцепилась в длинные белые волосы, повисла на них и закричала:
— Дайте инспирии! Мы голодны, мы умираем!
Альбинат опешил, он не ждал такого от полуживой музы и не сразу сообразил, что делать. Опомнившись, стряхнул с себя музу и попытался призвать к порядку:
— В случае неповиновения Кодексу, нарушители должны быть доставлены…
Его дрожащий тенор потонул в отчаянных воплях.
— Дайте нам уйти!
— Отпустите в болото!
— Савва! Что ты стоишь? — закричал Карл Иваныч.
Савва вышел вперед, дрожащими руками поднес флейту к губам, закрыл глаза. Музы смолкли, будто что-то почуяли, потом как лунатики потянулись к нему, столпились вокруг. Альбинаты, драгоценные — все замерли, все ждали. И все, как один вздрогнули, когда флейта пронзительно взвизгнула, и из нее понеслось жесткое, ритмичное, зловещее нечто. Музы изумленно замерли, некоторые испуганно прикрыли уши руками. И вдруг начали раскачиваться в такт, сначала неохотно, будто против воли, потом сильнее, смелее, и наконец двинулись по кругу, как покалеченные пауки, вплетая в жуткую музыку корявые движения обессиленных тел.
Все оцепенели, даже альбинаты не смели вмешаться. Савва, бледный, как мертвец, стоял неподвижно, не открывая глаз, безучастный ко всему, он не слышал, не осознавал, что творится вокруг. Флейта, казалось, обрела собственную, недобрую волю, она бесновалась в его руках, и непонятно было, кто кем играет. И музы танцевали свой дикий танец, как ожившие марионетки вокруг впавшего в беспамятство кукловода.
— Это не он… — произнес кто-то рядом с Сашей.
А музы оживали, их глаза загорались, они двигались все быстрее, быстрее, и вот понеслись по кругу, как ведьмы на шабаше. Худые, грязные руки взмывали вверх, хватая небо скрюченными пальцами, растрепанные волосы хлестали воздух, бессмысленный смех аккомпанировал визгу флейты. Еще немного — и они взлетят! А музыка звучала все исступленнее, и все безумнее хохотали музы.
— Прекратите это! — дрожащим голосом крикнул Филибрум. —
Карл, возьми у него флейту, или они разнесут город!
А Карл Иваныч стоял как зачарованный, тоже слегка раскачиваясь в такт. Услышав слова Филибрума он вздрогнул, очнулся, сделал неуверенный шаг и остановился, не решаясь разорвать круг ополоумевших муз.
Наконец альбинаты сообразили, что делать. Кто-то из них достал ключ, и повернул колесо на кратере. Некра угрожающе заворчала, выползла из кратера и потекла по площади.
Саша прижала рукава к лицу, закрывая рот и нос.
Это кошмарный сон… Она не в силах смотреть его, и не смотреть не может, закрывает в ужасе глаза, и тут же открывает. И видит обрывки…
… муза бросается на альбината, он хватает ее за руки… тащит к калитке…
Другая легла возле кратера, припала губами к черной, зловонной луже… Ее волосы, руки и лицо перепачканы некрой…
Клара стоит, схватившись за голову…
А Савва все играет…
Муза заползла на кратер, она сейчас прыгнет! Нет, два альбината ее оттаскивают… Некра течет по площади…
А он все играет…
Пронзительный крик стоял над площадью. Музы, пытались прорваться сквозь цепь альбинатов, у них не хватало сил, они падали, поднимались, ползли.
Одна муза проскользнула между альбинатами, бросилась прочь… ее никто не заметил.
Карл Иваныч подбежал наконец к Савве, выхватил флейту. На секунду наступила тишина. Савва открыл глаза. Он будто проснулся, провел рукой по лицу, обвел глазами площадь.
Тем временем на помощь подоспела еще одна группа альбинатов.
Они хватали муз и волокли их в калитку Серой башни.
Музы уже не сопротивлялись. Жуткий танец отнял у них последние силы. Они пытались разбежаться, скользили и падали в черную жижу, которая уже заливала всю площадь. Поднимались, снова падали.
Саша не в силах была пошевелиться. Она так и стояла, прикрывая локтем нос и рот.
Наконец все закончилось. Музы расползлись с площади, скрылись в городе, нескольким удалось прорваться к лесу. Остальных утащили альбинаты. Площадь опустела. Над городом висел смрад.
Саша отыскала глазами Савву. Он смотрит прямо на нее, а глаза у него как две черные ямы на обескровленном лице. Он начинает понимать, что натворил.
“Только молчи!” — прочла она в его умоляющем взгляде.
Она не знает, что было в ее глазах, но Савва смотрел на нее еще несколько секунд, повернулся и побрел в сторону болот. Она не стала его удерживать. Ей было страшно с ним заговорить.
И вдруг она уловила знакомое цоканье каблучков. Не может быть… Она обернулась — нет, ей не послышалась. Декаденция. Прикрывая нос золотистым палантином, балансируя на высоченных шпильках, она подошла к Филибруму.
— Извините, дорогие мои, я гуляла и потеряла счет времени! Чудесное утро сегодня! Но что за кошмар здесь творится? Механизм испортился?