“ Фиолетовый дом с желтой дверью, фиолетовый… “ твердила Саша, мчась по Болотной улице. Переулок Живого пламени… Вот он! “Товары для художников!”
Она остановилась, перевела дух. Решительно толкнула дверь. Пожалуй, даже слишком решительно. Сама того не желая, она с размаху ворвалась в магазинчик. Колокольчик над дверью забился в истерике, а сидящий за прилавком старичок от неожиданности подпрыгнул.
— Ой! Здравствуйте. Извините, что напугала.
— Не извиняйтесь, — заулыбался старичок. Улыбка очень шла к его лицу, казалось, это единственно возможное для него выражение. — Хотел бы я, чтобы все покупатели вбегали ко мне с таким энтузиазмом. Сразу видно — человек стремится к искусству! — он добродушно засмеялся.
Саша осмотрелась. Магазин для художников! Попадая в такие места, она жалеет, что живопись — не ее призвание. Даже пахнет здесь вкуснее, чем в кондитерской! Сияющая сахарной белизной бумага, коробки с красками, карандаши — они чудесны сами по себе, так хочется купить все сразу… ну хотя бы в руках подержать!
А в уголке у окна тоже кое-что интересное — выставка-продажа картин. В основном местные пейзажи — площадь Безобразова, кривенькие улочки, каменные лапы холмов. А вот толстый белый кот. А вот букет пронзительно-синей гортензии. А вот… это что такое?
Сердце заколотилось, потащило вперед. Небольшой портрет. Темноволосая женщина вполоборота. Мама!
— Понравилось что-нибудь? — деликатно спросил старичок.
Саша резко обернулась.
— Вы знаете эту женщину? Кто ее рисовал?
— Портрет писал местный мастер. — был спокойный ответ. — А эту женщину… хотел бы я ее знать. Любой живописец мечтает о такой модели, но увы! Ее не существует.
— То есть как?
— Фантазия художника. — вздохнул старичок,
— Это же моя мама! Я вам сейчас покажу, сами увидите! Дрожащими руками Саша выдрала из рюкзака свой альбом, сунула под нос старичку.
— Увлекаетесь прерафаэлитами? Похвально. Недурные копии. — оценил старичок, пролистав альбом.
— Да не увлекаюсь я никем, это не копии! Это я рисовала маму. Чтобы не забыть. — через силу проговорила Саша. Ком в горле мешал. — Понимаете, она пропала… может быть вы ее… Вспомните, пожалуйста!
Старичок между тем внимательно изучал Сашино лицо и бросал цепкие взгляды то на рисунки, то на портрет в углу.
— Да, да… А знаете, я вам верю. Сходство между вами и ею очевидно. Этот ангельский овал, тяжелые брови… Нежность спорит с суровостью. Но она мечтательница, вы — жестче, хоть и юная совсем. И в то же время вы такая хрупкая, уязвимая. Вы как будто пережили драму, а ее… — он кивнул на портрет, — проза жизни так и не коснулась. Но если бы у нее была дочь… Вам повезло. Вырастете красавицей.
Саша поморщилась с досадой.
— Да не в этом дело! Что ж вы не поймете… У меня мама пропала. Я целый год ее рисовала. Понимаете? Чтобы не забыть. А сегодня я получила записку, что она здесь, в вашем городе. Я помчалась сюда, захожу к вам и вот! — она взмахнула рукой в сторону портрета, обрушив на пол жестяную банку с кисточками, — Может быть этот художник писал с натуры? Мне бы с ним поговорить! Пожалуйста.
Старичок поднял с пола банку, вернул кисточки на место.
Этот портрет — печальная история. — вздохнул он.
— Расскажите! — взмолилась Саша.
Старичок, казалось, только того и ждал.
— Вы про наши заборы слышали уже? Очень хорошо! Так вот. Лет двадцать назад приехал к нам на этюды художник. Совсем молодой был парень, но очень талантливый. Разумеется, его предупредили насчет заборов. Хозяйка, у которой он снимал комнату, после говорила, что он все ее выспрашивал про заборы, про запретную зону. Очень ему интересно было, что там. И вот недели не прошло, как он пропал. Мы думали — не вернется. Никто не знает, где он там плутал, что видел… Возможно, дошел до Черной горы. Может растения там ядовитые, или грибы… Он вернулся. Но рассудок его пострадал. — Старичок помолчал, задумчиво глядя на портрет.
— Он что-то бессвязно бормотал, рассказывал про чудесную девушку, будто бы встреченную им в каком-то сказочном городе. И постоянно рисовал вот это лицо. На стенах, на земле. Повсюду. Встретил он эту девушку, или нафантазировал ее себе — кто знает. В Самородье такую не видели. Очень грустно. Большой талант погиб.
Старичок снова замолчал. Вздохнул.
— Он так и не уехал из Самородья, прожил здесь эти двадцать лет. Родственников у него нет, старушка, у которой он жил, давно умерла. Но какая-то добрая душа о нем заботится. Я тоже стараюсь помогать ему по мере сил, снабжаю красками и холстом. Он пишет эту красавицу, а я продаю портрет у себя в магазине. Это ведь уже не первая копия, он их написал очень много. Ее покупают охотно. Многим она напоминает работы Россетти. Рисунки на домах видели? Его работа. Уже после…
Он снова вздохнул.
— Так вы говорите, ваша мама пропала?
— Да. Год назад. — прошептала Саша.
”Если он рисует ее уже двадцать лет, то это не может быть мама.” — мелькнула тоскливая мысль. Свет, замаячивший на минутку в конце темного коридора, оказался тусклой лампочкой на глухой стене.
— Куда же мне теперь? — пробормотала она.
— А знаете что? А попробуйте-ка в библиотеку заглянуть! Вот сейчас выйдете от меня и… — старичок не успел закончить фразу.
Бренькнул колокольчик и в магазин деловитой походкой вошел карлик-пират собственной персоной. Он, правда, успел переодеться в живописные обноски явно с чужого плеча — драные штаны из малинового вельвета и яростно-желтый свитер в пару раз шире, чем требовалось. Бандану с черепами, по всей видимости, унесло зюйд-вестом.
Старичок озарился лицом.
— Каспар, дружок! Рад тебя видеть!
— Да это же… — не найдя слов, Саша схватила пирата за плечо.
Тот, не оборачиваясь, стряхнул ее руку и потопал прямо к прилавку.
Старичок вышел навстречу, достал что-то из кармана, игрушку что ли, вручил пирату, ласково потрепав его по косматой голове. Тот зашелся нездоровым, заливистым смехом. Саша оцепенела. Это сегодняшний ряженый, никаких сомнений! Но почему он выглядит как деревенский дурачок? Сидит на полу, бормочет невнятное, дергает за веревочку деревянного петрушку.
— Кто это? — прошептала она.
Старичок пожал плечами.
— Мы не знаем. Он иногда появляется здесь, голодный, оборванный. Мы его кое-как одеваем, если позволяет. Подкармливаем. Народ у нас добрый… Он покрутится здесь и опять пропадает. Мы беспокоимся за него — где он бродит? Не обидел бы кто… Совсем ведь как дитя.
Человечек самозабвенно играл. Дрыганье петрушки вызывало взрывы тихого восторга.
— Откуда он взялся?
— Ниоткуда. Просто появился однажды. Мы прозвали его Каспар Хаузер, — грустно улыбнулся старичок.
— Я видела его сегодня. — шепотом призналась Саша, — В Москве, на Арбате. Он передал мне записку про маму. Только он был одет в костюм пирата и разговаривал по-человечески.
Старичок посмотрел на нее как на тронутую.
— В Москве? На Арбате? Разговаривал? Не смешите меня! Как бы он туда добрался? Сегодня утром он бегал по площади, бросал монетки в кратер! Нет. Вы видели кого-то другого.
Саша не стала спорить. Она присела на корточки рядом с Каспаром, изобразила сладкую улыбку и медленно извлекла из кармана записку.
— Каспар, дружок… — она старалась подражать интонации старичка, — ты узнаешь меня? Ты мне дал это сегодня, помнишь?
Каспар увлеченно играл и Сашу игнорировал.
— Ты сам ее написал? — продолжала она со всей мягкостью, на какую была способна. — Нет… ты не смог бы сам. Кто тебе ее дал?
Она поднесла бумажку к его лицу. Каспар замер, бросил на Сашу недобрый взгляд исподлобья и швырнул игрушку в дальний угол. И вдруг выхватил из ее рук записку, и на четвереньках, как жук, шустро пополз вон из магазина.
Саша так растерялась, что не успела его остановить. А старичок горестно воскликнул:
— Что вы наделали? Вы расстроили его! Теперь он убежит совсем!
— Он украл мою записку, вы же видели! Это был он!
Саша сдернула с прилавка свой альбом и с грохотом и звоном выметнулась вслед за Каспаром.
Что случилось? Столько вдруг народа! Откуда они все взялись? Рабочий день закончился, или пироскаф привез туристов? Некогда разбираться! Саша была озабочена только тем, чтобы не потерять из виду малиновые штаны Каспара Хаузера. Они мелькнули внизу Болотной улицы, у выхода на площадь Безобразова. Саша ринулась следом, не обращая внимания на гневные возгласы чуть не сбитых ею прохожих.
— Каспар, дрянь такая, стой! — вопила она. — Ты нормальный, я же знаю!
— А ты ненормальная! — крикнул кто-то ей вслед.
— Держите его, пожалуйста! В малиновых штанах!
Только смех был ей ответом. А малиновые штаны тем временем пересекли площадь Безобразова и свернули на узенькую улочку, ползущую мимо помпезного здания с вывеской “Библиотека”.
— Каспар, не бойся, я только хочу спросить! Я все равно тебя поймаю! Да дайте же пройти!
Наконец ей удалось продраться сквозь площадь Безобразова. Библиотека, кривая улочка, а вот и малиново-желтое пятно сияет как георгин. Р-р-раз! И исчезло за углом.
Саше казалось, она попала в кошмарный сон. Она снова мечется по улицам, дергает встречных граждан за рукава — не видели такого, в малиновых штанах, Каспара, блин, Хаузера?
В этот раз ей везло больше. Как же, видели, во-о-о-н туда побежал! Направо! Он у вас что-то украл?
— Да, украл, украл, держите!
Не замечая названий улиц, не считая поворотов, Саша мчится вперед. Каспар уже не так далеко, свернул налево в конце очередной короткой улочки.
Женщина с распущенными волосами, нарисованная на стене, пальцем указывает ей дорогу. Человек на велосипеде, в волосах перо, несется навстречу, что-то кричит, тыча большим пальцем себе за спину… Саша увернулась от велосипеда, помчалась дальше, потеряв пару драгоценных секунд.
Она видит Каспара каждый раз в конце очередной улицы, перед новым поворотом. Какой же ловкий этот коротышка! На открытом пространстве она догнала бы его в два прыжка. Но этот городок — сплошные изгибы, углы и закоулки. Низенький, устойчивый Каспар отлично в них разбирается, семенит легко и быстро. А длинноногую, нескладную Сашу заносит на скользком булыжнике, пару раз она чуть не упала, чудом удержала равновесие! На повороте зацепилось курткой за ручку распахнутой двери, шарахнулась от нарисованного на стене старичка с газетой. А еще рюкзак за спиной — подпрыгивает, мешает и бесит.
Кажется, они пробежали уже все Самородье, сейчас пойдут на второй круг. Из последних сил она прибавляет ходу, еще поворот и… чуть не врезалась с разбегу в высокую кованую ограду. Успела схватиться обеими руками за толстые прутья, отдышалась, осмотрелась. Никого. С одной стороны тянется глухой забор. С другой — каменная стена, густо увитая ярким осенним плющом. А за чугунной оградой — глухой, запущенный сад.
Темные дебри. Корявые яблони гнут до земли тяжелые ветки. Каспару некуда было бы деться в этом тупичке, только протиснуться сквозь прутья чугунной ограды и юркнуть в сад. Или затаиться в зарослях плюща.
Саша резко дернула пурпурную лиану, и огромные, темные глаза глянули на нее в упор. Она вздрогнула, отскочила, лишь через секунду сообразила, что глаза нарисованы на стене. Она подосадовала на свою глупость и сильнее раздвинула буйную листву, чтобы рассмотреть рисунок. И снова вздрогнула. Мама. Ее лицо.
Это же знак! Надо пробираться в сад! Саша метнулась взад-вперед вдоль ограды — ни намека на калитку. Но Каспар же как-то пробрался!
— Ничего, ничего, ты пролез и я пролезу. Я же худая как швабра. — бормотала Саша, стягивая с плеч рюкзак.
“Заборов старых чугунных берегись!” — вспомнилось ей. Плевать! И она без колебаний пересекла границу чьей-то частной собственности.
Поднырнула под ветками яблонь, бросилась вглубь сада и почти сразу поняла — бесполезно. Трава по колено, колючие кусты барбариса, непролазная путаница сухих веток, одичавших роз, чертополоха. Сбежал Каспар. А если и затаился где-то — в этих дебрях его не найти. Что поделаешь, надо выбираться и возвращаться назад. Старичок, кажется, говорил что-то о библиотеке. Она вздохнула и поплелась назад. Ограда все не появлялась, и Саша заподозрила, что каким-то образом сбилась с пути. Она не беспокоилась — это же сад, а не лес. Рано или поздно он закончится, и даже если она забредет в другую часть города, то площадь Безобразова от нее никуда не денется. Но она шла и шла, а конца саду не предвиделось. Она слегка встревожилась. Сменила направление. Потом еще раз. Потом вытащила телефон, посмотрела время — около четырех. Она блуждает по саду почти час. Это уже никуда не годилось. Саша заволновалась всерьез и решила было начинать звать на помощь, но буквально через десяток шагов трава стала пониже, в ней обозначились тропинки, и в просвете между кустами жасмина мелькнула серая каменная стена. Чей-то дом. Саша облегченно вздохнула, ускорила шаг. Теперь ей хотя бы подскажут дорогу.