Соколов Дмитрий Борисович
"1984, или Повесть о первой-первой любви"
Краткое предисловие
Действие этого небольшого романа разворачивается в 1984-м году- как раз в том трижды зловещем "1984", романе-антиутопии Дж. Оруэлла. Причём происходит оно в самой что ни на есть "империи зла" СССР, что само по себе должно означать всякие запредельные ужасы. Я не специально выбрал эту дату- просто в 1984 мне исполнилось 20 лет, и я считал себя гражданином самой передовой страны, страны победившего социализма. А на всякие злобные антиутопии и инсинуации, о которых мы и не слышали в то время, мы, комсомольцы, клали с высокой горки. Фантастикой же мы все повально увлекались- время было такое, но фантастикой какой? оптимистической, советской, "нашей". Верили, что всё, о чём сейчас светло лишь мечтается немногим хорошим головам, сбудется- причём в самое ближайшее время, во время нашей молодости.
У нас как-то замалчивалось, что вот, оправдалось главное пророчество Жюль Верна- созданы "Наутилусы" (кстати, первая атомная ПЛ с таким названием ВМФ США прошла под Северным полюсом в 1959-м. СССР повторил подобное лишь тремя годами позже.) Да, но ведь Человек слетал в космос, высадился на Луне, покончил с мировыми войнами. Победил чуму, оспу, холеру- и это немало. А прогресс техники и электроники! Да, когда-нибудь оправдаются все пророчества А. Беляева, С. Лема, А.Азимова и др. Сверхпроводимость и термоядерный синтез- уже реальность. Уж на Марс точно полетим если не мы сами, то кто-то из наших лучших друзей. И эпоха путешествий во времени не за горами, и проникновение в глубинные тайны материи на основе марксизма-ленинизма, и появится нуль-транспортировка в любую точку пространства, и видеотелефоны, и видеомагнитофоны. Когда-нибудь...
Но Оруэлл назвал слишком уж конкретную цифру. "1984". Фантастика ли его роман? Из фантастов никто ведь не отваживался уточнить год, тем более, столь недалёкий...
Да, никого из них не было- ни Уинстона, ни Джулии. Не было Международного антиполового союза, телекранов, пролов, Министерства Любви, голодных крыс на лице- ничего не было. Можно было вздохнуть с облегчением- человечество пошло по другому пути, ура. Утопленные в океане "Боинги" и бойня в Афганистане- всего-то навсего, детские игрушки. Но 1984 был. Был. Теперь уже заканчивается 2004, мне давно стукнуло 40, мир давным-давно забыл и утописта, и саму ничем не примечательную дату. Но меня всё время тянет и тянет туда- во времена двадцатилетней давности, в далёкий и страшный "1984". Всё кажется, что-то мы забыли там сделать или что-то оттуда забрать. Вернёмся? Что ж, идёмте, читатель, не бойтесь- мы же вместе...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВЫШЕЛ В СТЕПЬ ДОНЕЦКУЮ
1.Александр Белошицкий
Сейчас- начало осени 1984, и Саня Белошицкий- это я. Мне двадцать лет, живу я в Л...- большом индустриальном городе на Украине, в Приднепровье. Я студент 4-го курса лечебного факультета л...ского медицинского института, собираюсь стать врачом. Но каким, ещё не решил.
Точно знаю, что акушерство и гинекология- не по мне, хирургия кажется делом чересчур грязным и малоинтеллектуальным, зато благородный дух терапии вполне соответствует моему образу мышления. Если бы терапия была и на деле такой изящной и проницательной, как это кажется при чтении учебников, я бы не задумываясь пошёл в неё. Но молодые люди болеют редко, если же болеют, в больнице лежать не хотят. Зато стариков и старушек, у которых уже всё болит, в любом терапевтическом отделении пруд пруди. Каждый практикующий терапевт скажет вам, что 90 % его работы- это лечение безнадёжного, в общем-то, престарелого контингента, зачастую одинокого, детски обидчивого, страшно любящего лечиться и уверенного в том, что именно его болезни самые страшные, самые интересные, самые "научные". Многие такие больные знают свою патологию так досконально, что берутся советовать соседям по палате и поучать молодых докторов. Своим студентам-кураторам они, вдохновясь вниманием молодёжи, порою читают целые лекции.
-Жить-то осталось- два раза поср@ть,- вздыхают потом студенты.
Пожалуй, нигде старость так не отвратительна, как в больнице.
Так что из этих трёх китов- терапии, хирургии и акушерства с гинекологией выбрать не так просто. Но куда спешить? Впереди ещё почти три года учёбы, точнее, два, ибо в конце 5-го курса мне предстоит писать заявление на прохождение тематической субординатуры. Но всё равно, времени- полно. На то и молодость...
В институт я поступил сразу после школы. Почему медицинский, спросите вы. Ну, во-первых, в нашем Л... медин- самый престижный вуз. Если вы считаете себя не совсем безнадёжным лентяем и человеком, лишённым способностей, не станете же вы поступать в пед, в "машинку" (машиностроительный), в физкультурный? Или в Институт советской торговли? Слышали же эту песенку на мотив "Феличиты":
Феличита!
Я- студент Института советской торговли
И вам не чета!
Вам не чета!!
Более или менее нормальные заведения- это Химико-технологический, Горный и Архитектурный. Но самый лучший- наш. Признаться кому-нибудь в том, что поступил в медицинский- не признаться, а так, бросить небрежно- значит, вызвать у своего собеседника волну самой чёрной зависти.
Во-вторых, выбор профессии для меня всю жизнь был нелёгким делом. В возрасте шести лет, когда мать вслух читала мне книжку "Майор Гаврилов"- про подвиги советского офицера в Брестской крепости- я ничего не хотел так, как вырасти и стать майором. Я был уверен, что майор- это самая лучшая профессия, и что став им, я немедленно задам немцам такого перцу, что они бегом побегут с родной земли, только пятки засверкают.
Потом я хотел стать космонавтом, хотел стать штурманом дальнего плавания, хотел стать великим художником, как Кукрыниксы (у нас дома была большая красочная книга об этом знаменитом трио карикатуристов. Кстати, они писали неплохие картины- "Таня", "Утро офицера царской армии", "Обвал на шахте" и другие, а также отличные иллюстрации к "Дон Кихоту", "Климу Самгину"), и так далее. Всерьёз же я собирался стать обязательно интеллектуалом и знаменитостью. Отвечала этим требованиям только профессия врача.
Медиков у меня в роду не было- просветить меня немного, поэтому весь десятый класс стараниями матери (она работала в городской библиотеке) я осваивался со своей будущей профессией по художественной литературе. Прочёл Углова и Амосова. Это было трудное чтение (кстати, даже для профессионала), но я осилил "Сердце хирурга" и "Мысли и сердце".
Потом были Кронин ("Цитадель", "Звёзды смотрят вниз" и др.) и Синклер Льюис ("Эроусмит"), Булгаков ("Записки юного врача" и "Морфий") и Вересаев (больше всего здесь меня поразили не потрошительские многостраничные описания вскрытий, анатомических театров и трахеостомий, а тот факт, что настоящая фамилия писателя- Смидович.
"Еврей, что ли?- с неприязнью думал я.- Если и еврей, так зачем скрывать? Вон их сколько- Лев Кассиль, Илья Эренбург, Лион Фейхтвангер. У нас в институте половина профессорско-преподавательского состава- евреи, и этим даже гордятся. Захотел псевдоним- ну взял бы себе еврейскую фамилию, ну немецкую... Под русского, что ли, решил закосить...")
Больше всего мне понравился роман ЮАР-овского профессора-хирурга Кристиана Бернара "Нежелательные элементы" про апартеид в юаровской медицине. Написано было живо, умно, трогательно. Импонировал и бернаровский такт- читатель не чувствовал свою медицинскую дебильность на фоне столь учёного автора. У всех же других то и дело проглядывало желание высунуться между строчек и щелкануть девственного читателя по длинному носу, который тот суёт куда не следует.
Ещё была неплохая повесть про первого наркома здравоохранения Семашко в журнале "Костёр"- там брало за душу описание трахеостомии задыхающемуся ребёнку, сделанной сапожным ножом в крестьянской избе, освещённой лишь лучиной.
"А смог бы я так"?- с замиранием сердца думал я.
Я узнал, что врачами были и Конан Дойль, и Сомерсет Моэм, и Че Гевара, и Юрий Сенкевич.
Таким образом, компания вырисовывалась вполне подходящая, и я окончательно решил поступать в мед.
Учился я все десять классов довольно сильно, так что сдать вступительные экзамены и набрать необходимые для поступления баллы оказалось неожиданно простым делом. Сложнее было с учёбой, особенно первые два курса. Изучение нормальной анатомии, да ещё непременно по-латыни, потребовало напряжения всех интеллектуальных способностей. Едва я освоился, как началась биохимия- наука серьёзная и гранитная. Но я и здесь справился и сдал экзамены на пятёрки.
Третий курс пошёл легче. Летом у нас была медсестринская практика, после прохождения которой мы могли, с разрешения деканата, устраиваться на работу средним медперсоналом- медбратьями и медсёстрами.
Это было весьма кстати. Несмотря на то, что я получал повышенную стипендию 50 рублей, на жизнь её не хватало. Мать "горбатилась" на 2 ставки в Центральной городской библиотеке, получая 140-150 р. в месяц, так что взять на себя моё великовозрастное содержание не могла. По достижении мною 18 лет, отцовские алименты прекратились. Делать нечего, нужно было устраиваться куда-нибудь на работу.
Уже многие наши студенты работали в практической медицине- ведь более половины были те, кто вначале закончил медучилище и даже отработал год-два. "Школьники" вроде меня составляли где-то треть будущих врачей, и, будучи свежее головой, уступали первым в опыте и практической сметке- те сразу чувствовали, где не лекциях и семинарах цветёт "халява", где можно "забить", а где и грамотно "прошланговать". Этому сложному искусству я так и не научился до конца института.
Поэтому насчёт работы я начал узнавать и расспрашивать своих старших товарищей. Большинство посоветовало мне идти "на скорую".
-Во-первых, там платят больше. 140 в месяц фельдшерская ставка. Во-вторых, ездишь себе, катаешься, пешком не ходишь. В-третьих, ты сам себе хозяин- не всё же время ездишь с врачом. Если врачей не хватает, то ты едешь на вызов один- фельдшерская бригада...